Коррекция

– Говорите, я вас слушаю, – сказал Василий, зачарованно смотревший на изображение головы Лидии.

Оно подмигнуло ему и исчезло.

– Сначала поговорим о вас, – продолжил Алексей. – Я хочу показать и попросить отнести отцу фотокопию одной из книг, описывающих жизнь хорошо известного вам человека. Это Никита Хрущёв. В этой книге о вас ничего нет, но мне довелось читать другую, в которой была коротко описана ваша судьба. Мы не знали, что нас занесёт в это время, иначе скопировали бы и её. Но я думаю, что вам и так интересно послушать. Там было написано, что вы в разговоре с сестрой сказали, что живёте до тех пор, пока жив отец. Эта фраза оказалась пророческой. Нет, вас не убили, но лишили всего и на восемь лет посадили в тюрьму, следствием которой стала инвалидность.

– Когда умрёт отец? – севшим голосом спросил Василий.

– Вечером пятого марта пятьдесят третьего года. Первого марта вашего отца разобьёт паралич и до самого конца он так и не придёт в себя.

– И что мне припишут?

– А что приписывают в подобных случаях? В вашем обвинений было много, начиная от аморального поведения и злоупотребления служебным положением и заканчивая клеветой на СССР. С вами в той ситуации всё равно разделались бы, потому что вы слишком много знали и были невоздержанны на язык. Но если бы сидели тихо, это произошло бы позже и могли меньше пострадать.

– Можете сказать, что я такого сделал?

– Конечно, – ответил Алексей и повернулся к жене. – Ты куда собралась?

– Надоело сидеть, – ответила Лида. – Погуляю рядом и разомну ноги, а вы беседуйте.

– Вы почему-то решили, что Сталин был отравлен, – сказал Алексей, – и попытались вывести всех на чистую воду. Наплевали на приказ Булганина…

– А что он приказал? – спросил Василий.

– Он направил вас командовать каким-то военным округом. В книге не написали каким, но, скорее всего, где-нибудь подальше от Москвы. В то время вас плотно опекала госбезопасность. Все телефонные разговоры прослушивались, а вы не стеснялись в выражениях. После того как вас выперли из армии, обратились в китайское посольства с заявлением, что отец был отравлен, и с просьбой уехать к ним. После этого вас арестовали, три года вели следствие, и в конце получили признание по всем пунктам обвинений.

– Это они умеют, – криво усмехнулся Василий. – Но если я так себя вёл и говорил об отравлении, значит, были основания.

– Может, и были, – не стал спорить Алексей, – но даже если так, глупо вести себя вызывающе, не имея за спиной сильной поддержки. Вас выбила из колеи смерть отца, и вы слишком привыкли к тому, что всё сходит с рук.

– Когда я умру?

– В конце марта шестьдесят второго года. Точной даты я не помню.

– Сорок один год! И что делать, молчать? Сами же говорили, что всё равно не оставят в покое!

–Успокойтесь, Василий! – повысил голос Алексей. – Вы были такой не один, просто пострадали одним из первых. Делёжка власти началась при жизни вашего отца, но основные баталии разгорелись после его смерти. В конечном итоге к власти пришла всякая сволочь и кончилось всё очень плохо. Мы ведь здесь не из-за вашей печальной судьбы, хоть я вам и сочувствую.

– Хрущёв?

– Да, но не он один. В результате борьбы за власть уничтожили самых честных, знающих и порядочных, а наверх всплыло всё дерьмо. Будете читать книгу?

– Почитаю, но у себя, – ответил Василий. – Вы же оставляете её для передачи отцу.

– Я хотел сделать пометки на полях, но передумал. В личном разговоре можно сказать больше.

– Вы рискнёте встретиться с отцом? – удивился он.

– Готов рискнуть, – кивнул Алексей. – Я говорил, что всё плохо кончилось, не сказал только насколько плохо. Ради того, чтобы это предотвратить, можно рискнуть жизнью. И потом здесь не вся книга, только две трети. Таких книг у меня несколько, а это история страны до конца века. Кроме того, есть информация по технике будущего, да и я сам очень много знаю. Постарайтесь донести до отца, что он получит от меня намного больше на добровольной основе, чем выбивая зубы в подвалах Лубянки или шантажируя женой. Я мог ограничиться этой книгой, только тогда даже ваша судьба изменится мало. Хрущёв почти наверняка уже конченый человек, но Берия принимал в вашей судьбе не меньшее участие. Его отстранение от власти и арест – это во многом работа Хрущёва. А если уберут Никиту, может не быть и ареста. Понимаете? Хрущёва ваш отец сотрёт в порошок, но Берию не тронет.

– Я постараюсь сделать всё, что в моих силах, но не могу ничего обещать, потому что отец мало считается с моим мнением.

– Ладно, возьмите пакет, – сказал Алексей, поднимаясь со скамейки. – Поговорите с отцом, а потом мы встретимся, и вы скажете о результате. Если он решит воспользоваться моими знаниями, я готов служить. Только все материалы я отдам лично ему, а уж он пусть решает, кому можно доверить с ними работать. Говорю для того, чтобы у меня ничего не изъяли при обыске. Пусть проверяют, что я не несу оружие или взрывчатку, но потом всё вернут обратно. Не стоит такое оставлять в посторонних руках даже ненадолго.

* * *

– И где эта книга? – хмыкнул отец.

– Забрала твоя охрана! – ответил Василий. – Но я их предупредил, чтобы не вздумали читать.

– Позови Алексея.

Сын вышел и через минуту вернулся вместе с Рыбиным.

– Не разворачивали? – спросил Сталин у телохранителя, кивнув на пакет в его руках. – Ну и правильно, давай его сюда. Оба свободны. А тебе, – он посмотрел на Василия, – я позвоню.

* * *

– Продал двадцать монет, – отчитался Алексей. – Больше у них не было денег. Теперь нужно сохранить наши запасы. Не будем делать тайники в лесу под ёлкой, а спрячем драгоценности, золото и часть денег на чердаке какого-нибудь дома. И легче взять, и ничего не промокнет. А оружие прятать не буду, всё равно им никто не сможет воспользоваться.

– А если отберут? – спросила Лида.

– Если со мной будут считаться, то вернут, а если нет, мне оно не понадобится.

– Когда ты так говоришь, мне хочется плакать! – всхлипнула жена. – Когда пойдём к Василию?

– Я пойду, – поправил он, вытирая ей слёзы платком. – Уже прошло три дня, поэтому Сталин наверняка успел оценить нашу книгу. Пообедаем и пойдём искать место для тайника. Если успеем всё сделать до возвращения Василия, то сегодня и пойду. Тянуть время – это только трепать себе нервы. А ты постоишь в сторонке и посмотришь. При любом исходе дела вернёшься домой. От нас до дачи Сталина меньше пятнадцати километров, так что на изображение коммуникаторов хватит. Лучше продемонстрировать вождю твоё изображение, чем тебя саму, а дальше посмотрим.

С тайником управились быстро. В первом же осмотренном пятиэтажном доме люк на чердак был открыт, отсутствовали даже петли для замка. Разгрести насыпку и уложить в углубление купленную деревянную шкатулку было делом нескольких минут.

– Хорошо запомнила место? – спросил жену Алексей. – Тогда я зарываю.

На лестничной площадке никого не было, поэтому они поспешно спустились с чердака и потом по лестнице к выходу из подъезда.

– Вроде не запачкались, – сказала Лида, осмотрев мужа. – Я как?

– Грязи не наблюдается, – ответил он. – Ключ не забыла? Если договорюсь и тебя будут забирать, собери все вещи и выйди с ними в сквер. Ни к чему подставлять хозяев квартиры. И давай уже направимся к Василию, он через час должен подъехать.

– Меня всю прямо колотит! – призналась жена полчаса спустя, когда Алексей оставил её за местом парковки автомашин, а сам собрался встречать сына Сталина.

– Обещай, что если со мной случится несчастье, ты не станешь делать глупостей, – попросил он, прижав её к себе. – Постарайся прожить жизнь счастливо!

– Иди, дурак! – ответила она. – Я тебе наобещаю! Только попробуй умереть! И позвони сразу, как только сможешь.

Алексей отстранился и пошёл к подъезду дома. На душе было паршиво, как никогда. Вот надо было ему влюбиться? Насколько легче рисковать только собой!

Василия пришлось ждать больше двадцати минут. Он, как и в прошлый раз, приехал на машине и сразу же направился к дому. Пройдя половину дорожки, увидел Алексея и ускорил шаг.

– Хорошо, что вы пришли! – сказал он, протягивая руку для пожатия. – Отец звонил вчера и сегодня. Сказал, что никто не собирается вас гнобить, если сами не дадите к тому поводов. Пойдёмте в дом, мне нужно позвонить.