Подножье тьмы

– Тогда вали, алкаш! – сурово приказала техничка, поднимая влажную тряпку. – Пьющих здесь нет. Сама не люблю пьющих.

– Вот погоди, – погрозила она вслед, – к власти придем, всех алкашей в Магадан вышлем.

– Своих там мало?

– Не знаю, как со своими, а наших всех в Магадан!

2

Ухмыляясь, Шурик вышел на улицу.

Он не торопился.

Он был уверен, Иванькова проведет в таинственной квартире все обеденное время. Можно подумать. Таинственная аббревиатура ППГВ… Какие-то митинги… Благодарности и пожертвования… Наконец, А.Я.Неелов («Сашка порядок наведет, дай время…»), газета «Вместе»… Да еще и бандиты, ворующие и продающие за границу детей… Действительно пора наводить порядок, в этом синеглазая техничка права… Но что, черт возьми, делает в царстве Неелова жена его заклятого врага?…

Одно ясно – здесь не бордель. Где не пьют, там не спят обычно.

Конечно, в хорошем офисе всегда найдется уютный уголок, где два горячих сердца могут на час, на полчаса уединиться, отдохнуть от надоевших дел, от ревущего, кипящего вокруг серого, как цемент, будничного глухого мира.

Все равно, вряд ли.

Штаб-квартира.

Это точней.

Штаб-квартира таинственной ППГВ… Некоей партии… Неофициальное место встреч сторонников независимого кандидата А.Я. Неелова…

Но госпожа С.П. Иванькова!.. Что делает среди приверженников независимого кандидата А.Я. Неелова госпожа С.П. Иванькова?…

А разве жена обязательно должна разделять идеи мужа? Почему, собственно, она обязана их разделять? Может, Иваньковой пришлись по душе именно идеи Неелова? Отсюда и скрытность, отсюда и отчуждение. Не обязательно за всем искать что-то такое… по трафарету…

А использованный презерватив в почтовом ящике? А тоскливые ночные звонки? А сомнения Иванькова?…

Ладно уж… Иваньков!.. У Иванькова у самого рыло в пуху. Об Иванькове пишут как об алкаше. Если у Неелова не пьют, даже это могло привлечь Иванькову…

Из будки телефона-автомата Шурик дозвонился до Роальда.

– Оргии? – Роальд сперва ничего не понял. – Какие оргии? А-а-а, ты про Иванькова. Вранье, наверное. Они с Нееловым конкуренты, им грязи друг для друга не жалко. Вспомни своего клиента. Сколько такой может выпить? Ну, стакан… Другому, правда, и этого хватит. Но чтобы посуду бил!.. Нет, Неелову я не верю.

Шурик прикинул: да, Иваньков не походил на громилу. Даже «я в ярости» он произносил ровно. Такой вряд ли станет бить посуду в дорогом ресторане. Такой, несомненно, прежде просчитает последствия.

Шурик огляделся.

Всю противоположную сторону улицы занимали коммерческие ларьки. Строили их по идиотскому шаблону – все пестрые, со вздернутыми козырьками, с некрашеными опускающимися решетками. Один ларек недавно сожгли – в пестром ряду мрачно, как дыра в зубе, чернел провал.

Обычное дело.

Если мне повезет, сказал себе Шурик, где-то здесь, в одной из этих клеток должен сидеть Симон.

Вообще-то Симона звали Семеном, но он терпеть не мог свое имя. Дружки тоже звали его Симон. Один только Шурик пользовался королевским правом говорить в лицо Симону – Семен. Ни у кого другого такое бы не прошло, но Шурик дважды вытаскивали Симона-Семена из неприятных историй, в которые тот попадал вовсе не по глупости и не по природной доброте, так что Симону приходилось терпеть приятельскую фамильярность Шурика.

Шурик неторопливо прошелся вдоль ларьков, не забывая оглядываться на дверь, надежно прикрытую за ним синеглазой техничкой.

Семена он нашел в пятом ларьке от края.

– Пива? – без суеты спросил Семен, узнав Шурика. – У меня холодное. Прямо из холодильника. Рекомендую.

– Ага, жарко, – согласился Шурик. – Дай банку датского.

Семен покрутил коротко стриженной головой, толстые губы сложились в подобие улыбки, но узкие глаза смотрели настороженно:

– Да брось ты – датского! Тоже – король! Возьми нормального, жигулевского. В банках одни консерванты.

– На консервантах дольше живут.

– Коровы, – кивнул умный Семен и небрежно отодвинул брошенные на прилавок бумажки. – Пей. Угощаю.

– Да уж не надо. Угощай приятелей.

– Как хочешь, – Семен столь же небрежно смел бумажки ладонью в ящик. – Я не откажусь, не миллионер, мне каждый рубль пригодится. – И посмотрел на Шурика: – Ты ведь кормить меня не будешь.

– Вот уж это точно! У меня есть только один способ тебя прокормить – посадить в камеру.

– Знаю, – недружелюбно буркнул Семен. – Только у меня чисто. Я сам не люблю бандитов.

– Не платят?

– Ну, почему? Они ж тоже понимают, – уклончиво ответил Семен. – Правда, всякое бывает. Бандиты ведь тоже разные. Не понравится, скажем, жвачка или мультивитамин не пукнет при вскрытии, сразу в обиду. Вчера один такой обидчивый полчаса уламывал кореша: дай вот Вовочка ему гранату, дай и все! Даже слово пожалуйста произносил. Я, говорит, Вовочка, быстро. Я, говорит, только суну гранату вон в тот ларек, и отбегу. Что-то не понравилось ему в том ларьке. Слава богу, Вовочка умный оказался, не дал гранату.

– Вообще-то, – сказал Семен задумчиво, – без этих придурков даже как-то скучно. Когда долго не приходят, начинаешь нервничать, ждать неприятностей. А придут, чувствуешь – все правильно, все нормалёк. Сперва сделаешь вид будто и не признал, потом всплеснешь руками – где ж, мол, были так долго?

– И как выкручиваешься?

– Ну как… – ухмыльнулся Семен. – Слово шепнешь, фотку покажешь. Так и проносит.

– Какую фотоку?

– Да есть одна у меня. В обнимку стоим. Лопушастый такой паренек, его все бандиты боятся как личной смерти.

– Не любишь, гляжу, клиентов.

– Ты что! – Семен даже обиделся. – Как я без клиентов? Клиент мне друг, даже если он с гранатой. Вот Сашка к власти придет, мы все дерьмо опять в нужники спустим.

– О чем это ты?

– Да так… – Семен нехорошо ухмыльнулся: – Не о клиентах. Клиент мне любой угоден. Даже иностранец. Ты не поверишь, я иностранца, как бабу, всей кожей чувствую. Ну, прямо легкость какая-то в теле при появлении иностранца. Плиз, всегда говорю, херр! Доверительно, с уважением. Они уважение, как никто, чувствуют. И бес, будто бес за язык тянет. Приценились, значит, к бутылке тысяч там в двадцать, а язык сам собой, без моей на то воли, доверительно выговаривает: для вас… только для вас, май херр… твенти, мол… твенти файф… Того и гляди, с испугу добавишь – долларс!

– Хороший ты парень, Семен.