От 7 до 70

Такие судьба играет игры: никому тогда неизвестный Окуджава приобрел всемирную известность. А этого важного комсомольского стихотворца, которому так приветливо улыбалась фортуна, и который имел такие благоприятные стартовые условия, вряд ли, сейчас вспомнят даже какие-либо специалисты по истории советской поэзии.

ПАВЕЛ АНТОКОЛЬСКИЙ

Изредка захаживал к нам маститый поэт Павел Григорьевич Антокольский. У него в руках всегда была узловатая деревянная палка с блестящим металлическим набалдашником. А его степенность, казавшаяся нам, молодым, солидностью, подчеркивалась большой изящной курительной трубкой, которую он редко вынимал изо рта. Время от времени он доставал из бокового кармана пиджака портсигар и наполнял трубку табаком, ломая над ней папиросы «Герцогина Флор». Повидимому, он имел этих курительных трубок целую коллекцию, так как каждый раз я видел у него новую.

Антокольский сидел обычно на самом почетном месте и, слушая выступающих, рисовал что-то на сложенных вдвое бумажных листах. Однажды он даже подарил мне, прочитавшему свою очередную сказку-легенду, карандашный рисунок – автопортрет, который хранится у меня до сих пор.

По поводу другого прочитанного мною рассказа, он высказался с добродушной улыбкой:

– Мне почему-то кажется, что ему надо сделать обрезание. Особенно важно, уж не обижайтесь за двусмысленность, обрезать ему конец. – Антокольский хохотнул и добавил: – Но можно и головку слегка подрезать. У вас там в начале слишком много ненужных красивостей. Надо было бы их убрать.

Я всегда вспоминаю Павла Григорьевича, когда редактирую собственные рукописи, и стараюсь выбросить кажущиеся лишними длинные куски. Но часто это бывает так трудно делать!

ИГОРЬ ШАФЕРАН

Я долго и плотно дружил со своим соседом по Преображенке Гариком Шафераном. Он стал потом известным поэтом-песенником, автором прекрасных очень популярных шлягеров, которые пела вся страна («Ходит песенка по кругу...», «Русское поле» и многие-многие другие).

У него была счастливая способность к точным и броским метафорам – одной единственной, главной, строчкой он создавал целую песенную картинку, все остальные только ее развивали и дополняли.

Гарик тогда что приехал с родителями и младшей сестренкой из Одессы и жил неподалеку от нас в двухэтажном доме на улице «9-ая рота». Мы встречались с ним на троллейбусной остановке и вместе ехали в ЦДКЖ, потом тоже вместе возвращались домой и говорили, говорили, говорили.

Он писал тогда стихи о море, моряках, китобойной флотилии "Слава" и хвалился, что с самим легендарным капитаном Соляником запускал гарпуны у берегов Антарктиды. Но этому мало кто верил.

Позже, когда Шаферан стал бурно сотрудничать с разными знаменитыми композиторами, он поменял через ЗАГС своего черноморско-одесского Гарика на великорусского Игоря. Ни с кем из магистральцев я так много не встречался, как с Шафераном. Наша дружба то набирала обороты, то затихала, но длилась почти всю жизнь, до самой его смерти.

Он рано женился и рано развелся. Его первая жена была дочерью Владимира Масса, одного из известных в то время авторов-драматургов дубля "Масс и Червинский". После своего развода, когда мы созвонились в очередной раз, Гарик сказал:

– Надоела мне вся эта богема, хочу простую рядовую бесхитростную инженершу, познакомил бы меня с кем-нибудь.

И я, работавший тогда в институте Водоканалпроект и тоже подошедший к рубежу своей беспутной вольготной досемейности, стал таскать его по всяким вечеринкам, танцулькам, пьянкам. Кажется, на одной из них он, наконец, нашел себе, еще раньше меня, жену-архитектора, с которой и прожил долгую счастливую жизнь.