Юность Богов. Книга первая: Огненная Чаша

На Холме в указанное время Старейшины все собрались, но было так им тяжко от груза всех тревог, которые внезапно обрушились на них, что долго все молчали не в силах говорить; в сознании у них мелькала трагедии вчерашней тень… сейчас все осознали, что Чашу потеряли, но лишь Добрей с Добриной понимали ужасный смысл того, что накануне здесь произошло: событий грозных началом было то – стеною плотной Мрак на Западе вставал, и Камень стрелы чёрные уже давно метал, о чём-то грозном он предупреждал – об этом догадаться было уж несложно. Беда была лишь в том, что доброславы привыкли жить в Добре и Краса-те и тяжести беды, что подступала, никак не понимали: до этого им было как-то далеко, да и потом надеялись все на Богов. Лишь стоит Их позвать, как явятся Они и Чашу им вернут.

Зла они не знали, доверчивы, как дети, были и всюду видели одно Добро, обо всём они судили по себе, и что кто-то может нож на них точить – вот этого совсем не понимали, ибо никогда не представляли, что кто-то может мысль о том держать. Убийство – понятия такого не было в сознании у них: Любовь ко всем здесь существам гнездилась в их сердцах, и даже страха в общем-то не ведали они, не говоря уже о ненависти и о злобе, – словом, с Миром были существом одним и потому не боль, а радость в Мир каждым помыслом своим несли. Тем более они не понимали, как Хозяин Яви, Друг ближайший самого Владыки Ра, такое мог бы сотворить и кражу учинить. Понятия и кражи не было у них! Ну как тут было говорить и что-то обсудить?! Они и думать-то не смели, что некая Беда – и этого понятия не знали и не понимали – может им грозить. Они в неведенье счастливом жили и из него не торопились выходить, и все заботы их лишь Доброславии касались.

А та Беда, о которой с такой печалью Добрей с Добриной говорил, – так она была же за Горами, да и к тому же Суры были ближе к ней – вот пусть и думают о ней. А Чаша? Что Чаша? Была она, и нет её теперь. И что? Мир как стоял, так и стоит, на землю не пали Небеса, и Солнце в них по-прежнему сияет – так какая тут Беда? Зачем тут страхи призывать и детишек маленьких пугать? Всё обойдётся как-нибудь, а коли Чаша столь важна, то есть на это Ра – пусть Боги разбираются промеж собой, раз Чашу ту установили. И потому давно, за исключением Добрины и Добрея, даже к Зеркалу Обзора дорогу позабыли, и пауки уж паутиною его покрыли. Добрина и Добрей также к Зеркалу давно не подходили, пока их Третий Глаз в пространство Маракары свободно проникал, но Хаос там стеной кипящею вставал и видеть им мешал, потом и слух пропал. И только Зеркало ещё могло вдаль проникать и что-то узнавать.

Про то, что видели и слышали они, Добрей с Добриной Совету не решались говорить – всё это было столь ужасно, что в языке их не было таких понятий, чтоб безобразье это отразить: кровь, рёв, вой, рык и стоны, и трупов горы – и было бы зачем, когда на Яви хватит места всем. Это всё они ВОЙ-ной назвали, и лишний раз Добрей с Добриной опасались в Ту сторону глядеть – потом ночами кошмары их терзали. Между собой поговорив, Старейшины решили про увиденное в Маракаре счастливым доброславам пока не говорить, самим же наблюдать, чтобы понять все планы Чёрного Владыки и меры какие-никакие предпринять – жизнь сама им подсказать могла, ведь и Добрей с Добриной никогда ни с кем не воевали и потому не знали, что же делать им, если Враг на Доброславию Войною вдруг пойдёт: вдоль границы с сурами такие Войны уж кипели, и если б не Отпорная Стена, которую, предвидя времена суровые, Бог Солнца Ра воздвиг, то сурам туго бы пришлось. А так сражения гремели между Сурией и Маракарой, вдоль Стены Отпорной, – в землях Глухоманья, где люди расселялись среди Пустошей Зелёных. Суров дали светлые манили необъятной силою своей: сам дух у суров волей вольной жил, и каждый тут себе был господин и над собою власти никакой не признавал, за исключеньем власти Ра – внуками они Его себя считали и только Именем Его держались воедино, одновременно ярые и добрые внутри.

Заблаговременно Добрина и Добрей Вождей их посещали, грядущие события им извещали, но суры верили в Отпорную Стену, всё остальное мелочью нестоящей считали и рассчитывали на свои авось да на небось, а более того опять на Ра надежды возлагали: Он им когда-то обещал, что, если грянет Гром, Он тут же к внукам явится своим – так Старейшин доброславов один из суров уверял. Но, несмотря на это всё, суры от спячки мирной просыпались и готовились к Войне, что в Межграничье закипала. И пока в тех стычках побеждали – дубинки им пока хватало и рыка грозного, чтобы орды орков разметать и разогнать.

А тем временем события вставали Чёрными горами над землями людей, и в небесах копились тучи грозовые; Звёзды беды обещали, но от доброславов все эти страсти доселе были далеко: Долина их лежала меж непроходимыми Горами, и в неё попасть не мог чужой: молитвами Богини Лады она была охранена, и негою ленивой наслаждались доброславы. И вот звоночек первый прозвучал: Враг всё точно рассчитал, Чашу подло он украл, в которой Очистительный Огонь пылал, эоны лет он злые мысли всех людей сжигал и не давал сердцам Злом отравиться. Час испытания внезапно так настал средь мирной жизни безмятежной. И в это не хотелось верить: ведь Солнышко по-прежнему сияло, и Краса-та ласкала глаз, и если бы не Лестницы остов, что жалобно скрипел, обломками своими в небо упираясь, то можно было бы внимания не обращать на кражу Чаши – многие со временем уж позабыли, зачем здесь Чаша, для чего горит, и, наверное, Добрина только и Добрей и, может, кто ещё значенье кражи Чаши понимали, а остальные в смятенье пребывали и в малодумии молчали. И так прошёл едва ль не час, а может, даже больше.

– Что, так и будем мы молчать? – Добрина вопросила. Она негласно Главой была Совета, и, к слову если бы сказать, тогда по матери велось родство и говорили так: Добрей – сын Доброславы, и в редком случае могли добавить имя родителя второго, но первым имя матери звучало. Добрину в Долине все любили: она и внешне на Богиню Ладу даже походила, сердцем горяча была и умом светлейшим отличалась, в ней радости огонь горел неугомонный; многие года она жила, и, если бы не мудрости глаза, она ничем от юных дев не отличалась. С Добреем вместе они когда-то с самой Богиней Ладой здесь встречались, их искусствам многим Лада научила и благословила на жизнь совместную на Яви, им много счастья обещав. И обещание своё сдержала: сплошным потоком счастья их жизнь совместная была. Более всего Добрина, от Лады переняв, выращивать цветы любила, и нередко Лада ей из Мира Дальнего цветы в дар присылала. Добрей не отставал от Радости своей – так звал Добрину он, во всём ей помогал и многому учился у неё, и многому учил её – так жили не тужили, радуя друг друга и доброславов заодно. И доброславы едва ли не Богами их считали и всем советам их внимали – вот так вот пребывали без хлопот, счастьем наслаждаясь беззаботным. И вот Гром всё же грянул и всех застал врасплох.

В Совет входили двенадцать доброславов, но сегодня к ним двое добавилось ещё – то были Добрёнок и Добринка, которые для всех любимчиками были, и многое им разрешалось, чего другим не позволялось.

– Сегодня странные ко мне пришли слова, – так речь свою Добрина начала, всех строгим взглядом обводя. – Они такие:

«Пришёл то Враг коварный,

Похитить счастье у добрят,

И будет миру гибель,

Если вдруг они проспят».

– Потом явилась Чаша мне – она стояла в темноте, как будто бы покрытая цепями и задыхалась там, средь Мрака Зла.

– И мне сегодня были строки, – сказал Добрей, с Добриной рядом становясь.

«Оставьте речи,

Когда пылающий Огонь Похищен, украдён.

Ковать вам надобно Мечи

И Чашу светлую спасти!»

– А что такое есть Мечи – вот это непонятным осталось мне.

Мирослава поднялась, что первою певуньею слыла:

– «Кто Мир спасёт? – мне Голос прозвучал с Высот. – Не богатырь, и не мудрец, а самый малый молодец». Как это понимать – кто-нибудь разгадку может подсказать?

Собака Дружка, что ни на шаг не отходила от детей – своих друзей, вдруг гавкнула Совету:

– Добринка и Добрёнок Мир спасут и Чашу Светлую вернут!

Добрей шутливо собаке сделал страшные глаза:

– И ты пророчицей уж стала?! И на том спасибо. А пока сиди и слушай, что люди говорят, – Добрей сегодня очень озабочен был и так с собакой никогда не говорил. Он с Дружкой часто по лесам бродил и с ней беседовать любил – та о Лошади какой-то всё твердила, которая с иного Мира вместе с ней на Явь когда-то прилетела и даже ржать таинственно умела, а это что такое, Добрей не понимал, но знал, что эта Лошадь на себе Богов возила, да вот беда – пропала как будто в никуда. А так травой она кормилась и хвост ещё имела и копыт четыре штуки, на которых и скакала по траве. Добрей ту Лошадь обещал найти, да было всё ему не по пути, куда-то в сторону его сносило, да и Дружка след не находила. Но сегодня Добрей был крайне озабочен, и вид его был очень грозен: лицо Добрея тень накрыла, глаза как молнии сверкали, а голос громом грохотал. На Посох опирался он, конец которого украшен дивным Шаром синим был, внутри его горел Огонь – как легенда древняя гласила, этот Посох сам оставил Ра, чтоб сбиться не могли с пути. Посох был волшебный, не простой – он громадной силой обладал, стрелы-молнии метал, во мраке путь он освещал, мог гору вверх поднять и тучи разогнать.

Однажды дед Добрей, чтоб внуков позабавить, заставил камни вверх по горе скакать и даже в воздухе летать, а как-то дерево одно взбесилось и начало цветы топтать – Добрей лишь синий луч из Посоха направил, и древо вновь сознанье обрело и в Лес спокойненько ушло.

– Доброславы! – Добрея голос загремел в торжественной тиши. – Мы собрались в суровый час, что был предсказан многие века назад. Судьба всей Яви и нашей вместе с ней теперь зависит от того, вернём мы Чашу или нет. Хозяин Яви Ра изменил и власть над Явью в Зло обратил. Он силы Тьмы призвал и сам их пестовал. Давно с Добриной за ним мы наблюдаем и измену Свету примечаем. Почему же нашу Чашу Яви Властелин украл? Она Огнём своим сжигала мыслеформы Зла, которые Властитель Яви порождал и пространство Нави ими засорял. Если Чашу не вернём, то в скором времени сознания огонь потухнет в нас, и станем мы подобны гоблинам и оркам, что мыслить вовсе не умеют. Словом, в Чаше – наша жизнь! – Добрей остановился, вытер пот со лба и тяжело вздохнул: – Чашу надо возвращать! А как? Вот это будем обсуждать.

Старейшины молчали: они уже давно считали, что Чаша просто так горит, что Чаша – лишь память о Богах, а что от Чаши зависит жизнь всей Яви, для них как громом прозвучало. Ведь многое они забыли и к седым преданьям относили сказанья о Богах, что здесь ходили, и эту Чашу подарили, и Камень Адамант зачем-то принесли, что весь травой и мхом уже порос. В сознании старейшин мысли хаотически носились, сшибались, разлетались, в мелкие клубки сплетались и снова разлетались – решение никак не приходило, где-то в стороне оно бродило и доброславов всё никак не находило.

Тогда Добринка малая с зелёно-синими глазами, что ярче солнышка сияли, решительно шагнула в круг, кипя решением заветным:

– Что зря тут рассуждать?! Обратно Чашу надо забирать!

Добрёнок с сестрёнкой рядом встал, взор его огонь метал, и Дружка пристроилась меж ними, сердито зарычав: за своих хозяев молодых она была готова жизнь отдать, любого покусать, коль в этом бы нужда настала.

– Войной идти нам надо на Чёрного Врага! – сестрёнку Добрёнок поддержал. – На месте сидя, Чашу не добыть! И если надо, за Чашей сами мы пойдём, и Чашу нашу мы найдём!

Вид у компании был самый грозный. Старейшины не знали, смеяться им или сердиться, и кто-то понарошке всё ж сурово произнёс:

– Вы как тут очутились? А ну-ка быстренько домой бегите!

– Так надо, чтобы здесь мы были! – Добрёнок гордо отвечал. – С утра Совет мы провели и к решению пришли: за Чашей надобно пойти!

От изумленья Старцы потеряли речь; во все глаза они глядели на юных удальцов, которые стояли, высоко головы подняв, – такого не бывало отродясь.

– Спасибо за совет, – Добрина внукам пальцем погрозила. – А теперь бегите к матери домой. Там вместе с ней Совет свой проводите.

Детей с холма как ветром сдуло, а впереди их мчалась Дружка, хвост рыжий распустив. Их взглядом проводив, Совет продолжил заседать.

– А дети-то правы, – Добрина заявила. – Нам Чашу надобно спасать и надо срочно действовать начать. А так мы можем говорить здесь целый год, и всё не будет толку никакого. Нам опыт дней безчётных застилает ум, мы прошлым в основном живём и мерой той событья мерим. Детский ум живёт без груза лет, он ясен, прост и ближе к Истине стоит, а Истина лишь в действии себя являет. Мы слишком долго вольготно, беззаботно жили, но, кажется, пора пришла нам просыпаться и всерьёз за дело взяться. Враг могуч, но вместе мы ведь тоже сила! Творцы нам мощный разум дали, его пора на деле проявить.

Добрей супругу слушал, а сам же напряжённо думал, как Чашу вызволить из плена. Про мощь Властителя планеты Добрей не понаслышке знал и сам не раз он наблюдал, как тот одной лишь мыслью горы сокрушал, ярые стихии поднимал, и Маракару ими окружал. Да, в Тёмную Страну так просто не войдёшь и Чашу просто не возьмёшь. Яви Чёрный Властелин не для того же Чашу взял, чтоб поиграться и отдать. Удар он в сердце самое нанёс: без Чаши может рухнуть под напором Зла сама Отпорная Стена. Чаша спрятана в горе, но только где? Гор много в Маракаре, и вряд ли Чашу Враг оставит без охраны. И почему-то в ней Огонь не потушил? Не смог или ловушку хитрую оставил: ведь дал же он увидеть Чашу им. Тогда же Добрей почуял чей-то тяжкий взгляд с насмешкою недоброй, и чья-то тень рогатая по краюшку его сознания мелькнула… Хитёр, хитёр Властитель Яви: какую пакость он новую придумал? Надо бы в сознание Врага проникнуть и замыслы узнать, чтоб правильные меры ответно предпринять…

– Сознание нам надо всем объединять, – речь тем временем Добрина продолжала, – и Чашу возвратить. Нам в этом Посох Ра поможет, который силу нашу укрепит.

Много доброславы говорить не говорили, а к делу сразу приступили: они прониклись важностью момента и желаньем запылали обратно Чашу возвратить. На Посох Ра все мысли направили свои, и камень, что Посох украшал, вдруг загорелся красным огоньком, потом он синим занялся Огнём и далее лиловым раскалился цветом: то мысли доброславов в единое сливались, и вдруг Стрела из Посоха ушла туда, на Запад, где Тьма глубокая легла. Пространства как будто бы не стало, Чаша пред доброславами предстала, в ней пламя белое сияло, образы рождая Краса-ты. Доброславы руки к Чаше протянули, и Чаша стала подниматься, чтоб в руки им предаться. Но тут рогатая мелькнула тень, Дракон чернейший из мрака проявился и ярым хохотом он разразился – в нём мощь ужасная гремела, сознанье доброславов сокрушая и изнутри взрывая болью жуткою такой, что многие на землю пали и с Холма скатились, а Посох, что у Добрея был в руках, вдруг запылал невыносимо, и камень разорвался, осколками Добрея смертельно поразив. Дракон в довершие всего огнём зловонным полыхнул из трёх своих пастей и смёл с Холма остатки доброславов – так в несколько секунд разгромлен был Совет.

Из Совета многие в тот день погибли – в Мир Нави перешли, Добрина же надолго сознанье потеряла и, сильно обожжённая, страдала – была она ни жива, ни мертва. Добрей из Мира Нави прилетал и по ночам с Добриной рядом он бывал. Добрей совсем прозрачный стал – просвечивали звёзды сквозь него, особенно вначале, но потом он тело тонкое своё сгустил и уплотнил, и внуки даже трогали его – любимого дедусю: он был прохладно-влажный и очень пить любил, особенно квасок медовый, травяной. Когда душа Добрины во время сна из тела выходила, то она с Добреем куда-то вместе улетала, но куда? По возвращении про то они молчали и только запах тошнотворный порою издавали – скорей всего, они бывали в Маракаре иль в низших сферах Нави и посеревшими оттуда возвращались – аура заметно их темнела, рубиновым кольцом вокруг их душ горела, – но это всё случалось, когда внучата обычно спали и потому лишь раза два такими деда с бабушкой они видали.

Глава 5

Новый Совет думает и решает

По Добрееву указу новый создали Совет, куда вошли родители Добрёнка и Добринки – Добромил и Добромила. Едва ль не каждый день Совет тот заседал, но что решал, то было неизвестно для детей, но, судя по виду мрачному, по спорам, что возникали между матерью и отцом, решение заветное не приходило: Камень Адамант в глубокое молчание ушёл, и даже искры не сияли на поверхности его; предки из Мира Нави и из Мира Прави советов не давали, и Бог Солнца Ра молчал – только пятна гнева пробегали по лику светлому его; не тучи – страха непонятного мгла серая копиться начала в небесной глубине; горы, что вершинами далёкими белели, в мареве теперь пропали; Солнце в нём кровавое горело, хотя наутро чистое всходило, омывшись где-то в небесах, и радость вроде бы сулило, но как-то потусклей светило – света даже в полдень явно не хватало; ветер ледянистый с гор слетал, что было вовсе не обычно, и ночами стужей пронизал; плоды деревьев по ночам светиться даже перестали и песни петь – они боялись, что их станут есть.

Словом, жизнь в Долине мирной безпокойством забурлила.

А Добрёнок и Добринка в согласье с Миром жили: они любили каждый кустик, травинку каждую, цветочек, плодов не рвали, грибов не собирали, а Солнышка лучом питались и пили воду из ключа, что возле дома пробивался и радостно игрался с солнечным лучом. Когда ночь наступала, пичужки и зверушки к ним прилетали, прибегали и лаской окружали, а брат с сестрёнкой радость им горстями раздавали (колодец сердца их бездонным был), и рот не закрывался у детей, а сам собою пел, и рядом с ними всё начинало петь и веселиться. Но Добрёнок и Добринка всё примечали: и неба хмарь, и Солнца диск багровый и печальный, и тихий рокот волн в Быстринке, и взрослых озабоченные лица, понурые их спины, печальные глаза, что бегали туда-сюда, как будто бы ища, куда от бед грядущих им укрыться, что с Запада зловеще нависали над страной.