Зло из телевизора
– Андрей Николаевич, ты чего? Не надо! Андрей Николаевич, я порядочная женщина, у меня муж есть.
– Стой и не двигайся! – приказал я.
На щеках технички кольцо следов не оставляло.
– Что это было? – спросила Надечка, обдав меня ядреным перегаром.
– Сходи в секретариат, узнаешь, – не вдаваясь в подробности, ответил я.
После экспериментов с кожей технички я решил провести еще одну проверку.
«Надечка – женщина испорченная, к ней никакая порча не пристанет. А вот Таня Кузнецова – сама невинность. С виду невинность, а как на самом деле – не знаю».
Татьяна Кузнецова была секретарем-машинисткой городского отдела уголовного розыска. Как любая секретарша, она всегда была в курсе всех событий в УВД. При моем появлении Татьяна вскочила с места и забилась в угол у окна.
– Андрей Николаевич, не подходите ко мне, пожалуйста! Не надо на мне это кольцо пробовать.
– Таня, ты чего как дура себя ведешь? Ты что, в порчу веришь? Не бойся ничего. Это кольцо не кусается. Возьми его и попробуй, посмотрим, что получится.
Кузнецова попыталась протестовать, но я был настойчив, и ей пришлось подчиниться. Осторожно, словно опасной бритвой, она провела кольцом по щеке, и ничего не выступило.
– Дай я попробую! – потребовал я.
Секретарша, успокоившаяся после первого теста, протянула кольцо мне. Как я и думал, на коже Татьяны золото следов не оставляло.
Закончив с испытаниями кольца, я наконец-то дошел до Малышева.
– Николай Алексеевич! Не чаял увидеть вас на этой неделе, – весело сказал я.
– А ты думаешь, я на работу рвался? В шесть утра звонит Шмыголь: «Поезжай в управление и жди Астару. Пока тебя не было, Лаптев таких дров наломал, что до генерала дошло».
– Врет он как сивый мерин! – уверенно возразил я. – Ничего генерал про маньяка не знает. Я был сегодня у Шмыголя. Он даже слушать меня не стал. Уперся рогом: «Нет у нас в городе маньяков!» – и все тут. А маньяк-то есть! Я на него оперативное дело завел.
Я рассказал Малышеву о событиях, произошедших в его отсутствие. Он посоветовал не пороть горячку и продолжить розыск «имитатора», не поднимая излишнего шума.
– Шмыголь перестраховывается, – сказал он. – Поставь себя на его место – ты бы поступил точно так же. Кому охота признаваться, что в городе действует серийный преступник? Вот если бы ты маньяка поймал, о, тут бы Иван Иванович развернулся! Он бы в красках каждое нападение описал, каждый эпизод бы просмаковал, а так, когда насильник на свободе…
Робко постучавшись, в кабинет вошла Татьяна Кузнецова.
– Николай Алексеевич, отпустите Лидию Анатольевну домой. Я за нее в приемной посижу.
– Она так и не отошла? – спросил я.
– Пускай мою машину возьмет! – распорядился Малышев.
Кузнецова закрыла дверь. Я сел напротив начальника, по-хозяйски закурил.
– Николай Алексеевич, что вам Астара рассказывала о нашем предстоящем взаимодействии?
– Астара эта, она, как Горбачев: говорит много, а в голове ничего не откладывается. Пришла, увидела у меня руку загипсованную и спрашивает: «У вас перелом? Наверное, болит?» Пока она пассы над моей рукой делала, я ей рассказал, что поскользнулся у волейбольной сетки и упал неудачно. Потом мы поговорили о спорте. Астара похвалилась, что она многих известных спортсменов лечила. То, се, тут ты приехал… Ты что про ее выходку с кольцом думаешь?
– О да, кольцо! – Я выложил его перед начальником. – Про кольцо я ничего пока сказать не могу, но я как считал ее мошенницей, так и считаю. А вы, Николай Алексеевич, изделиями из золота у себя по лицу поводить не пробовали?
– Пробовал, – смущенно ответил начальник. – Не рисует.
У Малышева на столе зазвонил телефон. Он поднял трубку, выслушал собеседника и сказал мне:
– Иди, тебя Большаков вызывает. Злой как черт. Если будет за насильника разнос устраивать, ты на груди рубаху не рви, спокойней будь. Большаков, он такой – сегодня поорет, завтра успокоится.
Начальник управления с порога набросился на меня:
– Ты что это себе позволяешь? Что это за выходки?
– Леонид Васильевич, – спокойно спросил я, – вы сейчас о чем меня спрашиваете: о маньяке или о кольце?
– О каком маньяке? – словно наткнувшись на препятствие, сбавил тон Большаков. – О том, что баб в лифтах тискает? Это не маньяк, а хулиган. Мне он на хрен не нужен. Ты про колдунью мне расскажи. Как это она у вас на глазах женщину до обморока довела? Ты что, не мог ей помешать?
– Начнем с того, что это не я Астару в управление привел. Ее сюда Шмыголь послал. Теперь об обмороке. Мы вышли в приемную. Астара попросила у Лидии Анатольевны кольцо, и та ей его добровольно дала. Когда Астара у нее по щекам кольцом водила, то Лидия Анатольевна не сопротивлялась и, пока не узнала, что на нее порчу навели, была совершенно спокойна. Но самое главное: рядом со мной стоял Малышев. Я же не буду при своем начальнике Астару за руки хватать. И еще! Я про то, что золотым кольцом можно на щеках человека рисовать, даже не подозревал.
– А в секретариате что было?
– Театр одного актера. Астара рассказывала девушкам о внутренней энергетике человека и несла всякую чушь про злодеев в транспорте. Кресты больше ни у кого не рисовала.
Большаков мельком глянул на свою руку с обручальным кольцом. «И этот попробовал!» – догадался я.
– Леонид Васильевич, можно я задам вам личный вопрос? У вас трехлитровые банки с водой в холодильнике стоят – это их Чумак по телевизору зарядил?
– Когда это ты ко мне в холодильник заглянуть успел? – удивился начальник УВД.
– Вы его много раз при мне открывали. Раньше банок не было, а как Чумак стал по телевизору воду заряжать, так они у вас появились.
– Печень что-то побаливает, – стал оправдываться Большаков. – Когда печень болит, тут любое средство попробуешь. Астара что, действительно может внутренности подлечить?
– Не знаю.
– Что ты так скривился? Не веришь в ее силы? Малышеву же она руку вылечила и девчонке в секретариате пообещала печень восстановить. Малышев говорит, она пассы руками сделала, и у него боль прекратилась.
– Боль прекратилась, но это же не значит, что она Николаю Алексеевичу руку вылечила. У него что, после ее колдовства кости срослись?
– О, кости! – обрадовался Большаков. – Тут ты прав!
Он взял трубку телефона, набрал номер.
– Николай Алексеевич, Коля! Я вот что подумал: завтра с утра пройди рентген, узнай, как там у тебя с рукой дела обстоят… Ничего не случится! Клементьев на приеме граждан посидит. Я его сегодня видел – он в добром здравии, дыхание чистое, свежее, как у школьника после первой бутылки пива… Ты все понял? Завтра рукой занимайся, а мы тут без тебя с преступностью справимся.
Большаков вернул телефонную трубку на место.
– Ты почему ко мне Астару не завел? – напустив на себя показную строгость, спросил он. – Что за дела такие: у меня по управлению колдунья разгуливает, всем печень лечит, а ко мне даже не заглянула? Будешь с ней встречаться, договорись, чтобы меня посмотрела. Дорого она берет?
Я обреченно вздохнул:
– Вас, Леонид Васильевич, она бесплатно осмотрит.
Пробыв весь день в начальственных кабинетах, я только к концу рабочего дня смог вернуться к себе. Проверив пару оперативных дел, я решил, что на сегодня – хватит! И стал собираться домой. Расправляя рубашку под пиджаком, я нащупал в кармане крохотный конвертик Астары.
«Она велела не раскрывать этот конверт на работе, так что в самый раз посмотреть, что в нем».
Я достал из конверта слайд, посмотрел его на свет. На слайде была запечатлена совершенно голой моя жена Лиза.
14
Первым моим желанием было рвануть домой и узнать у Лизы: что это? Когда сделана фотография? Почему я о ней ничего не знаю? Почему я, как дурак, пребываю в неведении о ее тайной жизни? Кто, черт возьми, фотографировал ее и сколько при этом присутствовало человек?
Вопросы сыпались, как горох из ведра, и с каждой минутой их становилось все больше и больше.
«Стоп! – скомандовал я сам себе. – Ты же профессионал. Нельзя поддаваться первому чувству. Успокойся. Рассмотри фотографию, быть может, это вовсе не Лиза, а девушка, сильно похожая на нее».
Не успел я успокоить себя, как сама собой вылезла подленькая мыслишка: «Зачем бы Астара давала слайд с изображением посторонней женщины? Не прячь, как страус, голову в песок. Это Лиза».
Я послал внутреннего советчика куда подальше, закурил, включил настольную лампу и стал внимательно рассматривать слайд на свет. На нем была изображена в обнаженном виде моя жена. Фотосъемка происходила на берегу реки или озера. На слайде был запечатлен тот момент, когда Лиза только-только входила в воду.
«Судя по фигуре, по ягодицам и по ногам – это Лиза. Лица отчетливо не видать, но прическа и профиль – ее. Слева, в двух шагах от Лизы, торчат из воды камыши. На дальнем фоне слева виден фрагмент горы и участок противоположного берега».
Место для фотосъемки, на мой взгляд, было выбрано неудачно: дно реки, на которой растут камыши, должно быть илистым, вязким. Ступать голой ногой на такое дно опасно – можно напороться на осколок стекла и серьезно поранить ногу.
«Она или не она? – в сотый раз подумал я. – Если она, то что делать? Плюнуть на все, выбросить слайд и сделать вид, что ничего не произошло? Это не вариант. Недомолвки – это путь к взаимному недоверию, а недоверие – это антипод любви. Между любящими друг друга супругами не должно быть никаких серьезных тайн. Безобидные маленькие секреты быть могут, и даже должны быть, а вот фотосъемка в обнаженном виде…»
В кабинет вошел Айдар. Увидев, что я занят, молча собрался и отправился домой.
«Композиция фотографии довольно безобидная. Обнаженная девушка на берегу одна. По отношению к зрителю она стоит спиной и немного боком. Самые интимные части тела скрыты. Обнаженная попа? Да это ерунда! Даже в пуританских отечественных фильмах проскальзывают кадры с голыми женщинами, снятыми со спины. Грудь видна? У Венеры Милосской обе груди видно, и ничего, стоит, никого не стесняется».
Я отложил слайд и попытался проанализировать возникшую ситуацию.
«Развитие нашей жизни идет синусоидально: сегодня ты весь в белом, а завтра можешь быть сброшен в зловонную яму и утонешь в ней, если не чтишь законы синусоиды. Коварная синусоида не терпит пассивности. Если ты оказался в яме, то надо немедленно выбираться из нее. Если споткнулся и упал, то тут же надо подняться, а не лежать на земле, потирая ушибленную ногу. Астара нанесла мне удар, но я его выдержал… Помнится, Лиза говорила: «Это космические силы испытывали ее семью на прочность». Стоп! Какие еще «космические силы»? Космос – это из другой арии, это – «Космогония», а не Астара. А чего хотела добиться жрица давно сгинувшей цивилизации?»
С первых дней знакомства я убедился, что у Лизы «говорящие» глаза. При желании в них можно было прочесть все: ее чувства, недосказанные слова, скрытые желания. Со временем я понял, что у Лизы не только глаза передают ее состояние, подчас губы были красноречивее и слов, и глаз. Когда Лиза обижалась, губы у нее начинали мелко подрагивать, а к глазам подступали слезы. Для меня это был самый невыносимый момент. В ее дрожащих губах я явственно читал: «Зачем ты так, любимый?» В этот момент я всегда чувствовал себя подлецом. Независимо от того, была права она в своей обиде или это мне стоило обижаться на нее, я всегда первым шел на примирение и старался загладить свою вину. Я готов был на все, только бы не слышать ее немой упрек: «Андрей, зачем ты так?»
«Без взаимных обид не бывает притирания, – подумал я. – Шероховатости семейной жизни можно сгладить только путем притирания, а это не что иное, как выяснение отношений. Астара хотела, чтобы я в первый раз взглянул на слайд дома. Она хотела, чтобы я в горячке бросился к Лизе с вопросами, чтобы у меня не было времени обдумать ситуацию. Нет, дорогуша! Я тебе такого удовольствия не доставлю. Даже если на фотографии Лиза, я скандалить не буду. В конце концов, на этой фотографии нет ничего предосудительного – она же не с голым негром лежит, а целомудренно и осторожно ступает в воду. Жарко же, лето! Отчего бы не освежиться в прохладной речной воде? Фотограф успел подсуетиться? Ну и фиг с ним. Пускай все завидуют, какая у меня стройная жена».
Положив слайд в карман, я поехал домой. Всю дорогу старался о нем не думать, но как не думать, если этот проклятый слайд жег мне грудь через рубашку? Он отравлял меня ядом недоверия. Я физически чувствовал в нем злую волю Астары.
«Если бы не моя холодная нордическая кровь и профессиональная выдержка, – подумал я, – то Астара сломала бы меня, как сухой прутик через колено. А еще ей, колдунье, не по зубам моя любовь к Лизе. Погоди, жрица, дай разобраться, что к чему, и я нанесу тебе ответный удар. Мстить своим врагам я умею».
У двери в квартиру я остановился, еще раз повторил про себя принятое решение: «Спокойствие, рассудительность, такт! Если на фотографии Лиза, то надо аккуратно расспросить ее об обстоятельствах съемки и корректно поинтересоваться: почему я о них ничего не знаю? С какой бы целью Лиза ни фотографировалась, поспешных выводов я делать не буду… А не поспешных?»
Я разозлился на самого себя:
«Не верь ты этой сволочи, Астаре! Не способна Лиза на предательство».
Я нажал дверной звонок.
– Любимая, привет! – Я чмокнул жену в щеку, разделся, прошел на кухню.
– Как у тебя дела на работе? – спросила она.
– О, я принес показать тебе одну забавную штучку. Смотри!
Лиза взяла слайд, посмотрела на свет.
– Обалдеть, как на меня похожа!
«Идиот! – подумал я про себя. – Мерзкая тварь попыталась облить твою жену грязью, а ты поверил? На кой бы черт Лизе голой сниматься?»
– Ты где взял этот слайд? – продолжая рассматривать его на свет, спросила Лиза.
– Астара сегодня вручила. Она у нас в управлении шоу чудес устраивала: кресты золотом рисовала, диагнозы на расстоянии ставила, а под конец подарила мне этот слайд.
– Обалдеть! – Лиза положила слайд на стол, внимательно посмотрела мне в глаза. – Андрюша, а что ты подумал, когда в первый раз посмотрел на эту фотографию?
– А ты что подумала, Лизонька? – съязвил я. – Вот и я то подумал. Ты же сама только что сказала, что эта девушка – твоя копия. Была бы большая фотография и другой ракурс, а тут – что хочешь, то и думай!
– Та-ак, – в голосе Лизы почувствовалась твердость застывающей на холоде расплавленной стали. – И что же ты решил делать, если это я, голая, у реки стою?
– А что такого-то? Ну, стоишь ты у реки, воду ногой пробуешь. Не с любовником же целуешься и не сидишь в чем мать родила на коленях у жирного барыги в притоне. Нормальная фотка. Будет что под старость лет вспомнить.
– Ты это серьезно говоришь? – с вызовом спросила она. – Честно скажи, что бы ты делал, если бы на фотографии была я?
– Клянусь тебе вечным полетом моей души к звездам, я бы хотел узнать одно: почему я об этой фотосессии ничего не знаю?
– И это все? – не поверила она. – И ты бы не стал выяснять отношения?
– А сейчас мы что делаем? Мы выясняем отношения и тычем пальцами в пустоту, обсуждаем то, чего не было. Я мог бы не показывать эту фотографию тебе, однако принес и показал. Я не хочу, чтобы между нами были какие-то недомолвки…
– Значит, так, – не дала мне договорить Лиза. – Запоминай. Первое: на этой фотографии – не я. Второе. Ты – единственный мужчина, который видел меня в обнаженном виде. Третье. Я никогда не буду фотографироваться голой.
Она хотела сказать еще четвертое и пятое, но на сей раз я не дал ей договорить.
– Зря ты так про фотку! Я бы не отказался иметь твою эротическую фотографию в нашем семейном альбоме. Годы пройдут, мы постареем, а тут – такая свежесть и красота! Так бы и расцеловал и тебя, и этот слайд, и камыши бы у реки поцеловал.
Лиза улыбнулась, расслабилась, села рядом.
– Андрей, ты сколько раз говорил, что дома нельзя держать ничего предосудительного или незаконного? Придут с обыском и найдут фотографию, где я голая.
– Ну и что? Пусть завидуют. С твоей фигурой можно в неглиже сниматься. Что будем со слайдом делать?
– Я дарю тебе его. Что хочешь, то с ним и делай, но я бы не хотела, чтобы его еще кто-то видел. Я не собираюсь каждому встречному объяснять, что на фотографии – не я. Хотя… Честно тебе скажу, между мной и этой девушкой сходство просто поразительное.
– Лиза, фотка маленькая, девушка стоит вполоборота. Это на слайде у тебя с ней сходство, а если увеличить фотографию или посмотреть слайд через проектор, то кто его знает, какое там сходство будет.
– Зачем Астара дала тебе эту фотографию? – окончательно успокоившись, спросила супруга.
– Позволь мне задать вопрос, ответ на который я знаю. Лиза, ты нигде не переходила Астаре дорогу? Вспомни, не пересекались ли ваши пути?
– Я Астару в глаза не видела. Общих знакомых у нас нет.
– Тогда эта фотография – удар мне под дых. Астара хочет посмотреть, насколько я прочен внутри. Похоже, между мной и ею назревает конфликт. Ты, Лиза, мое самое уязвимое место. Меня ей не сломать, вот она и показывает, что если я перейду красную черту, то она отыграется на тебе.
– Не отыграется, – жестко заверила Лиза. – Если ты будешь со мной, мне никакая Астара не страшна.
Я сгреб жену в охапку, поцеловал ее и почувствовал себя самым счастливым человеком на свете.
– Ну, все, – высвободилась она. – Давай ужинать.
– Лиза, неудобно спрашивать. Я выпью рюмку? Мне надо снять стресс.
– Какой еще стресс? Ты же сам сказал, что спокойно воспринял «меня» на фотографии?
– Лиза! Я целый день с колдуньей по этажам ходил. Она на меня негативную энергию напускала. Я где-то читал, что лучше всего промывает энергетические потоки рюмка водки…
– Да ладно, выпей, только расскажи, что там у вас в управлении происходило?
Лиза достала из духовки противень с «мясом по-французски». Звучит красиво и благородно, но на самом деле в этом блюде ничего такого необычного нет. «Мясо по-французски» – это картофель, запеченный с кусочками мяса, смазанными сметаной и посыпанными тертым сыром. Блюдо, на мой взгляд, трудоемкое, зато любому столу оно придает праздничный вид.
– Дорогая, где ты только продукты умудряешься доставать? – восхищенно спросил я.
– На моем участке у троих детей родители в торговле работают. Приглашают иногда к открытию магазина.
– У нас в магазинах появилось мясо? – скептически спросил я.
– Кусочек свинины мне продала соседка по кабинету. У нее родственники в деревне. Андрей, не томи! Я вся сгораю от любопытства. Что там у вас Астара делала?
Я рассказал супруге и про Астару, и про излеченную руку Малышева, и про упавшую в обморок секретаршу.
– Лиза, скажи, почему у Лидии Анатольевны появились следы от золота, а у остальных женщин – нет? Мне кажется, у нее кожа не такая, как у всех.
– Андрей, само по себе золото следов не оставляет, но если им провести по коже, на которую был нанесен крем, то полосы могут появиться. При нарушении обмена веществ кожа может изменить свою кислотность и среагировать на соприкосновение с металлом. Я бы на месте вашей секретарши в обморок не падала, а сходила на прием к эндокринологу, проверила щитовидку. А у технички, говоришь, ничего не было?
– Надюша кремами не пользуется, винно-водочную профилактику организма проводит вовремя и регулярно. Чары колдуньи Астары бессильны против закаленной невзгодами женщины.
– Андрей, – намек о дополнительной порции обеззараживающего напитка Лиза пропустила мимо ушей, – Астара назначила тебе встречу ровно через неделю после твоего дня рождения? Откуда она узнала о дне рождения?
– Не велик секрет – узнать мои анкетные данные. То ли еще будет! Теперь у Астары в нашем управлении появятся два преданных агента. Девчонке из секретариата она снимет боли в печени, а Лидия Анатольевна – та руки у Астары целовать будет, лишь бы она с нее порчу сняла. Я бы намекнул Малышеву, чтобы он впредь поостерегся при Лидии Анатольевне о серьезных вещах говорить, так ведь не поймет! Личная секретарша – это почти член семьи, от нее секретов нет. Теперь все, что узнает Лидия Анатольевна, будет знать Астара.
15
В пятницу я решил отложить все служебные дела на потом и заняться связкой Астара—Лиза. Ключ к пониманию этой связки был в слайде, подаренном мне «ассирийской жрицей». Слайд не возник на пустом месте. Его, как минимум, надо было иметь. Пустив слайд в дело, Астара недвусмысленно предупредила меня: «Не суйся, куда не просят! Если не остановишься – будет хуже». Угрозу, содержащуюся в ее предупреждении, я понял, а вот сущность предупреждения – нет. Куда мне не стоило соваться, если в отношении Астары я не предпринимал никаких действий? До получения мной фотографии обнаженной Лизы мои пути с Астарой не пересекались, и враждовать нам было не из-за чего.
«Я упустил момент, когда пересек «красную черту», – размышлял я. – Что-то в моих действиях встревожило жрицу, и она решила нанести упреждающий удар. Между нами сложилась забавная ситуация, похожая на несогласованный футбольный матч. Астара вышла на поле, услышала свисток судьи и побежала с мячом к моим воротам, а я в это время сижу в раздевалке, зашнуровываю бутсы. Когда начался этот странный матч? Скорее всего, в воскресенье, в кабинете у Кононенко».
Сославшись на срочную встречу с агентом, я покинул управление и поехал к Макару Петровичу на работу. Для профилактики по дороге я перестраховался: пешком прошел наискось два квартала, из автобуса вышел в самый последний момент, когда двери в салон стали закрываться. Команду профессиональных «топтунов» мои ухищрения со следа не собьют, а вот дилетант-одиночка останется с носом. Если Астара взяла мою семью под наблюдение, то определенная осторожность не помешает.
В психиатрической клинике, где работал Кононенко, выздоравливающих пациентов вывели на хозяйственные работы. Мужчины граблями собирали опавшие листья в кучи, женщины мели дорожки. Кое-где кучи уже успели поджечь, но опавшая листва плохо разгоралась и дымила, вызывая у больных неподдельный восторг.
– Маня, иди сюда! – закричал в сторону женщин худющий мужик в больничном халате. – Я тебя, как ведьму, сожгу!
Маня, подвижная старушка в платочке, ответила ему отборным матом. Санитар, присматривающий за хозработами, рыкнул на больных, и они занялись каждый своим делом.
Макар Петрович работал в своем кабинете. Увидев меня, Кононенко несказанно удивился:
– Какими судьбами? В выходные же договаривались встретиться.
– Возникла необходимость в срочной консультации, – ответил я. – Что вы скажете по этому поводу?
Я протянул Кононенко слайд. Он аккуратно, двумя пальцами, взял его, посмотрел на свет.
– Это Лизка, что ли? – нахмурившись, спросил он.
– Нет, Макар Петрович. Моя жена в голом виде не фотографируется. Это другая девушка.
– А похожа-то как! Вылитая Елизавета, на первый взгляд не отличишь.
«Если бы кто-то послушал Кононенко со стороны, то решил бы, что дядя прекрасно знает, как выглядит его племянница в голом виде. Вот так и рождаются слухи. Одно случайно сорвавшееся с языка слово способно перевернуть все с ног на голову».
– Откуда у тебя этот слайд? – спросил Макар Петрович.
– Астара подарила.
– Серьезно? А зачем?
– Понятия не имею. Я пришел к вам посоветоваться и вместе решить: что может означать этот снимок?
Кононенко подумал минуту, еще раз посмотрел квадратик с пленкой на свет и сказал:
– Давай вначале попробуем разобраться, что эта фотография собой представляет. У нас лечится известный фотохудожник Щелканов. Я предлагаю привлечь его в качестве эксперта. Он же все равно не знает, кто эта девушка… Тьфу, черт! – выругался Кононенко. – Не подумай ничего плохого, я про Лизу так не думаю…
– Макар Петрович, – перебил я, – у вас в больнице есть диапроектор? Я хочу посмотреть этот слайд в увеличенном виде.
– Пошли в учебный класс! – предложил он.
Мы спустились на второй этаж. По пути Кононенко распорядился привести больного Щелканова из наркологического отделения.
– Ты никогда не слышал про него? – поинтересовался Макар Петрович. – Щелканов – признанный мастер в своих кругах. Ему доверяли вести фоторепортажи с профсоюзных съездов и пленумов обкома партии, но его конек – это постановочные фото: субботники, слеты передовиков производства, комсомольско-молодежные безалкогольные свадьбы. Как независимый фотограф, Щелканов много работал на себя: съемки в ЗАГСе, похороны, именины.
Макар Петрович прервался, поздоровался с группой врачей в коридоре. Когда мы прошли мимо них, я попытался закончить его мысль:
– Со Щелкановым произошел несчастный случай на производстве? Спился на рабочем месте? Рюмка там, рюмка здесь – к вечеру на рогах?
– Ничего подобного! Щелканов не просто фотограф. Он – фотохудожник, личность творческая, увлекающаяся. У нас в наркологическом отделении полно таких. На определенном этапе люди искусства попадают в творческий тупик и начинают искать вдохновение в спиртном. Поначалу водка открывает перед ними новые горизонты, а потом наступает застой, депрессия и, как закономерный итог, делирий, именуемый в простонародье «белой горячкой». Вчера одного местного поэта выписали. Полгода у нас лечился, все никак не могли из депрессивного состояния вывести, два раза из петли вынимали…