Жизнь врача посольства

– Дядя Нил, – дрожащим голосом пролепетал я, – мне казалось, что это для детей приготовили.

– Даже если для детей, то употреблять столько сладкого, сколько ты съел, опасно, может живот заболеть, – сказал дядя Нил и шагнул в мою сторону.

Испугавшись, я нырнул под кровать и там затих. Дядя Нил, немного подождав, начал просить меня выйти. Я молчал, прислушиваясь, куда он пойдет. А он, спокойно прихрамывая, пошел в другую комнату к гостям. Побоявшись выйти, сгорая от стыда, я продолжал лежать под кроватью. А дядя Нил как бы забыл про меня, и только его голос выделялся среди гостей. Вот там, под кроватью, я представил себе, как дядя лейтенант – политрук – поднимал свою роту в атаку. Вздрагивал от резкой команды «В атаку, вперед!». Такая команда повторялась неоднократно, после нее наступала тишина в обеденном зале, и мне казалось, что я лежу на дне окопа. А дядя, ворвавшись в траншею, винтовкой со штыком колет проклятых фашистов. И как ему было плохо, когда он убил первого фашиста, вот после чего из обеденного зала раздался глубокий вздох женщин и мужчин.

Женский голос произнес:

– Ведь они тоже люди!

– Нет, не люди, – возразил директор школы, – это нацисты! У них идеология античеловеческая.

Дальше дядя Нил рассказывал про бои под городом Белая Церковь, как был ранен разорвавшейся миной, и мне показалось, что над моим убежищем разорвалась мина. Я почувствовал острую боль в правом коленном суставе и вспомнил, как дядя Нил рассказывал бабушке и маме про ранение, полученное в боях под городом Белая Церковь. Бабушке и маме он рассказывал, как долго лежал в госпитале после ранения, сколько перенес операций по поводу множественных осколков, как ему хотели ампутировать ногу и как он отказался от операции. Коленный сустав у него не сгибался, он хромал на правую ногу, но никогда не считал себя инвалидом, даже не пользовался палочкой, чтобы люди не подумали, что он инвалид.

Среди фронтовиков разгорелся спор. А когда начали кричать «за Сталина! за Родину! за Красную Армию!», я потихоньку выбрался из своего «окопа» и незаметно прошмыгнул на улицу, где меня ждали соседские ребята и брат.

– Ну что, попало тебе за разбитое стекло?

– За стекло не попало, а вот за сахар чуть было не влетело. – И я начал рассказ: о сахаре, о фашистах-нацистах и про бои, в которых я как бы участвовал. – А знаете, ребята, наш дядя Нил – герой, он столько фашистов заколол, целый взвод.

– А взвод – это сколько? – спросил Пахом.

Мой брат, в будущем ученый, сказал:

– Три отделения.

– Ну и силен ваш дядя Нил! – пришли к единому мнению ребята.

Он, действительно, был силен и физически, и морально, имел огромный авторитет и среди простых людей, и среди обремененных властью. Районное руководство, военком, директора школ ценили и уважали дядю, они его звали просто Нил. Советовались с ним по военно-патриотическому воспитанию в школах, по инструктажу допризывников. Наш дядя Нил умел все: чинил любые часы, ремонтировал велосипеды, мотоциклы, автомобили и тракторы.

Бабушка с мамой спрашивали:

– Нил, где ты всему научился?

Он коротко отвечал:

– Армия всему научит.

С ним интересно было всегда.

В конце июня дядя Нил надевает белую рубашку, готовит дымарь, отгоняет дымом пчел, и мы идем с ним в просторный сарай, благоухающий душистым сеном, где уже подготовлена чисто вымытая медогонка.

– Вы, ребята, пока подождите здесь, потом будете вращать медогонку, пойду снимать рамки в ульях.

Пришел дядя Нил, а с ним прилетели жужжащие пчелы. Мы попытались убежать, но дядя спокойным голосом нас остановил:

– На улице их еще больше, да они вас не тронут, они теперь будут кружиться около меда. Теперь крутите, – сказал дядя Нил после того как поставил в медогонку рамки.

Мы по очереди начали вращение ручкой медогонки, даже почувствовали ветер от вращения рамок.

– Ну и славные племянники у меня, – сказал дядя, подставляя ведро для меда. – Ну что, открываем заслонку?

– Открываем! – хором прокричали мы и увидели, как из медогонки полился прозрачный, ароматный мед.

Через двадцать минут было полное ведро меда.

– А теперь давайте попробуем мой рецепт – молодые огурчики с медом.

Дядя Нил разрезает огурец на две половинки, наливает на каждый огурец пахучий мед, и мы едим хрустящий огурец, обильно политый медом, восхищенно поглядывая на дядю. Не было хлеба, но были огурцы с медом.

– Ничего, ребята, скоро будет хлеб и пышные булочки из него.

Однажды мы обнаружили, что дяди Нила уже несколько дней нет дома. Спрашиваем у бабушки, где же наш дядя.

Бабушка полушепотом отвечает, что он уехал на товарном поезде в Украину за мукой:

– Я так переживаю, когда же он вернется. Время послевоенное, опасное для таких поездок.

Дней через десять дядя Нил вернулся с двумя мешками муки. Много не рассказывал о поездке, но было видно, как он похудел, когда брился, были видны резко выступающие скулы.

Бабушка говорила:

– Нил, до чего же ты себя довел!

А он молча точил огромную опасную бритву об офицерский ремень и тщательно выбривал щеки, иногда надувая их. Мы с братом в ужасе ждали, когда закончит бриться, думая, как бы он не порезался. Дядя брился ежедневно. Но ни разу не видели мы, чтобы он даже оцарапался когда-то.

Офицерский ремень с большой, нам казалось, золотой, звездой на бляхе, широкий, кожаный. Это все, что осталось как память о нашем дяде Ниле у его дочери Таисии.

Вот такой у нас был дядя – как стержень земли русской. От него исходила такая сила, что люди, живущие в отдаленных деревнях, приходили к нему за советом и помощью. А проезжающие мимо нашего дома говорили:

– Вот здесь живет Нил Петрович!

Иногда спрашивали нас, детей:

– А Нил Петрович дома?

– Нет, – отвечали мы, – он уехал в район.

Дядя Нил работал и председателем колхоза, и секретарем партийной организации, кроме основной нагрузки участвовал во всевозможных общественных работах безвозмездно. Образ дяди Нила вел нас по жизни в школе, в армии, и мы с детских лет да и всю жизнь старались быть похожим на него. Даже соседские мальчишки хвастались:

– Сегодня в тире мы стреляли, как ваш дядя, и он нас похвалил.

В послевоенные годы многие ветераны были примером для ребят. Разные по характеру, но все они были патриотами и хозяевами земли своей. Потому и разбили германскую машину.

Одним из них был Дмитрий Александрович, или просто Дима. В деревне часто присваивали фамилии по роду занятости. Николаевых называли Кузнецовыми, потому что его дед работал в деревенской кузнице, где Дима помогал ему еще мальчиком. Так вот этот Дима Кузнецов стал нам с братом отчимом, а потом и любимым отцом.

Отчим

Мама и вся семья ждали с фронта нашего папу, Василия Яковлевича. Но годы шли, а его все не было. Мама писала, обивала пороги военкомата, но ответ был один – пропал без вести. Трудно было маме поднимать двоих детей в такое тяжелое время, в молодом возрасте – замуж выходила в восемнадцать лет. Перед войной только стала налаживаться жизнь, после революции и раскулачивания. Еще в школе ухаживал за ней Дима Кузнец, но она вышла замуж за бухгалтера из райцентра. У Николаевых происхождение было пролетарское, а она – дочь кулака, жила в большом кирпичном доме. А что Дима, помощник кузнеца, о чем с ним поговорить, о подковах, что ли?