Нивей и Аурей. Повесть

– А долго ждать?

– Семь минут по таймеру.

В это время, оттеснив профессора в сторону, в окошко сунулся какой-то странный тип с растрепанной головой. Был он худой и длинный, на голову выше профессора, поэтому ему пришлось изогнуться, чтобы пролезть прямо к Наташе.

– А какие сигареты есть, красавица, я что-то не вижу, – скороговоркой и не вполне разборчиво спросил тип.

– Так на витрине все есть, смотрите сами! – ответила Наташа.

– На витрине… – протянул тип и убрался из окошка. Было видно, как он водил носом по стеклу с той стороны, выискивая нужные ему сигареты.

Наташа неожиданно почувствовала, как внутри нее нарастает раздражение.

– Ну, что? – спросила она профессора. – Слойки берем?

– Эх, молодежь, им бы только покурить, – откликнулся невпопад профессор и благожелательно посмотрел в сторону любителя сигарет. – А мы давно уже не курим, нам бы поесть…

– Так берите!

– А что есть?

– Слоечки! Я вам уже сказала, что есть. Сыр, картошка, рис, ливер… Курицу надо подождать.

– И почем? – спросил профессор.

– По деньгам! Все по деньгам! По вашим по деньгам! – повышая голос и чувствуя, что закипает, скороговоркой ответила Наташа. – Недорого, вы все можете себе позволить. А цены вот здесь, в прейскуранте указаны, можете изучить.

– Ага, по деньгам… – протянул профессор и потянулся глазами в меню, которое действительно висело справа от окошка, оформленное разноцветными фломастерами.

– А без фильтра курево есть, или все только с фильтром? – вновь сунулся в окошко долговязый. – Я тут у вас не разберусь.

– Да что же вы за курильщик такой, если разобраться не можете? – отрезала Наташа. – А вам без фильтра и нельзя, сдохнете! – неожиданно с жаром добавила она.

– А что ты на меня кричишь? – спросил обиженно долговязый.

– Да задолбал уже! – откровенно поделилась накипевшим Наташа. – Без фильтра сигарет нет, только с фильтром!

– Скоро там? Что снова застряли? – раздались первые недовольные возгласы из застопорившейся очереди.

– Да что-то товарищ тормозит! – объявила всем причину задержки Наташа.

– Товарищ не тормозит, товарищ выбирает, что бы ему съесть, – парировал обвинения профессор. – Приличный человек не может есть, что попало. И не должен что попало есть. И не будет.

– Ну, и? – спросила Наташа, пунцовея все больше. – Выбрали?

– Почти, – ответил профессор. – А, скажите, с курицей – вкусные пирожки?

– Вкусные, – подтвердила Наташа. – Как по мне – самые вкусные.

– Ну, хорошо, положусь на ваш вкус. Дайте две.

– Придется ждать?

– Я подожду.

Чувствуя странное отупение, Наташа мгновение постояла неподвижно, не в состоянии сообразить, что ей делать. Потом, очнувшись, полезла в холодильник, достала два полуфабриката с курицей и положила их на противень. Но отправить в печку не успела.

– А, знаете, я передумал, – сказал профессор. – Давайте одну курицу, и одну слойку с мясом.

– С мясом? – переспросила Наташа. Она почувствовала, что в голове ее вот-вот заработает гейзер, то есть что-то там уже готово было ударить фонтаном и снести крышу.

– А нельзя ли побыстрей?! – закричали из очереди. – Кто-там застрял, как слива?

– Ладно, – снова изменил решение профессор. – Возьму с сыром одну и одну с ливером. А то народ волнуется что-то, а эти слойки уже готовы, правда?

– Они в печке, горячие, – согласилась Наташа.

– Сколько с меня?

Снова сунулся в окошко долговязый курильщик, но Наташа на него немедленно зарычала, и он исчез. Она придвинула калькулятор и, с трудом разбирая цифры на кнопках, просчитала то, что и так назубок знала раньше.

Профессор положил на прилавок крупную купюру. Наташа задумалась, соображая, как ей следует давать сдачу.

– А, давайте, я вам помогу, – пришел ей на помощь профессор. – Вы мне дайте это, а возьмите вот это, и вам легко будет посчитать сдачу.

Он забрал у Наташи свою крупную купюру, а на стол бросил две бумажки мелкого номинала. Наташа, совсем не соображая уже, что делает, смахнула профессорские деньги в кассу и выдала ему сдачу, как с крупной купюры.

Профессор с благодарностью принял деньги и завернутые в салфетки слойки, и, словно адмиральский катер, отвалил от окошка, которое тут же приступом стала брать застоявшаяся очередь.

Отойдя от заведения на десяток шагов, профессор передал одну слойку пристроившемуся сбоку к нему долговязому, другую же засунул себе в рот и, удерживая ее там зубами, чтобы освободить руки, снял с головы шляпу и спрятал за подкладку свою крупную купюру. Ту самую, рабочую. Неразменную.

Проделав это, профессор вновь нахлобучил шляпу на голову, и, откусив от слойки с сыром огромный кусок, принялся с наслаждением жевать. Но полакомиться своей честной добычей он все же не успел.

Оставленная, наконец, в покое Наташа, все еще пребывала в прострации. Она машинально открывала и закрывала ящик стола, в котором была спрятана касса, и никак не могла сообразить, что же произошло. Что-то было не так, что-то ее беспокоило. Потому что, сколько она кассу ни открывала, крупной, самой крупной купюры, той самой, с которой она выдала профессору сдачу, она там не находила. Ну, не было ее там, и все дела. И тут Наташа поняла, что ее обманули. Облапошили. Развели, как последнюю дуру.

Вытолкав руками из окошка чью-то потную физиономию, она высунулась по пояс из заведения и чужим, механическим голосом закричала на весь рынок:

– Держи вора!

Рынок враз умолк и замер в нервической настороженности, словно взведенный курок.

Профессор с долговязым от неожиданности присели, будто на их плечи уже легли тяжелые ладони правосудия, при этом долговязый судорожно проглотил недожеванный кусок еды. А вот профессор глотать не стал, не полезло, и нажеванная сырно-тестовая масса вывалилась из его открывшегося рта прямо наружу, испачкав бороду. Коротко переглянувшись, они бросились бежать, со всех ног, в разные стороны.

Бегство подельников послужило тем самым тонким усилием, которое спустило взведенный курок. Рынок всколыхнулся, взорвался выплеснувшейся энергией и устремился в погоню за беглецами.

Ангелы, Рыжий и Белый, с высоты своего положения с восхищением и азартом следили за разворачивающейся под ним драмой, в которой они вроде и не участвовали. Но Рыжий повел рыжей бровью, Белый шевельнул своим белым пальцем, и вот уже беглецы, споткнувшись, покатились под ноги толпе, и их накрыла и поглотила без остатка бушующая стихия.