Братья
В третий раз прозвучали трубы, с обоих концов моста, длиной шагов в двести, рыцари поскакали навстречу друг другу, точно живые слитки стали. Вся толпа поднялась, встал даже Синан. Только Розамунда сидела неподвижно, сжимая руками подушки. Глухо стучали копыта лошадей, кони летели все быстрее, а рыцари все ниже склонялись к седлам. Вот они близко друг от друга… вот встретились. Копья дрогнули, лошади сшиблись, повиснув над бездной, крупный вороной поскакал к внутреннему городу, а Дым помчался к противоположному краю моста.
– Они проскакали, они проскакали! – загремела толпа.
Но Лозель закачался в седле, его шлем был сбит, кровь лилась из его головы, раненной копьем.
– Слишком высоко, Вульф, слишком высоко, – сокрушался Годвин. – Ах, завязки шлема не выдержали!
Воины поймали вороного и повернули его.
– Другой шлем! – крикнул Лозель.
– Нет, – ответил Синан, – тот рыцарь потерял щит. Новые копья, и только.
Сэру Гуго дали копье, и под новый взрыв трубных звуков кони опять понеслись по узкой дороге. Они встретились. Лозель упал с седла, но еще держался за поводья, еще один удар отбросил его далеко назад, и он упал на мост. От толчка свалился и вороной конь и лежал, как бьющаяся большая груда.
– Вульф упадет на него! – вскричала Розамунда. Но Дым не упал; чудный конь весь сжался – при ярком лунном свете все видели это – и, чувствуя, что он не может остановиться, перескочил через упавшую вороную лошадь, через лежавшего всадника и поскакал дальше. Наконец и вороной нашел опору для ног и побежал к отдаленным воротам, Лозель поднялся, собираясь скрыться.
– Стой, стой, трус! – завыла толпа, он услышал, обнажил меч и остановился. Дым сделал три больших прыжка, Вульф осадил его и повернул на задних ногах.
– Бей его! – закричала толпа, но Вульф не двигался, не желая нападать на рыцаря без лошади, затем сам соскочил с седла и пешком пошел к Лозелю. Дым бежал за ним, как собака. По дороге д'Арси бросил свое копье и обнажил большой меч с крестообразной рукояткой. И снова все замерло. Вдруг тишину нарушил крик Годвина:
– Д'Арси! Д'Арси!
– Д'Арси! Д'Арси! – послышалось с моста, и слабое эхо в глубине рва повторило голос Вульфа. Годвин обрадовался – он понял, что его брат невредим и не потерял сил.
Вульфу недоставало щита, Лозелю – шлема, их силы были равны. Они столкнулись, мечи блеснули в лунном свете, слышался непрерывный звон стали о сталь. Один удар упал на кольчугу Вульфа, он шатнулся назад. Еще удар, еще и еще, и он все отступал, все отступал к краю моста, пока не натолкнулся на коня, который стоял позади него; тут, казалось, он нашел опору. Внезапно все переменилось. Вульф кинулся вперед и обеими руками взмахнул мечом. Удар опустился на щит Лозеля и разделил его на две половины, верхняя его часть с грохотом упала на камни. Сам Лозель пошатнулся, опустился на колено, поднялся и в свою очередь ударил мечом. Но он шатался и отступал и наконец с громким стоном упал от страшного удара, направленного в голову, но пришедшегося на плечо; он лежал как бревно, и лунный свет облил его руку в железной перчатке, поднятую с просьбой о пощаде.
С крыш, со стен террасы, с высоких ворот и укреплений неслись крики, походившие на раскаты грома:
– Убей, убей его!
Синан поднял руку. Все смолкло, и великий ассасин тонким голосом прокричал:
– Убей его! Он побежден.
Но Вульф стоял, склоняясь над рукояткой своего меча, и смотрел на павшего врага. Он, казалось, говорил с ним; Лозель поднял меч, который лежал подле него, и подал его д'Арси. Вульф высоко с торжеством взмахнул им над головой, потом с криком бросил далеко от себя в пропасть, лезвие блеснуло, как дуга горящего света, и исчезло. Не обращая больше внимания на побежденного, Вульф повернулся и пошел к своему Дыму, но едва сделал несколько шагов, как Лозель вскочил с кинжалом в руках.
– Обернись! – крикнул Годвин, а зрители, довольные тем, что бой еще не окончился, радостно зашумели. Вульф услышал Годвина и повернулся. В ту же минуту кинжал Лозеля ударил его в грудь, и хорошо, что кольчуга Вульфа оказалась крепкой. Биться мечом не было ни места, ни времени, но прежде чем Лозель успел ударить Вульфа вторично, руки д'Арси обняли стан рыцаря-предателя, и началась борьба.
Они отступали, наклонялись, крутились, как вихрь, так что никто не мог сказать, где Вульф, где его враг. Наконец оба очутились над пропастью и остановились, как каменные. Один начал наклоняться вниз, его голова уже повисла над бездной… Все дальше и дальше клонился он, противник не мог разжать его рук…
– Оба упадут! – радостно закричала толпа.
Блеснул кинжал; раз, два, три раза сверкнул он, борцы разделились, а из глубины пропасти донесся стук упавшего тела.
– Который, о, который?! – вскрикнула Розамунда с крыши ворот.
– Сэр Гуго Лозель, – торжественным голосом объявил Годвин. Голова Розамунды упала на грудь, и несколько мгновений казалось, будто она спит.
Вульф подошел к своему коню, повернул его и, обняв обеими руками за шею, отдыхал. Потом вскочил в седло и медленно двинулся к воротам внутреннего города. Годвин выехал ему навстречу.
– Ты храбро бился, брат, – сказал он. – Ты ранен?
– Ушиблен и устал, больше ничего, – ответил Вульф.
– Хорошее начало. Теперь нужно выполнять остальное, – прошептал Годвин и, взглянув через плечо, прибавил: – Смотри, Розамунду уводят, но Синан остался, вероятно, желает поговорить с нами, так как Масуда машет нам рукой.
– Что делать? – спросил Вульф. – Придумай, брат, потому что у меня голова кружится.
– Мы выслушаем, что он скажет, потом, по моему сигналу, поскачем, как говорила Масуда. Выбора нет. Но притворись раненым.
Впереди ехал Годвин, за ним – Вульф, толпа ревела, приветствуя победителя. Д'Арси остановились на открытой площадке перед воротами. Аль-Джебал обратился к ним через Масуду:
– Это был благородный бой. Я не думал, чтобы франки могли биться так хорошо. Скажи, господин рыцарь, хочешь ли ты попировать со мной в моем дворце?
– Благодарю тебя, властитель, – отклонил его предложение Вульф, – но мне нужно отдохнуть, и я прошу брата перевязать мои раны, – он указал на кровь, черневшую на его кольчуге. – Если тебе угодно – завтра.
Синан посмотрел на д'Арси, поглаживая бороду, и братья ожидали рокового ответа. Он прозвучал:
– Хорошо, пусть так и будет. Завтра я женюсь на Розамунде, и вы, ее братья, как подобает, передадите ее мне, – он осклабился. – Тогда же вы получите награду за вашу храбрость, великую награду, обещаю вам.
Пока аль-Джебал говорил, Годвин, глядя на небо, подметил маленькое облачко, наплывавшее на луну. Оно на мгновение совсем ее закрыло, и стало темно.
– Пора, – шепнул он Вульфу, и, отвесив по поклону аль-Джебалу, д'Арси проехали под воротами, где толпился народ, задерживая эскорт братьев. Годвин и Вульф что-то тихо сказали Огню и Дыму, и лошади рядом понеслись вперед, разбрасывая толпу, как корабли воду. Через десять ярдов толпа стала редкой, через тридцать – она осталась позади, потому что все сбегались к арке, откуда они могли видеть скачку. Братья летели до поворота налево, тут, при слабом свете, они исчезли из глаз наблюдающих.
– Вперед! – Годвин дернул за повод. И лошади полетели еще быстрее. Опять Годвин сделал поворот, и д'Арси очутились на дороге к саду, замок для гостей остался слева от них; между тем свита братьев отправилась по главной улице внутреннего города, думая, что рыцари едут впереди. Через три минуты братья уже были в пустынных садах, где в эту ночь не белело фигур женщин и спящих в палатках.
– Вульф, – предупредил Годвин, – обнажи меч и приготовься. Помни: может быть, тайную пещеру охраняют, а если так, мы должны убить стражу, или будем убиты сами.
В следующее мгновение два длинных лезвия заблестели в свете луны, так как облачко пронеслось. Вот и утес, между ним и курганом показались двое часовых. Они услышали звук копыт и, повернувшись, заметили двух вооруженных рыцарей, вихрем мчавшихся на них. Они приказали им остановиться, не зная, что делать, и остановились сами, точно спрашивая себя, не видение ли перед ними.
В одну минуту братья были подле воинов. Фидаи подняли копья, но раньше, чем они успели бросить их, меч Годвина упал между шеей и плечом одного из ассасинов и проник до его грудной кости. Вульф, действуя своим мечом, как копьем, пронзил другого насквозь; оба, мертвые, упали подле дверей кургана, так и не узнав, кто поразил их. Братья натянули поводья, велели Огню и Дыму остановиться, потом повернули их и соскочили с седел. Один из убитых воинов еще сжимал мертвой рукой поводья своей лошади, другая стояла и фыркала. Годвин поймал ее прежде, чем она успела уйти, потом, взяв поводья всех четырех животных, бросил ключ Вульфу. Вскоре дверь была открыта, Годвин вводил коней одного за другим в двери подземелья – это не представляло затруднений, так как лошади привыкли к конюшням в пещерах.
– Что делать с мертвыми? – спросил Вульф.
– Лучше всего взять их сюда, – ответил Годвин и, выбежав из кургана, перенес в подземелье сначала один, потом другой труп.
– Скорее, – торопил он, бросив второе тело. – Закрой дверь.
Между деревьями мелькнули всадники. Но они не заметили ничего.
Тяжелая, толстая дверь закрылась, ее задвинули засовом. Братья с замиранием сердца ожидали, что вот-вот воины ударят в створку бревнами, как таранами, но не слышалось ни звука. Если ехавшие воины действительно искали их, они отправились в другое место.
Вульф привязал лошадей подле открытого конца подземелья, а Годвин собрал самые большие камни, какие только мог поднять, и подкатил их к двери. Теперь братья знали, что многим людям придется прилагать усилия целый час или больше, чтобы ворваться в курган. Дверь была окована железом и вделана в цельную скалу.
III. Бегство в Эдессу
Наступило долгое, скучное ожидание. Вода сочилась по стенам пещеры, и Вульф, губы которого растрескались от жары, собрал ее в пригоршню и пил, пока не утолил жажды, потом подставил под струю голову, чтобы освежить ее; Годвин омыл ушибы и раны брата, которых мог коснуться, не снимая кольчуги.
Осмотрев седла и лошадей, Вульф рассказал Годвину все, что случилось во время боя.
– Но, знаешь, – закончил Вульф отчет о последней рукопашной схватке, – я никогда не забуду его, человека, который падал с моста, и свистящего вопля, вырвавшегося из его шеи, проколотой моим кинжалом…
– Все же теперь стало одним злодеем меньше, хотя он был по-своему храбрым человеком, – заметил Годвин. – Кроме того, брат, – прибавил он, обвив рукой шею Вульфа, – я рад, что именно на твою долю выпала судьба сражаться с ним: во время последней рукопашной схватки у меня не хватило бы силы победить его. Хорошо также, что ты оказал ему милосердие, так и следовало поступить рыцарю. Ты добился великой чести, и, вероятно, наш покойный дядя гордится тобой.
Они стали ходить взад и вперед, чтобы разбитое тело Вульфа не онемело под кольчугой. Время ползло медленно, луна склонялась к горам.
– Что, если они не придут? – спросил Вульф.
– Об этом подумаем, когда встанет заря, – ответил Годвин. И опять они ходили взад и вперед по пещере.
– Как они могут прийти, когда дверь заперта, закрыта на засов и засыпана камнями? – мучился сомнениями Вульф.
– Как приходила и уходила Масуда, – произнес в ответ Годвин. – О, не спрашивай меня больше, все в руках Божьих.
– Посмотри, – прошептал Вульф. – Кто это стоит в конце пещеры, там, подле мертвых ассасинов?
– Может быть, их призраки, – Годвин обнажил меч и наклонился. Действительно, подле мертвых виднелись две фигуры, слабо вырисовывавшиеся во мраке. Вот они скользнули вперед, лунные лучи, косо проникавшие в пещеру, заиграли на белых платьях и на драгоценностях.
– Я не вижу их, – раздался чей-то голос. – О, это мертвые воины! Что это значит?
– Вот, по крайней мере, их лошади, – проговорил другой голос. Теперь братья поняли и, как во сне, выступили из тьмы.
– Розамунда, – сказали они.
– О, Годвин, о, Вульф! – вскрикнула она. – О, Иисус, благодарю Тебя. Благодарю Тебя и эту бесстрашную женщину, – и, обвив руками шею Масуды, она поцеловала ее лицо.
Но Масуда оттолкнула ее:
– Вашим чистым губам, принцесса, не годится касаться женщины-ассасинки.
– Я должна благодарить вас, – со слезами промолвила Розамунда, – потому что без вашей помощи сама сделалась бы женщиной-ассасинкой или жительницей домов смерти.
Тогда Масуда поцеловала ее и, пододвинув девушку к Вульфу, проговорила:
– Итак, пилигримы Питер и Джон, ваши святые до сих пор помогали вам, вы, Джон, сражались храбро. Не прерывайте меня и не спрашивайте, что было с нами, если хотите, чтобы мы остались живы и могли после рассказать вам все. Да вы захватили и лошадей солдат? Очень хорошо! Ну, сэр Вульф, вы в силах идти? Тем лучше, это избавит вас от трудного спуска верхом, здесь круто, хотя и не такая крутизна, какую вы уже видели. Посадите принцессу на Огня, нет кошки, которая отличалась бы большей ловкостью, чем этот конь. Его поведу я. Вы, Джон, ведите лошадей солдат. Питер последует за вами с Дымом. Идите и, если кони станут пятиться, колите их мечом. Иди, Огонь, не бойся, где иду я, там пройдешь и ты. – И Масуда вышла на крутой спуск, время от времени ласково говоря с лошадью.
Через минуту все уже спускались по такой крутой гряде, что в каждое мгновение, казалось, можно было свалиться в пропасть. Но никто не падал: дорога была устроена именно для тайного бегства и оказалась безопаснее, чем можно было думать, глядя сверху; в самых трудных местах на ней высекли зарубки вроде ступеней. Ниже и ниже спускались беглецы, наконец, запыхавшиеся, но целые и невредимые, они остановились в темной глубине пропасти, освещенной только звездами, потому что свет низко стоявшей луны не мог проникать в нее.
– На коней, – шепнула Масуда. – Принцесса, вы останетесь на Огне, это самая верная, самая быстрая лошадь. Сэр Вульф, поезжайте на вашем Дыме, ваш брат и я сядем на лошадей воинов. Конечно, они не так ходки, но все же славные животные и привыкли к здешним дорогам. – И она с ловкостью женщины, родившейся и выросшей в пустыне, вскочила в седло и поехала впереди.
С милю или больше они двигались по каменистому дну пропасти и из-за камней могли ехать только шагом. Наконец с левой стороны показалось узкое ущелье, и беглецы стали подниматься по нему. Луна совсем спряталась за горы, облака затемняли слабый свет звезд. Но путники ехали вперед до маленькой поляны, орошенной речкой и покрытой травой.
– Остановитесь, – сказала Масуда. – Тут мы должны подождать до зари, потому что в такой темноте лошади непременно споткнутся о камни. Кроме того, повсюду пропасти, в которые легко упасть.
– Но они не погонятся за нами? – с мольбой и страхом произнесла Розамунда.
– Только когда достаточно рассветет, – ответила Масуда. – Во всяком случае, нам надо подождать, потому что ехать сейчас – безумие. Сядьте и отдохните. Напоим лошадей и дадим им пощипать траву, но будем держать их за поводья. И нам, и им, вероятно, понадобятся все силы до завтрашнего заката. Сэр Вульф, скажите, вы сильно ранены?
– Нет, слегка, – прозвучал его ответ, – несколько синяков под кольчугой, вот и все. Пожалуйста, расскажите нам теперь, что случилось после того, как мы уехали от моста.
– Вот что случилось, рыцари. Принцесса обессилела, и невольницы отнесли ее в помещение. Мне Синан велел остаться с ней, он хотел поговорить с вами. Вы знаете, что он задумал? Убить вас обоих, так как Лозель сказал ему, что вы не братья принцессы. Он боялся только взволновать народ, которому понравился бой, а потому сдержался. Он пригласил вас к ужину, но вы не вернулись бы с этого пира. Когда сэр Вульф сказал, что он ранен, я шепнула Синану, что его намерения лучше отложить до следующего дня, что убить вас будет удобнее в его собственном замке, среди телохранителей. «Да, – согласился он. – Этим братьям придется сражаться с фидаями, и мои воины загонят их в ров, это будет хорошее зрелище для меня и моей королевы».
– Ужасно, ужасно, – прошептала Розамунда.
А Годвин пробормотал:
– Клянусь, я дрался бы только с самим Синаном.
– Вот почему он позволил вам уехать, – продолжала Масуда. – Я тоже ушла, но он велел привести к нему принцессу после нашего ужина, желая поговорить с ней наедине о свадебном пиршестве и поднести ей дары. Я ответила, что его приказание будет исполнено, и побежала в замок для гостей. Госпожа Роза Мира уже оправилась от обморока, но была вне себя от страха, я заставила ее поесть и напиться. Об остальном скажу коротко. Через два часа пришел гонец и сказал, что аль-Джебал ждет. «Вернись, – отправила я его обратно, – принцесса одевается. Мы придем одни, как велел властитель…» Я накинула на нее плащ, посоветовала ей мужаться, взяла кольцо покойного аль-Джебала, показала его рабам, которые с поклоном пропустили нас. Мы пришли к воинам у дверей; им я также показала перстень. Они поклонились, но, увидев, что мы повернули в левый коридор, а не в правый, который вел к дверям внутреннего дворца, вздумали остановить нас. «Посмотрите на печать, – еще раз показала я кольцо, – не все ли вам равно, какую дорогу избрал великий знак власти». Тогда они отступили. Мы вышли из дома гостей, и я привела принцессу к тюремной башне, оттуда идет тайный ход. У дверей стояла стража, я от имени Синана велела воинам пропустить нас. Они ответили: «Мы не повинуемся. Этот ход откроется только перед печатью». «Вот она», – я опять показала кольцо. Предводитель отряда посмотрел на перстень и сказал: «Да, это священная печать и другой нет», но все же колебался, пропустить ли нас. «Может, тебе надоела жизнь? – спросила я. – Безумец, сам аль-Джебал войдет сюда тайно из дворца. Горе тебе, если он не встретит принцессы». «Значит, он сам прислал печать?» – все еще сомневался предводитель отряда. Я ответила утвердительно. «Открой, открой», – зашептали его воины. Открыли дверь. Мы вошли в подземный коридор, я за собой закрыла дверь на засов. В темноте, под фундаментом башни, ощупывая стену, мы проскользнули к началу хода, тайну которого я знала, прошли по всей длине галереи и через дверь в скале, которую я закрыла так, что ее не откроет никто, кроме искусных каменщиков, затем пробрались в пещеру, где вы уже ждали нас. С печатью это было нетрудно, но без нее мы не бежали бы. Сегодня все ходы и выходы охраняются.
– Нетрудно! – воскликнула Розамунда. – О, Годвин и Вульф, если бы вы только знали, как она все подготовила, если бы вы слышали, как высокомерно она отвечала им, размахивая кольцом перед их глазами, говоря, чтобы они повиновались или готовились к смерти.
– А теперь они, вероятно, убиты, – прервала ее Масуда. – Но я не жалею их, это были злодеи. Нет, не благодарите меня, я только исполняла данное обещание, ни больше ни меньше, и, кроме того, я ведь люблю опасности. Теперь расскажите мне вашу историю, сэр Годвин.
И он рассказал обо всем, что случилось с ними, благодаря Небо за то, что они вышли из проклятых стен.
– Вы можете очутиться в Массиафе до заката, – мрачно изрекла Масуда.
– Да, – согласился Вульф, – но живыми мы не дадимся. Скажите, Масуда, что вы придумали? Добраться до прибрежных приморских городов?
– Нет, – возразила Масуда, – нам пришлось бы ехать через страну ассасинов. Нет, мы пересечем пустынные горные страны и направимся к Эдессе, отстоящей на много миль отсюда, доедем до Баальбека, а потом вернемся в Бейрут.
– К Эдессе? – переспросил Годвин. – Да ведь этим городом владеет Салах ад-Дин, а леди Розамунда – принцесса Баальбека.
– Что лучше, – задала ему вопрос Масуда, – чтобы она попала в руки Салах ад-Дина или вернулась к великому ассасину? Выбирайте…
– Я выбираю Салах ад-Дина, – прервала ее Розамунда, – потому что он, по крайней мере, мой дядя. – И остальные не противоречили ей…
Уже начал заниматься летний день, но было вес еще слишком темно, а потому Годвин и Розамунда дали лошадям пастись, держа их за поводья. Масуда, сняв кольчугу Вульфа, постаралась облегчить его раны размельченными листьями куста, который рос подле потока, и в короткое время сильно помогла юноше. Когда забрезжил серый свет, путники напились воды, поели кресс-салата, который рос подле реки, подтянули подпруги и пустились в путь. Едва отъехали они ярдов на сто, как из пропасти, закрытой серой дымкой тумана, до них донесся топот лошадиных копыт и звуки голосов.
– Вперед! – призвала Масуда. – По нашим следам скачут слуги аль-Джебала.
Они ехали по краям страшных пропастей и наконец очутились на большой, плоской возвышенности, террасами поднимавшейся к подножию гор, которые виднелись приблизительно милях в двенадцати. На середине горного хребта различались две вершины. Масуда указала на них, сказав, что к ним-то и направятся они, так как по ту сторону лежит долина Оронта. В это время в густом тумане позади послышался конский топот.
– Быстрей! – поторопила Масуда. – Нельзя терять времени. – И они поехали дальше, но небольшим галопом, потому что почва была очень неровной.
Когда до горного прохода оставалось приблизительно шесть миль, поднялось солнце и рассеяло туман. И вот что увидели беглецы. Перед ними расстилалась плоская песчаная равнина. Позади возвышались груды камней, а приблизительно милях в двух за ними двигались человек двадцать ассасинов.
– Они не догонят нас, – произнес Вульф, но Масуда указала ему рукой в правую сторону, где еще стоял туман, и заметила:
– Вот там я вижу копья.
Туман растаял, и беглецы различили отряд конных воинов, состоящий приблизительно из четырехсот человек.
– Как я и думала, они ночью сделали обход, – сказала Масуда. – Теперь нам нужно переправиться через кряж раньше их, или они нас поймают, – и она сильно ударила свою лошадь веткой, которую срезала подле потока. Когда они проскакали около полумили, громкие крики большого отряда с правой стороны и ответный крик фидаев, ехавших позади, показали беглецам, что они замечены.
– Вперед! – вновь призвала их Масуда. – Они погонятся за нами.
И беглецы понеслись. Две мили проскакали они, отряд остался далеко позади, но большое облако пыли с правой стороны все приближалось, можно было думать, что оно достигнет прохода раньше их. Тогда Годвин предложил:
– Вульф и Розамунда, поезжайте вперед. Ваши лошади быстры и обгонят их. На гребне дайте им немного вздохнуть и посмотрите, не едем ли мы, если нет, скачите дальше, и да будет с вами Бог.
– Да, – подтвердила Масуда, – направляйтесь к эдесскому мосту – его можно увидеть издали, а там сдайтесь начальникам войск Салах ад-Дина.
Розамунда и Вульф не двигались, но Годвин сурово повторил им:
– Поезжайте, я приказываю.
– Хорошо, ради Розамунды, – повиновался Вульф, и они помчались быстрее ласточек. Годвин и Масуда, скакавшие позади их, увидели, как они въехали в начало ущелья.
– Хорошо, – заметила она. – Кроме лошадей одной крови с Огнем и Дымом, в Сирии не найдется ни одного коня, который мог бы поспеть за ними. Не бойтесь, сэр Годвин, они доедут до Эдессы.
– Кто тот человек, что привел их нам? – спросил Годвин, который скакал, не спуская глаз с приближавшегося к ним облака пыли, усеянного блестящими остриями копий.
– Брат моего отца, мой дядя, как я и сказала вам, – ответила Масуда. – Он шейх пустыни и держит табуны лошадей старинной крови, которых нельзя купить за золото.
– Значит, вы не ассасинка, Масуда?
– Нет, теперь я могу сказать вам это, так как, по-видимому, конец близок. Мой отец был араб, моя мать – благородная франкская женщина, француженка. Он нашел ее в пустыне после сражения, она умирала от голода. Отец привел ее в свою палатку и вскоре женился на ней. На нас напали ассасины, убили отца и мать, а меня, двенадцатилетнего ребенка, взяли в плен. Позже, когда я стала постарше, – я была красива в те дни, – меня отвели в гарем Синана, и, хотя моя мать тайно внушила мне правила христианской религии, он заставил меня принять проклятую веру ассасинов. Теперь вы понимаете, почему я так ненавижу убийцу своих отца и матери, который заставил меня подчиниться себе. Да, меня принудили служить шпионкой, в противном случае грозя смертью, а между тем мне, которую Синан считал своей верной рабой, перед смертью хочется отомстить ему. Не презираете ли вы меня за это?
– Я не считаю вас низкой, – произнес Годвин, продолжая шпорить своего уставшего коня, – я нахожу, что вы благородны.
– Как я рада, что слышу это перед смертью, – призналась она, – вы дороги мне, сэр Годвин, и потому-то я решилась на этот побег, хотя для вас я ничто… Нет, не говорите, леди Розамунда рассказала мне все, кроме окончательного ответа.
Теперь песчаная полоса осталась позади них, они начали подниматься на откос горы, и Годвин радовался, что стук копыт мешал продолжению этого разговора. До сих пор они держались впереди ассасинов, которым нужно было проделать более длинный и трудный путь, однако густое облако пыли виднелось совсем недалеко от них, и в первых радах с поднятыми копьями скакали лучшие наездники на очень хороших конях.
