Она

Я был так поражен всем происшедшим, что не мог и не хотел говорить об этом абсурде и предложил идти выкупаться, в чем мы все очень нуждались.

Высказав наше желание какому-то человеку средних лет с необыкновенно злой физиономией, который, очевидно, был приставлен для надзора за нами в отсутствие «Отца» племени, мы зажгли трубки и вышли из пещеры. Около входа стояла толпа народа, очевидно, поджидая нас. Когда они увидали нас с дымящимися трубками во рту, то немедленно исчезли, полагая, что мы – могущественные волшебники. Наше огнестрельное оружие не произвело здесь такой сенсации, как табачный дым[6 - Табак растет в этой стране, хотя народ Амахаггер обыкновенно употребляет его в лечебных целях, не имея понятия о курении.]. Мы поспешили к ручью и отлично выкупались, хотя многие из женщин, не исключая Устаны, выразили желание последовать нашему примеру.

Пока мы добирались обратно в пещеру, солнце зашло. Пещера оказалась полной людей, которые собрались около огня и ужинали при свете ламп, висевших на стенах. Эти глиняные лампы были весьма грубо сделаны, но некоторые довольно красивы на вид. Они представлял собой красный глиняный горшок, наполненный растопленным жиром, со светильней, пропущенной через деревянный круг, прикрепленный к верхней крышке горшка. Этот вид лампы требует постоянного внимания, потому что огонь гаснет тотчас же, как сгорит светильня.

Некоторое время мы сидели, наблюдая угрюмых людей, мрачно и молча поедавших ужин; наконец нам надоело созерцать их, и я предложил всем отправиться спать.

Наш надзиратель безмолвно встал с места, вежливо взял меня за руку и направился в один из маленьких переходов, примыкавших к пещере. Мы прошли несколько шагов и очутились в комнате, вырубленной в скале. По одну сторону комнаты находился большой камень трех футов высотой, закрывавший вход в нишу; здесь мой проводник указал мне место, где можно спать. В комнате не было окна. Приглядевшись внимательнее, я пришел к заключению, что указанная ниша служила гробницей для умерших; эта мысль заставила меня содрогнуться, но решив, что нужно где-нибудь спать, я подавил чувство страха, насколько мог, и вернулся в пещеру, чтобы захватить свое одеяло, которое было принесено сюда вместе с другими вещами. Там я встретил Джона, который получил в свое распоряжение такую же комнату и решил лучше ночевать на воздухе, чем пойти в «это ужасное место». Он попросил позволения ночевать со мной, и я был очень доволен этим.

В общем, ночь прошла спокойно, если не считать моего кошмара. Мне чудилось, что я похоронен здесь, и просто задыхался от ужаса.

На рассвете нас разбудил громкий звук трубы. Мы встали и пошли к ручью умыться, потом нам подали завтрак, во время которого одна из женщин, не особенно молодая, подошла к нам и публично поцеловала Джона. Никогда не забуду я выражения ужаса и отвращения на лице Джона. Он, как и я, не любит женщин, – и все чувства отразились на его физиономии, когда женщина целовала его в присутствии господ. Он вскочил на ноги и оттолкнул от себя женщину.

– Никогда, ни за что! – воскликнул он, когда женщина, полагая, что он очень скромен, обняла и поцеловала его вторично.

– Уйдите прочь, прочь! – крикнул он, махая деревянной ложкой, которой ел, перед лицом влюбленной дамы.

– Прошу прощения, джентльмены, но уверяю вас, я ничего не знал. О, Боже, она опять идет ко мне! Держите ее, мистер Холли! Пожалуйста, держите ее! Со мной никогда, никогда не случалось ничего подобного! Это против моих правил!

Он умолк и изо всех сил бросился бежать из пещеры. В первый раз я услыхал смех дикарей. Что касается женщины, ей было не до смеха. Она вся дрожала от ярости, подзадориваемая насмешками других женщин. Она буквально тряслась и шипела от злости, и при виде ее я невольно пожелал, чтобы нравственные принципы Джона были не так возвышенны, так как его образцовое поведение могло навлечь на нас опасность. Обстоятельства подтвердили мою догадку.

Женщина ушла, а Джон вернулся в крайнем возбуждении и с ужасом смотрел теперь на всякую приближавшуюся к нему женщину. Я воспользовался случаем, чтобы объяснить нашим хозяевам, что Джон – женатый человек, несчастный в своей семье, и это заставляет его бояться любой женщины. Мое объяснение было выслушало молча, а женщина, следуя примеру своих цивилизованных сестер, продолжала злиться и беситься.

После завтрака мы пошли гулять, намереваясь осмотреть стада скота и возделанные поля народа Амахаггер… У них существовало две породы рогатого скота. Одна порода – большая, безрогая, дающая превосходное молоко, другая – маленькая, жирная, годная на убой. Около коров бродили длинношерстные косматые козы. Здесь много едят козьего мяса, но я не видел козьего молока. Что касается обработки полей, то единственным орудием была железная лопата, поэтому полевая работа – очень трудна и тяжела. Обработкой полей занимаются мужчины, так как женщины освобождены от всех видов работ.

Сначала законы и обычаи этого необычайного народа очень поражали нас. Но со временем, – четыре дня прошло без особых событий, – мы много узнали от подруги Лео, Устаны, которая следовала как тень за юным джентльменом. Она сообщила нам, что близ того места, где жила «Она», находились каменные ограды и колонны, называемые Кор, где прежде, говорят, были дома и жили люди, от которых произошел народ Амахаггер. Никто не смеет подходить к этим развалинам, они прокляты, на них можно смотреть только издали. Есть и другие подобные развалины в разных частях страны. Пещеры вырублены в скалах людьми, теми самыми, которые выстроили города. В их стране нет писаных законов, но есть строгие обычаи, и если человек нарушит эти обычаи, его осуждают на смерть. На мой вопрос, какой род смерти существует у них, Устана улыбнулась и сказала, что я скоро узнаю это. У них есть королева, «Она», которая появляется очень редко, один раз в 2 или 3 года, всегда закутанная, так что никто не видит ее лица. Говорят, что она прекраснее всех женщин, бессмертна и пользуется огромной властью. Время от времени королева выбирает себе супруга, и как только родится от этого союза дитя женского пола, супруга королевы сразу же умерщвляют. Дитя растет и становится наследницей королевы-матери. Обо всем этом никто ничего толком не знает. Королеве повинуется вся страна, – ослушаться ее – значит умереть. Королева окружена стражей, хотя не держит регулярной армии.

Я спросил Устану, как велика страна и сколько народу живет в ней. Она ответила, что в стране десять «хозяйств», включая и «хозяйство» королевы. Иногда племена воюют друг с другом, пока «Она» не прекратит войну одним своим словом. Войны и болотная лихорадка сокращают число народонаселения, которое не имеет никаких связей с другими народами, так как болота непроходимы. Однажды со стороны большой реки пришло чужеземное войско и хотело напасть на них, но половит его погибла в болотах, остальные умерли от голода и лихорадки. Болота непроходимы, только мы одни знаем тропинки через них, – добавила Устана, – и я верю, что вы никогда не попали бы сюда, если бы вас не принесли на носилках.

Много разных вещей узнали мы от Устаны за четыре дня. Вся история этого народа была удивительна, почти невероятна и вполне соответствовала рассказу древних письмен на сосуде. Очевидно, была какая-то таинственная королева, облеченная бессмертием! Я не понимал ничего, также как и Лео, хотя он торжествовал, потому что я до последнего времени смеялся над легендой. Что касается Джона, он оставил все попытки уразуметь это. Магомет, араб, на которого здесь смотрели с презрением, находился в постоянном страхе, хотя я не мог понять, чего он боялся. Он сидел весь день, согнувшись в углу пещеры, призывая Аллаха и Пророка. Когда я хотел узнать, в чем заключалась причина его страхов, он заявил мне, что мы попали в заколдованную страну, где нет людей, а живут лишь дьяволы. Честное слово, несколько раз я готов был согласиться с ним!

Между тем время шло, и ночью, на четвертый день после ухода Биллали, случилось одно событие.

Мы все трое, а также Устана, сидели вокруг огня в пещере, перед тем как лечь спать. Вдруг Устана, сидевшая тихо, встала и положила руки на золотые кудри Лео. Даже сейчас, закрыв глаза, я вижу ее гордую стройную фигуру; она заговорила певучим голосом:

– «Ты – мой избранник! Я ждала тебя давно!

Ты прекрасен. Кто другой имеет такие чудные волосы, такую белую кожу?

У кого такая сильная рука, кто так мужественен, как ты?

Твои глаза – это небо, в котором отражаются звезды!

Ты прекрасен, и сердце мое рвется к тебе!

Когда мои глаза увидели твое лицо, я пожелала тебя!

И я взяла тебя, о мой возлюбленный!

Так продолжится короткое время; до тех пор, пока не наступит несчастный день.

Что случится в этот день? Увы, мой возлюбленный, я не знаю!

Но я не увижу тебя более, и затеряюсь во мраке!

„Она“ – сильнее меня и возьмет тебя, потому что она прекраснее Устаны, тогда…»

Удивительная женщина вдруг оборвала свое пение, которое было необыкновенно музыкально, хотя мы не понимали ни слова, и устремила свои сверкающие глаза в темноту. Эти глаза выразили ужас и отчаяние. Она сняла руку с головы Лео и указала в темноту. Мы взглянули туда же, но ничего не увидели. Но, вероятно, Устана видела что-то такое, что потрясло даже ее железные нервы, потому что она без звука упала возле нас. Лео, успевший привязаться к молодой женщине, страшно испугался и огорчился. Говоря правду, я сам испытывал суеверный ужас.

Скоро Устана пришла в себя и села, конвульсивно содрогаясь.

– Что с тобой, Устана? Кого ты видела? – спросил Лео, отлично говоривший по-арабски.

– Ничего, мой возлюбленный! – ответила она, пытаясь улыбнуться.

Она повернулась к Лео, и взглянув на него с выражением величайшей нежности, какой я никогда не видел на лице женщины, охватила его голову руками и поцеловала в лоб, как любящая мать.

– Когда я уйду от тебя, мой возлюбленный, – сказала она, – когда ночью твоя протянутая рука не встретит мою, вспоминай обо мне иногда, потому что я сильно люблю тебя, хотя недостойна мыть тебе ноги. А теперь будем любить друг друга, будем счастливы! Кто знает, что будет завтра.

VIII. Пир

На другой день, после этой замечательной сцены, которая произвела на меня глубокое впечатление, нас известили, что вечером в нашу честь состоится пир. Мне хотелось уклониться от него, и я заявил, что мы скромные люди и не питаем пристрастия к пирам, но заметив, что мои слова возбудили неудовольствие, счел за лучшее молчать.

Незадолго до заката солнца мне сообщили, что все готово, и я в сопровождении Джона пошел в пещеру, где встретил Лео, а с ним и Устану. Оба они гуляли и ничего не знали о предполагаемом пиршестве. Когда Устана узнала об этом, ее красивое лицо исказилось от страха. Схватив за руку какого-то человека, она что-то спросила у него повелительным тоном. Его ответ как будто успокоил ее слегка. Немного погодя она снова пыталась заговорить с этим человеком, который был важной особой, но он сердито сказал ей что-то и оттолкнул, затем вдруг взял ее за руку и посадил около огня; и я видел, что она подчинилась.

В эту ночь огонь ярко горел в пещере. Около 35 мужчин и две женщины, – Устана и та особа, которая поцеловала Джона, – собрались вокруг огня.

Мужчины сидели молча, по своему обыкновению каждый с копьем в руке. Только двое из них были одеты в холщевую одежду, на остальных не было ничего, кроме шкуры леопарда.

– Что же будет дальше? – спросил меня Джон. – Спаси нас Боже, эта женщина опять здесь наверное, она не будет лезть ко мне, так как я вовсе не подаю повода. Все они противны мне. Они приглашают Магомета обедать. Эта женщина разговаривает с ним очень вежливо. Я очень рад, что не со мной!

Мы взглянули на женщину, которая старалась вытащить несчастного Магомета из угла, где он сидел, ворча и призывая Аллаха. Его приглашали есть – это была необычная честь, потому что обычно пища подавалась ему отдельно. Магомет был испуган, едва держался на ногах, но согласился пойти есть, скорее из страха перед воином, который стоял с копьем в руке позади него, чем из желания исполнить любезную просьбу женщины.

– Послушайте, – сказал я своим спутникам, – мне очень не нравится все это, но надо смотреть в лицо опасности. Захватили ли вы с собой свои револьверы? Посмотрите, заряжены ли они?

– У меня с собой, – сказал Джон, – но мистер Лео захватил только охотничий нож!

Делать было нечего, мы смело двинулись вперед и уселись перед огнем. Едва мы успели сесть, как нам передали глиняный кувшин с крепкой жидкостью неприятного цвета, способной вывернуть наизнанку желудок. Этот кувшин был очень интересен – такие сосуды находят в древних гробницах, и я думаю, что они использовались при погребении умерших по обычаям Египта.

На одной стороне кувшина, из которого мы пили, был нарисован белый человек, нападающий с копьем на слона, а на обратной стороне находился рисунок, изображавший охотника, пускающего стрелу в антилопу.

Мы сидели молча, смотрели на огонь и на тени от ламп. Никто не произносил ни слова. Между огнем и нами на земле стояло большое деревянное корыто. Около него – пара больших железных щипцов. Мне вовсе не нравились эти вещи. Я сидел, смотрел на них и на свирепые лица мужчин, размышляя о том, что все ужасно, что мы находимся в полной власти этого народа, страшного в своем молчании и таинственности.

Мне казалось, что они были хуже, чем я думал, и я не ошибался. Это был странный пир, потому что есть было положительно нечего.

Наконец один из мужчин, сидевших перед огнем, громко произнес:

– Где же мясо, которое мы будем есть?