«Робот-зазнайка» и другие фантастические истории

Робот подошел к нему, взял банку с пивом и вскрыл с неимоверной ловкостью. Пиво не пролилось. Джо был идеальным консервным ножом.

– Вот что получается, когда играешь с наукой в жмурки, – вполголоса подытожил Гэллегер. – Сделать сложнейшего в мире робота только для того, чтобы… – Он не договорил.

Джо вздрогнул и очнулся.

– Что случилось? – спросил он.

Гэллегер сверкнул на него глазами.

– Открой вон ту банку! – приказал он.

Чуть помедлив, робот подчинился.

– Ага. Вы, значит, догадались. В таком случае я попал в рабство.

– Ты прав, как никогда. Я обнаружил катализатор – главный выключатель. Попался ты, дурень, как миленький, будешь теперь делать ту работу, для какой годен.

– Ну что ж, – стоически ответил робот, – по крайней мере, буду любоваться своей красотой в свободное время, когда вам не понадобятся мои услуги.

Гэллегер проворчал:

– Слушай, ты, консервный нож – переросток! Предположим, я отведу тебя в суд и велю загипнотизировать судью Хэнсона. Тебе ведь придется так и сделать, правда?

– Да. Я потерял свободу воли. Я ведь запрограммирован на выполнение единственной команды – на открывание банок с пивом. Пока мне никто не приказывал открывать банки, я был свободен. А теперь я должен повиноваться вам во всем.

– Угу, – буркнул Гэллегер. – Слава богу. Иначе я бы через неделю свихнулся. Теперь, по крайней мере, избавлюсь от контракта с «Сонатоном». Останется только решить проблему Брока.

– Но вы ведь уже решили, – вставил Джо.

– Чего?

– Когда сделали меня. Перед тем вы беседовали с Броком, вот и вложили в меня решение его проблемы. Наверное, подсознательно.

Гэллегер потянулся за пивом.

– Ну-ка, выкладывай. Каков же ответ?

– Инфразвук, – доложил Джо. – Вы наделили меня способностью издавать инфразвуковой сигнал определенного тона, а Брок в ходе своих телепередач должен транслировать его через неравные промежутки времени…

Инфразвуки не слышны. Но они ощущаются. Сначала чувствуешь легкое, необъяснимое беспокойство, потом оно нарастает и переходит в панический страх. Это длится недолго. Но в сочетании с ЭМП – эффектом массового присутствия – дает превосходные результаты.

Те, у кого телевизор «Вокс-вью» стоял дома, почти ничего не заметили. Все дело было в акустике. Визжали коты; траурно выли собаки. Семьи же, сидя в гостиных у телевизоров, считали, что все идет как полагается. Ничего удивительного – усиление было ничтожным.

Другое дело – контрабандный театр, где на нелегальных телевизорах «Вокс-вью» стояли увеличители «Магна»…

Сначала появлялось легкое, необъяснимое беспокойство. Оно нарастало. Люди устремлялись к дверям. Публика чего-то пугалась, но не знала, чего именно. Знала только, что пора уносить ноги.

Когда во время очередной телепередачи «Вокс-вью» впервые воспользовался инфразвуковым свистком, по всей стране началось паническое бегство из контрабандных театров. О причине никто не подозревал, кроме Гэллегера, Брока с дочерью и двух-трех техников, посвященных в тайну.

Через час инфразвуковой сигнал повторился. Поднялась вторая волна паники, люди опять бежали из залов.

Через несколько недель ничем нельзя было заманить зрителя в контрабандный театр. Куда спокойнее смотреть телевизор у себя дома! Резко повысился спрос на телевизоры производства «Вокс-вью». Контрабандные театры перестали посещать. У эксперимента оказался и другой, неожиданный результат: немного погодя все перестали посещать и легальные театры «Сонатона». Закрепился условный рефлекс.

Публика не знала, отчего, сидя в контрабандных театрах, все поддаются панике. Слепой, нерассуждающий страх люди объясняли всевозможными причинами, в частности большими скоплениями народа и боязнью замкнутого пространства.

В один прекрасный вечер некая Джейн Уилсон, особа ничем не примечательная, сидела в контрабандном театре. Когда был подан инфразвуковой сигнал, она бежала вместе со всеми.

На другой вечер Джейн отправилась в великолепный «Сонатон-Бижу». В середине драматического спектакля она поглядела по сторонам, увидела, что ее окружает бесчисленная толпа, перевела полные ужаса глаза на потолок и вообразила, будто он сейчас рухнет. Джейн захотела немедленно, во что бы то ни стало выйти!

Ее пронзительный крик вызвал небывалую панику. В зале присутствовали и другие зрители, которым довелось послушать инфразвук. Во время паники никто не пострадал: в соответствии с законом о противопожарной безопасности двери театра были достаточно широки. Никто не пострадал, но всем вдруг стало ясно, что у публики создан новый рефлекс – избегать толп в сочетании со зрелищами. Простейшая психологическая ассоциация…

Четыре месяца спустя контрабандные театры исчезли, а супертеатры «Сонатона» закрылись из-за низкой посещаемости. Отец и сын Тоны не радовались. Зато радовались все, кто был связан с «Вокс-вью».

Кроме Гэллегера. Он получил от Брока головокружительный чек и тут же по телефону заказал в Европе неимоверное количество пива в жестянках. И вот он хандрил на тахте в лаборатории и прополаскивал горло виски с содовой. Джо, как всегда, разглядывал в зеркале крутящиеся колесики.

– Джо, – позвал Гэллегер.

– Да? Чем могу служить?

– Да ничем. В том-то и беда.

Гэллегер выудил из кармана и перечитал скомканную телеграмму. Пивоваренная промышленность Европы решила сменить тактику. Отныне, говорилось в телеграмме, пиво будет выпускаться в стандартных пластиколбах в соответствии со спросом и обычаем. Конец жестянкам.

В эти дни, в этот век ничего не упаковывают в жестянки. Даже пиво.

Какая же польза от робота, предназначенного и запрограммированного для открывания жестянок?

Гэллегер со вздохом смешал с содовой еще одну порцию виски – на этот раз побольше. Джо гордо позировал перед зеркалом.

Внезапно он выпятил глаза, устремил их один в другой и быстро растормозил свое подсознание при помощи самогипноза. Таким образом Джо мог лучше оценить собственные достоинства.

Гэллегер снова вздохнул. В окрестных кварталах лаяли собаки. Ну да ладно.

Он выпил еще и повеселел. «Скоро, – подумал он, – запою „Фрэнки и Джонни“». А что, если они с Джо составят дуэт – один баритон и одно неслышное ультразвуковое или инфразвуковое сопровождение? Будет полная гармония.

Через десять минут Гэллегер уже пел дуэтом со своим консервным ножом.

Гэллегер-Штрих

Мутный взгляд Гэллегера был устремлен сквозь окно туда, где должен был находиться задний двор. Ощущение при этом было тошнотворное, как будто желудок проваливался в ту нелепую, невероятную яму, что нежданно-негаданно образовалась за окном. Ох и широка же эта яма! Ох и глубока! Пожалуй, достаточно глубока, чтобы вместить колоссальное похмелье изобретателя.

Или все-таки недостаточно?

Гэллегер хотел было заглянуть в календарь, но передумал. Отчего-то казалось, что похмелье длится уже несколько тысячелетий. Даже для человека его с его способностью к поглощению алкоголя это был поистине дьявольский бодун.

– Бодун, – жалобно произнес Гэллегер, ковыляя к дивану и заваливаясь на него. – Отходняк – куда более выразительное слово. Бодун наводит на мысли о быках и будильниках, и да, они у меня в голове, ревут и звенят хором. – Он вяло потянулся к крану алкогольного органа, но заколебался и вступил в разговор с желудком.

Гэллегер. Ну самую чуточку, ладно?