Волчонок

– Распорядок, – доктор поставил бокал на стол. – Дисциплина.

– Ну, это обычное дело. Флот стоит на дисциплине.

– Только ли флот?

– Вся армия, если угодно.

– Мне казалось, что в армии она должна быть… – Туллий щелкнул пальцами, подыскивая нужное слово. – Более жесткой, что ли? А тут каждый день – свободное время…

– Личное, – поправил дисциплинар-легат.

– Хорошо, пусть личное. Сути это не меняет. Релакс-центр. Регулярные увольнения; чаще, чем я предполагал. Курсанты носят «фенечки», как выражается молодежь. У каждого – какие-то талисманы, память о доме. Я представлял себе флот иначе. Тем более училище, где готовят боевых офицеров, а не тыловиков-интендантов! Поймите меня правильно, я ни в коем случае не критикую здешние порядки…

– Подводим итог, доктор. Вы удивлены.

– Я удивлен, и сильно.

– Что ж, придется разъяснить, – Гракх хитро прищурился. – Хотя вы могли бы и сами догадаться, при вашей-то специальности…

Под взглядом начальника училища доктор Туллий ощутил укол уязвленного самолюбия. Он понятия не имел, что имеет в виду дисциплинар-легат. При чем тут его специальность?

– Вы ведь не просто врач. Вы – биохимик, военный вакцинолог. Значит, не хуже меня знаете, что такое подавление естественного сопротивления клейма и адаптация его к нуждам армии и флота.

Туллий не сдержался – фыркнул, едва не брызнув слюной в бальзам. И это Гракх говорит ему, чья диссертация… В следующий миг доктора обжег стыд. Дисциплинар-легат знал, что делает, начав с фразы: «Вы могли бы сами догадаться». А Гракх продолжал, словно не заметив конфуза доктора:

– Мы, помпилианцы, рождены для подчинения других. Мы – хищники, которым удалось создать социум. Солдаты и офицеры Помпилии – волки. Да, мы охотимся стаей, и наша охота успешна. Но нас так и подмывает скалить зубы и рычать на вожака. Каждый день, каждую минуту. В армии это недопустимо. Доктор, ваша химия – чудо. Она превращает стаю в безукоризненный, единый организм. Тем не менее, для успешной адаптации курсанты нуждаются в отдушине. Ряд вольностей, послабления вне занятий, видимость личной свободы…

Доктор кивнул:

– Психологическая компенсация на уровне подсознания.

– В особенности это актуально для будущих боевых офицеров, которым предстоит не только подчиняться, но и командовать другими. Снятие комплексов, противоречий между природой и дисциплиной… Отсюда и личное время, и талисманы с фенечками, и увольнения…

– Кстати, об увольнениях.

– Да?

Теперь, подумал доктор, надо быть осторожным. Главное, не сболтнуть лишнего. Во рту пересохло. Туллий потянулся к бокалу, отхлебнул, не чувствуя вкуса. Бдительный дисциплинар-легат в три шага оказался рядом. Широкая ладонь легла на бутыль с печатью, оттиснутой в стекле, ниже горлышка; жидкий рубин хлынул в бокал, наполняя его вновь.

– Благодарю.

– Не за что. Как вы говорили, доктор? Коллекционный бренди стаканами, залпом? Полно, не краснейте! У меня дурная привычка острить за чужой счет…

Гракх активировал голосферу своего уникома, порылся в ней – и в дальнем углу палатки мигнул огоньками индикаторов мультимедийный центр. Печальный голос трио-скрипки поплыл по палатке: «Звездный ноктюрн» Альберто Соретти.

– Вы любите классику? – изумился доктор.

– Нет. Но я вижу: вы нервничаете. Соретти подойдет?

– Более чем! Вы угадали на редкость точно…

– Так что насчет увольнений?

– Понимаете…

Туллий отпил из бокала. Тянуть дольше было уже неприлично. Ирония ситуации: доктор ставил классическую музыку курсантам, чтобы задать нужный эмоциональный тон. Сейчас Гракх проделал с ним то же самое.

– Вчера четвертый курс получил первую «офицерскую» инъекцию. Завтра они пойдут в увольнение…

– Да. И что с того?

– Вы в курсе, какие побочные эффекты вызывает «офицерская» инъекция? Особенно на первых порах?

– Повышенная агрессия. Склонность к насилию. Гипертрофированное чувство собственного достоинства.

– Вы понимаете, что это может привести к нежелательным эксцессам?

Дисциплинар-легат улыбнулся. Глядя на его улыбку, Туллий с трудом подавил желание вскочить и вытянуться по стойке «смирно».

– Сразу видно, доктор, что вы у нас недавно. Эксцессы – обычное дело, это в порядке вещей. Ну, подерутся парни с местными старателями или еще какой швалью. Если не будет официальных жалоб, я даже взысканий накладывать не стану. «Что у вас с лицом, курсант?» «Упал с лестницы, господин дисциплинар-легат!» «Впредь смотрите под ноги, курсант.» «Есть смотреть под ноги, господин дисциплинар-легат!» И так из года в год. Скоро вы привыкнете, доктор.

– Дело может не ограничиться синяками!

– Может, – Гракх пожал плечами. – Сломанная рука, челюсть, пара ребер. Сотрясение мозга. Пара дней в регенераторе, и бегом в строй. Если придет иск от гражданских, возместим ущерб за счет виновного и наложим взыскание. Посидит «на губе» – в следующий раз будет умнее. Обер-декурион Гораций не зря учит курсантов рукопашному бою. Оглушать, а не убивать. Обездвиживать, а не калечить. Пусть практикуются. В общем, не вижу проблем.

– А я, извините, вижу!

Туллий осекся. Гракх умен. Стоит перегнуть палку – и начальник училища вцепится в него, клещами вытащит правду. И немедленно примет меры. Перестрахуется. Чистота эксперимента будет нарушена…

– Что вы предлагаете?

– Отложить увольнение. Я бы хотел еще неделю понаблюдать за четвертым курсом. Если все будет в порядке, пусть летят расслабляться.

– Не вижу причин ломать график подготовки.

Гракх отвернулся. В палатке повисла гнетущая пауза. Лишь трио-скрипка плыла сквозь ночь, возносясь к черным небесам. Не мудрствуя лукаво, Гракх поставил ноктюрн на «повтор».

Может, сказал доктор себе, я зря нервничаю? Пусть все идет, как идет. Эксперимент в условиях стандартного режима – не этого ли ты хотел, Сергий Кезон Туллий? Чего же ты паникуешь? С согласия начальства испытания твоей новой вакцины были засекречены. Ты сам на этом настаивал, и добился своего. Дисциплинар-легат не знает, что вакцина – экспериментальная. Никто в училище не знает, кроме тебя.

Пей бальзам и помалкивай.

Но разве отсрочка одного-единственного увольнения нарушит чистоту эксперимента? Зато ты, нервный доктор Туллий, будешь спокоен. Да, вакцина с блеском прошла первичные испытания на добровольцах. Срок адаптации испытуемых сократился в полтора раза. Эффективность «офицерского клейма» осталась на прежнем уровне, точность регулировки увеличилась на 14 %. Первичное повышение уровня агрессии – в пределах нормы, существенных побочных эффектов не выявлено.

К «несущественным» относилось частичное изменение мотиваций конфликтов. Доктор часами беседовал с испытуемыми, разбираясь в нюансах. В контрольной группе, получавшей стандартные инъекции, среди мотивов рукоприкладства превалировали «комплекс лидера», конкуренция из-за женщины и личная обида. «Этот ублюдок посмел назвать меня…» В экспериментальной группе эти мотивы никуда не делись. Но наряду с ними проявились другие, более тонкие; можно сказать, архаичные. Не просто обида, но задетая честь. Личная, семейная, честь женщины – и даже честь Помпилии! Убежденность в собственном превосходстве; боязнь прослыть трусом…

Несло ли изменение мотиваций какую-либо опасность? Туллий не знал. Доктор понимал: заявись он со своими сомнениями к руководству лаборатории – его бы через пять минут выперли взашей. Испытания прошли успешно? Ну и чудненько! А мотивации твои, доктор Туллий – обман зрения и смущение умов! Какая разница, расквасил испытуемый F господину N нос, ощутив в поведении господина N ущерб своей чести – или просто рожа господина N ему не понравилась? Может, эта рожа оскорбляла чувство прекрасного испытуемого F! Испытуемые стали чаще бить морды? Нет. Испытуемые стали бить морды с особым цинизмом? Нет. Запускаем полевые испытания новой вакцины! Тем более, что вы сами на этом настаивали, доктор Туллий…

– Вы правы, Гракх. Я новичок в училище, и потому волнуюсь. Не хочу, чтобы парни влипли в историю.