Кукольных дел мастер

– Молодец! Я чувствую, в госпитале тебе подключили не капельницу, а внешний коммуникатор. Что еще?

– Республиканцы обратились в наш сенат. Полагаю, это еще один камень, брошенный в сторону кея Ростема I.

– А зачем им понадобился наш сенат?

– Они хотят ввести вместо «лигачей» ограниченный контингент наших войск.

– Вот! Для защиты завоеваний свободы и демократии. 2-я и 3-я эскадры Первого Квинтилианского галерного флота, усиленные легионом штурмовиков, через несколько дней выйдут на дальнюю орбиту Михра. Наши корабли в сердце державы вехденов! Тебе объяснить, что это значит?

Нет, легат не нуждался в объяснениях. Боевой офицер, он мог по достоинству оценить дар политической судьбы – марионеточную республику в системе Йездана-Дасты.

– Вы хотите, чтобы я принял командование над штурмовиками?

– Не хочу. Штурмовой легат при любом раскладе жертвует частью личной свободы. А ты категорически против такой жертвы.

– Над одной из эскадр?

– Мимо. Ты стал медленно думать. Это плохо.

– Над всем контингентом?!

– Для этого надо быть военным трибуном. Надеюсь, однажды ты получишь трибунский жезл, но не сейчас. Мальчик мой, миротворческий контингент обойдется без легата Тумидуса. Уж извини старика за прямоту. Мне нужен свой человек на Михре.

Тумидус терялся в догадках. Наместнику понадобился разведчик? Шпион? Тогда он обратился не по адресу. Доверенное лицо? Вряд ли. Для политических игр скорее подойдет хитрый и изворотливый дипломат.

– О чем идет речь?

– Республиканцы просят выслать к ним военного советника. Исходя из дружественных отношений, руководствуясь взаимным стремлением, в целях укрепления обороноспособности. Ты был первым, о ком я вспомнил. Итак, возвращаемся к началу разговора. Я предлагаю тебе восстановление в чине легата, полную свободу личности и должность военного советника на Михре. Ты же обеспечишь строительство нашей наземной базы в указанном районе. Посадочно-стартовый комплекс, командный пункт, казармы, бараки для рабов, технические службы… Заодно начнешь мелькать в новостях, заверяя всю Галактику сверху донизу в нашем исконном миролюбии. Сумеешь?

– Базу – да, – ответил Тумидус. – Миролюбие – вряд ли.

Наместник подмигнул ему:

– Ясное дело. Ты и миролюбие – антагонисты. Мне и нужно, чтобы наш военный советник всем видом противоречил собственным словам. Не спрашивай, зачем – это нюансы большой политики. Гай, нас ждут великие дела. Ты согласен?

Орлы каюты напряглись в ожидании.

– Да, – не подвел птиц легат Тумидус. – Согласен.

Тамир, администрация поселка рудокопов

– Вы хотите лично возглавить поисковую миссию?

– Да, Антоний.

Все, как в прошлый раз. Кабинет покойника-альгвасила, решетка на окне, Юлия Руф – и мужчина напротив. Только вместо мужиковатого тамирца в кресле сидел Антоний Дец, хмурый и сосредоточенный, будто хирург перед сложной операцией. В свое время отец Юлии, тогда еще – второй консул Октуберана, приставил его к дочери, потому что доверял.

Немногие удостаивались доверия Тита Макция Руфа. Менее десяти человек догадывались об этом, делая выводы из слов и действий патрона. Антоний был единственным, кому Руф-старший сказал прямо:

– Тебе я доверяю.

С тех пор в шефе личной охраны Юлии то и дело просыпалась нянька. В такие минуты он становился невыносим. Убедить его, приведя серьезные аргументы, было еще можно, но заставить силой – нет. На людях – преданный телохранитель дочери, Антоний формально, по документам, оставался человеком отца. Он хорошо знал, что властная, энергичная, вполне совершеннолетняя помпилианка в связи с расстройством психики – итогом неудачной антизации – до сих пор не смогла юридически оформить эмансипацию: уход из-под отцовской опеки.

Это случилось сразу после развода. Муж оставил Юлию, заявив, что женщина, давшая согласие на безнравственный и противоестественный эксперимент – выродок, и хорошо, что у них нет детей. Он даже собрался сделать заявление для прессы, но с ним побеседовали с глазу на глаз, и бывший муж передумал. Брачный контракт расторгли без лишней огласки.

А наместник повторно взял обезрабленную дочь под опеку.

Да, Руф-старший имел над дочерью власть. Хотя и не злоупотреблял опекой без нужды. Частицу этой власти он передал Антонию Децу. Иногда, оставшись с Антонием наедине, Юлия со злой иронией шутила: хотела, мол, стать исполином, а стала – «десятинщицей». Шутку Антоний не принимал, отмалчивался и старался подчеркнуть свой скромный статус охранника.

– Это опасно, госпожа.

– Почему? Я хочу найти Лючано Борготту, не более.

– Перед отлетом с Террафимы я имел разговор с легатом Тумидусом. Кстати, он теперь – военный советник на Михре. Из беседы я вынес одно: с Лючано Борготтой лучше находиться в разных концах Галактики.

– И это ты говоришь, получив от него мои координаты?

– Именно поэтому. Сами видите: я был на Террафиме, вы – на Тамире, а Борготта, судя по коду сообщения – на Тире. И все завершилось благополучно. Я здесь, вы свободны, Борготта – далеко. Находись он рядом, на нас свалилась бы масса проблем. Вплоть до взрыва сверхновой.

Юлия принялась нервно ходить из угла в угол.

– Ты ничего не понимаешь, Антоний. Это мой единственный шанс. Я уже говорила тебе: на «Нейраме», когда он пытался расшевелить роботизированного антиса… – женщина побледнела: воспоминания, даже ослабленные временем, действовали ей на нервы. – Борготта умудрился вовлечь в процесс всех, кто оказался рядом. В частности, он снял мне шелуху.

– Вы говорили, – подтвердил Антоний, спокойный, как статуя. – Извините, я не верю. В отличие от других энергетов, теряющих шелуху во время реализации своих расовых энерго-свойств, мы, помпилианцы, контактируем с рабами без дополнительного расширения сознания. Что, на мой взгляд, говорит в нашу пользу. Мы теряем шелуху редко, взаимодействуя с равным, с обладателем «клейма» – в частности, на дуэлях.

Это было правдой. Имея докторскую степень в области социостратегии, Юлия разбиралась в расовых особенностях энергетов. То, что на жаргоне звалось шелухой, в научном мире именовалось по-разному: расширением сознания, галлюцинативным комплексом, вторичным эффектом Вейса… В любом случае, суть предмета не менялась. Вехдены, работая с «внутренним огнем», брамайны, реализуя накопленный аскезой жар, вудуны, используя возможности Лоа живой и неживой материи – все энергеты в такие моменты помимо реальности, данной в ощущениях, воспринимали еще и псевдо-реальность.

Не всякий раз: по статистике, в трех случаях из пяти.

Звездолет становился весельной галерой. Мегаполис – древним городищем. Космос – степью, где скакали всадники в косматых шапках. Кабина мобиля – алтарем храма. Курортный санаторий – джунглями, и темнокожие дикари плясали вокруг идола, вымазанного кровью.

– Мой мудрый, предусмотрительный страж, – мимоходом Юлия погладила шефа охраны по щеке. – Моя защита и опора. Хочешь, я скажу тебе то, чего ты не знаешь? Да, ты прав: мы, помпилианцы, редко теряем шелуху. Только при прямом контакте двух «клейм». Зато с нашими рабами это случается гораздо чаще. На «веслах» галеры, в аккумуляторной завода, везде, где они служат источником энергии… Вторичный эффект Вейса – участь рабов. А теперь скажи, мудрый Антоний: кто из нас – энергеты?

Она остановилась, наматывая на палец длинную прядь волос.

– Мы – или они?!

– Я не желаю участвовать в подобных диспутах, – Антоний насупился, став похож на обиженного ребенка. – Вы с детства отличались легкомысленностью и неуважением к святыням. Ваш досточтимый отец…

– Оставим моего отца в покое. Вернемся к главному. На «Нейраме» смешной невропаст чуть не разбудил антиса, которого я полагала роботизированным до конца его дней. Этот же невропаст снял мне шелуху. Ничуть не хуже, чем при контакте «клейм». Я, наверное, никогда этого не забуду: башня, костры-вехдены, рыболовные крючки на концах моих волос… Проклятье! Я чувствовала себя, как во время кризисного приступа!

Женщина с трудом удерживала себя в руках. Юлия походила на смертельно больную, которую обнадежили чудесным лекарством. И вот – врач уехал в командировку, никто не знает, где он спрятал лекарство, никто не верит, что оно вообще существовало, и за врачом бежать не пускают…

– Клянусь тебе, это фактически был приступ! Но без негативных последствий. Когда Борготта прекратил свои действия, я оставалась в норме. Хотя минуту назад чувствовала, что захватываю экипаж «Нейрама» в зону моего влияния. И еще: да, мы чуть не сгорели в огне пробуждающегося антиса. Мы стояли на грани гибели. Но сейчас, вспоминая те ощущения, я готова поклясться, что не испытывала в жизни ничего более прекрасного. Из меня не смогли сделать помпилианского антиса. Меня просто изуродовали. А тогда, в рубке искалеченного корабля, я на миг поверила, что я, Юлия Руф – настоящий, полноценный антис!

– Итак, вы утверждаете, – не торопясь, начал Антоний, – что невропаст Борготта почти ликвидировал у Нейрама Самангана последствия роботизации. Что он снял вам шелуху, а затем спровоцировал приступ, избежав негативных последствий. Знаете, я – человек приземленный. Чудеса меня раздражают. Мне легче поверить, что вы попросту влюблены в этого Борготту. Так влюблены, что готовы нестись за ним через всю Галактику. Я прав?

Час назад, когда «Герсилия» приземлилась на Тамире, а Антоний едва не довел помощника альгвасила до инфаркта, подробно объясняя, что сделает с детиной по суду и без, Юлия готова была расцеловать шефа охраны. Сейчас она скорее убила бы его за грубоватую прямолинейность.