Пленник железной горы

Твой, повторил лук. Чего орешь, дурачина?

Набрал я стрел с орлиными перьями. Сложил их в колчан. Две тетивы про запас, петли – тетиву крепить; налучник – таскать в непогоду… Вроде, всё? Братцы, как же я это добро отсюда уволоку? Ну, доспех на себя надену, шлем – тоже… Ага, вспомнил! Есть такие обода-кольца, они на спину цепляются. В них оружие засовывают и поклажу, если приспичит. Вот вы где, колечки! Прикрепить обода к доспеху у меня не получилось – ничего, Кытай Бахсы приладит.

Я надавил на гриб с красной шляпкой.

Где-то зазвенело.

5. Мастер Кытай работает

Вместо мастера Кытая пришел человек-тень. Бочком скользнул в оружейную: блеклый, тусклый, одет в серое. Лица толком не разглядишь. Сперва он показался мне плоским, как лента бересты. Но человек повернулся ко мне, и я выдохнул с облегчением: померещилось.

– Здравствуйте!

В ответ он молча кивнул. Приладил к доспеху обода с днищем – про днище-то я, балбес, забыл! – загрузил оружие мне за спину и пошел впереди, указывая дорогу.

Немой, что ли?

Вел он меня не туда, откуда мы с кузнецом явились. Окончательно я в этом уверился, когда человек-тень распахнул передо мной великанскую, глухо лязгнувшую дверь и посторонился, пропуская вперед. Слился с тенью двери, растаял: вроде бы есть, а где, как, кто – спросите чего полегче! Ну и ладно, главное в другом – за дверью была кузня! Настоящая! Кытай Бахсы работал здесь, это я сразу понял.

Тут и младенец бы понял!

В дальнем конце пылал горн. Пламя гудело, ярилось, бесновалось. В огненную пасть запросто въехал бы мой брат Мюльдюн верхом на коне. Кстати, Мюльдюн – вон он, правда, без коня. Стоит слева от горна и смотрит на меня. А мастер Кытай – справа, и тоже смотрит.

– Заходи! – велел кузнец.

– Ага, иду.

Вдоль стен тянулись полки с заготовками и инструментом. Молоты, молотки, молоточки. Клещи, щипцы, зубила. Напильники. Железяки, каких я сроду не видывал. Сюда бы нашего Тимира-кузнеца! Хотя нет, лучше не надо. Тимир, небось, от зависти сразу и помер бы. Пол был завален ржавыми опилками и стружками. Они гадко скрежетали под ногами. А перед горном высилась наковальня: блестящая, без малейшего следа ржавчины. Громадина – чистый тебе стол на две дюжины человек, клянусь!

На наковальне играли кровавые блики.

– Ну-ка, покажись, Юрюн-боотур!

Я показался. Забренчал, застучал, звякнул.

– Молодец, – одобрил кузнец. – Мюльдюн-бёгё, пора бы тебе выйти прочь.

Не переча, мой брат оставил нас.

– Выбрал, – сказал я мастеру Кытаю. Что еще сказать, не знал, а молчать было неловко. – Спасибо большое!

– Рано благодаришь.

– Почему?

– Полработы не хвалят. Ложись!

И указывает на наковальню.

– Прямо сюда?!

Зябко стало – при горящем-то горне! Ну, раз так положено… Я вздохнул и полез, куда велели. Высоко, скользко. Полированная она, что ли? Забраться на наковальню в доспехе, с оружием за спиной – адова работенка! Я едва не свалился.

– Щит. Копье. Лук.

– Я…

– Возьми всё, что выбрал.

– Всё-всё?

– Да.

Пришлось слезть, взять щит с копьем, лук – и вскарабкаться по новой.

– Щит на левую руку. Копье в правую.

Лежу, боотур боотуром, на наковальне. Доспешный, значит, и вооружен до зубов. Устроился на боку, пялюсь в стену. На спину-то не лечь, там у меня обода со всяческим добром. Я лежу, а ко мне люди-тени – шасть! Я их увидел только теперь, когда они зашевелились. Идут по опилкам, а опилки не скрипят, помалкивают.

Узловатые ручищи кузнеца придавили меня к наковальне.

– Мастер Кытай! Что вы делаете?!

И слышу в ответ:

Положите горой перед ним
Оружье, что изготовили мы,
По плечу примеряйте
Кольчугу ему,
Облачите его
В боевую броню!

Лицо кузнеца нависло надо мной: складки, морщины, рот оскален. В отсветах пламени черты Кытая Бахсы, и раньше не слишком приглядные, горели и плавились. Вот-вот прольются дождем раскаленного металла! Разверзлась черная пещера рта, сверкнули клыки из железа, похожие на сошники плуга:

– Держите его!

Меня схватили за руки, за ноги. Чудом я исхитрился вывернуть шею: алатан-улатан! Вокруг – тени, тени, тени. И все с инструментом наизготовку! Кузнечные клещи сомкнулись на моих лодыжках и запястьях. Я рванулся, но тени держали крепко.

– Отпустите меня!

Тени молчали. Лицо кузнеца вознеслось, вознесся и я.

– Куда вы меня тащите?!

Вышло много черных людей,
Выше лиственниц,
Черней их теней.
Люди-тени пришли,