Предположим, что расходы 80 тысяч проституток в среднем составляют 20 фунтов у каждой, в результате получается 1 600 000 фунтов стерлингов. Если вычесть эту сумму из заработков, то останутся 6 400 000 фунтов стерлингов, которые являются доходом хозяев проституток. А если считать, что их число составляет 5000, то годовой доход, равный 1000 фунтов стерлингов у каждого, – это огромная сумма, которую мужчины в таком положении могут получить, если сравнивать ее со средствами многих респектабельных людей, имеющих профессию».
Буквально каждая женщина, которая отдается своим страстям и теряет добродетель, является проституткой. Но многие проводят границу между теми, кто живет беспорядочной половой жизнью, и теми, кто ограничивается одним мужчиной. То, что это так, очевидно из сведений, которыми мы располагаем. Столичная полиция не занимается проститутками «высокого полета». В самом деле, если бы она предприняла такую попытку, это было бы невозможно, а также дерзко. Сэр Ричард Мейн любезно сообщил нам, что самый недавний подсчет количества публичных женщин был произведен 5 апреля 1858 года, в результате чего была получена цифра 7261.
Часто друзья какого-нибудь господина с положением в обществе и связями удивляются тому, что он испытывает непреодолимое отвращение к браку. Если бы они были в курсе его личных дел, их удивление быстро исчезло бы, так как они обнаружили бы, что он уже фактически соединен с той, которая обладает очарованием, талантами и достоинствами и которая, по всей вероятности, будет оказывать на него то же влияние на протяжении его жизни. Широкую распространенность такого образа жизни и его последствия едва ли можно себе вообразить, хотя его влияние чувствуется, и очень сильно. Факел Гименея горит не так ярко, как в былые времена, и даже если бы кузнец из Гретны по-прежнему занимался своим делом, он бы обнаружил, что год от года его бизнес сокращается с пугающей быстротой.
Большой ошибкой является думать, что содержанки не имеют друзей и общества. Наоборот, их знакомые если и не избранные, то многочисленные, и это они обычно заказывают им экипажи или коляски, запряженные пони, и в принятый час наносят визиты и оставляют свои карточки.
Их понятия о чести невелики, хотя обычно они более или менее религиозны. Если они увлекаются мужчиной, они без колебаний дарят ему свою благосклонность. У большинства содержанок есть несколько любовников, которые имеют обыкновение заходить к ним в различные часы, а так как они чрезвычайно осторожны при ведении своих амурных дел, они безнаказанно совершают супружеские измены и в девяноста девяти случаях из ста избегают огласки. Когда их разоблачают, судебный процесс – если только мужчина не ослеплен любовью – проходит, разумеется, в упрощенном виде.
Женщина, вероятно, получает щедрый подарок и снова плывет по воле волн. Однако в большинстве случаев такие женщины не остаются долго без другого покровителя.
Одна женщина, которая называла себя Леди, встретила своего поклонника в доме на Болтон-Роу, в котором она часто бывала. Лорд с первого взгляда влюбился в нее и после короткого разговора предложил ей жить с ним. Это предложение было принято с такой же быстротой и пылом, и без дальнейших размышлений его сиятельство снял для нее дом с видом на Риджент-парк, дал 4000 в год и приходил так часто, как мог, чтобы провести время в ее обществе. Она немедленно завела себе коляску и жеребца, взяла в опере ложу в партере и стала жить припеваючи. Необыкновенная щедрость ее друга со временем не уменьшилась. Она часто получала от него в подарок драгоценности, и его знаки внимания были такими же постоянными, как и разнообразными. Частое созерцание ее прелестей не привело к пресыщению, а добавляло топлива в огонь, и он был счастлив только с ней. Это продолжалось до тех пор, пока однажды в своей ложе в опере он не встретился с молодым человеком, которого она представила как своего двоюродного брата. Это возбудило в нем подозрения, и он решил более внимательно понаблюдать за ней и окружил ее соглядатаями. На самом деле у нее не было ни одного доверенного слуги, так как все они были подкуплены и готовы ее предать. В течение какого-то времени больше благодаря случайности, нежели мерам предосторожности с ее стороны, ей удавалось скрываться от их бдительных глаз, но в конце концов случилась катастрофа: ее вместе с любовником застали в положении, не оставлявшем места для сомнений. На следующий день он вручил ей пятьсот фунтов и, сделав несколько саркастических замечаний, дал отставку.
У таких женщин редко есть образование, хотя нельзя отрицать, что они не без способностей. Если они кажутся совершенством, то будьте уверены, что это исключительно внешне. Нрав у них непостоянный и беспечный, и эти качества, разумеется, находятся в противоречии с респектабельным образом жизни. Их ряды также пополняются представительницами того класса, где образование не в большой моде. Ошибочное представление о том, что большую часть таких женщин составляют дочери священников и девушки из среднего класса, давным-давно лопнуло. Среди них могут быть такие, но их немного, и они редко встречаются. Они не чувствуют отвращения к образу жизни, который они ведут. Большинство из них считают свое занятие способом заработать себе на жизнь, причем ничуть не унизительным и не грязным. Все они стремятся к замужеству и определенному положению в обществе как к конечной цели и делают все, что в их силах, чтобы ее достичь.
«Я не устала от своего занятия, – сказала мне однажды одна женщина. – Мне оно даже нравится. У меня есть все, что я хочу, а мой друг очень любит меня. Я дочь торговца в Ярмуте. Я немного научилась играть на фортепиано, и у меня от природы хороший голос. Да, я нахожу, что эти мои умения приносят мне большую пользу. Они, возможно, как вы говорите, единственные, которые могут быть полезны такой девушке, как я. Мне двадцать три года. Соблазнили меня четыре года назад. Скажу вам откровенно, я была виновата не меньше своего соблазнителя. Я хотела убежать от тяжелой и нудной работы в магазине своего отца. Как я вам уже сказала, они дали мне некоторое образование; я также немного научилась считать и узнала кое-что о земном шаре. Так что я полагала, что гожусь для чего-нибудь лучшего, чем присматривать время от времени за лавкой, или шить, или помогать матери на кухне и делать другие домашние дела. Я очень любила наряжаться и дома не могла удовлетворить это свое желание. Мои родители – глупые, добродушные старики, совершенно не интересные мне. Все вместе эти причины побудили меня поощрять живущего поблизости состоятельного молодого человека, и без долгих возражений я уступила его желаниям. Затем мы уехали в Лондон, и с тех пор я уже жила с четырьмя разными мужчинами. Через шесть месяцев мы устали друг от друга, и я так же горела желанием уйти от него, как он собирался избавиться от меня. Так что мы оказали друг другу взаимную услугу тем, что расстались. Ну, мои родители не знают точно, где я нахожусь или чем занимаюсь, хотя, если бы они были сообразительными, они вполне могли бы догадаться. О да, они знают, что я жива, так как время от времени я посылаю им о себе приятную весточку в виде денег. Что, как я думаю, со мной станет? Глупый вопрос. Я завтра же могла бы выйти замуж, если бы захотела».
Эта девушка являет собой прекрасный образец представительниц той категории проституток, которые живут исключительно сегодняшним днем и не заботятся о завтрашнем, пока что-нибудь не заставит их сделать это, и тогда они неистощимы на всевозможные уловки.
Теперь мы подошли ко второй категории этих женщин, которых обозначили как «примадонны». Эти не находятся на содержании, как представительницы первой категории, которую мы только что рассматривали, хотя некоторые мужчины, которые знают их и восхищаются ими, имеют обыкновение периодически навещать их. От этих мужчин «примадонны» получают значительный доход, но они ни в коем случае не полагаются полностью на их поддержку. Они постоянно увеличивают число своих друзей, что поистине является настоятельной необходимостью, так как их отсутствие и различные другие причины сильно истончают их ряды. Этих женщин можно увидеть в парках, в театральных ложах, на концертах и почти во всех доступных для публики местах, где собираются светские люди – на самом деле, во всех местах, куда вход не по пригласительным билетам, а в некоторых случаях и эти с виду непреодолимые барьеры не могут устоять перед их тактом и обходительностью. Ночью их излюбленное место встреч находится по соседству с Хеймаркетом, где г-жа Кейт Гамильтон оказывает им, утомленным от танцев в Портленд-холле или после слишком веселых вечеринок, радушный прием. К Кейт можно прийти не только для того, чтобы развеять скуку, но и с целью пополнить оскудевшие финансы. Ведь Кейт очень осмотрительна в том, кого она пускает в свои комнаты: это мужчины, которые способны потратить – они и приходят с этим явным намерением – пять или шесть фунтов стерлингов или, возможно, больше, если это необходимо. Эти комнаты посещают женщины и мужчины, принадлежащие к самым высшим лондонским кругам. И хотя их можно увидеть у Кейт, они избегают появляться в каких-либо кафе в Хеймаркете или в подобных комнатах, которые в большом количестве имеются на прилегающих улицах; они также не пойдут ни в какое другое казино, кроме казино Мотта. Их можно увидеть между тремя и пятью часами в Берлингтонском пассаже, хорошо известном излюбленном месте проституток высшего класса. Они хорошо знакомы с его эротическими лабиринтами, и если они получают ответ на свой сигнал, то незаметно проскальзывают в удобный шляпный магазин, ступени которого, знакомые с их стройными, обутыми в дорогую обувь ногами, ведут в верхние комнаты.
Парк, как мы уже говорили, также является излюбленным местом прогулок. Там можно назначать тайные встречи или завязывать знакомства. Конные верховые прогулки очень любят те, кто может себе их позволить. Они часто имеют такой же успех, как и пешие, и даже больший. Трудно сказать, какое положение в обществе занимали родители этих женщин, но обычно оно невысокое. Принципы свободной морали были им привиты рано, и посеянное семя не замедлило принести должные плоды.
Правдой является то, что большое количество модисток, портних, меховщиц, мастериц по изготовлению шляп, шелкового белья, обуви, уборщиц или подмастерьев у дешевых портных, кондитерш, продавщиц в модных и табачных лавках, в больших универсальных магазинах, служанок, постоянных посетительниц выставок, театров и танцевальных залов в большей или меньшей степени являются проститутками и содержательницами публичных домов, которыми может похвастаться Лондон. Но эти женщины не увеличивают ряды этой категории женщин. Вполне вероятно, это дочери торговцев и ремесленников, которые получают некоторую поверхностную рафинированность в ученичестве, а затем отправляются в модные районы, где они устают от монотонной работы, вздыхают по веселью танцевальных площадок, жаждут свободы от ограничений и развлечений, которые в нынешнем их положении им недоступны.
Женщины легкого поведения обычно напускают тумана на свое прошлое, и редко можно встретить женщину, – если это вообще бывает, – которая не была бы соблазненной гувернанткой или дочерью священника. И нет ни слова правды в таком утверждении, но такой уж у них каприз – так говорить.
Чтобы показать уровень образования женщин, арестованных полицией за указанный период, мы прилагаем таблицу, отделив добродетельных преступников от проституток.
Эта таблица показывает, что публичные женщины немного менее безграмотны, чем те, которые вместе с ними образуют самую позорную часть населения. Но следует помнить, что это едва ли является точным мерилом оценки образовательного уровня всех проституток или проституток как категории населения, потому что мы лишь взяли тех, кто был арестован за какое-нибудь преступление или правонарушение. Так что мы можем справедливо предположить, что они были самыми худшими из себе подобных во всех отношениях.
Мы видим, что из общего числа женщин, арестованных за 18-летний период, на каждые 10 тысяч человек:
3498 не умели ни читать, ни писать
6129 умели только читать или плохо читали и писали
351 умели хорошо читать и писать
22 были очень хорошо образованны
Теперь мы подходим к рассмотрению сожительниц, то есть таких женщин, которые живут в одном и том же доме с несколькими другими женщинами, и начнем с тех, которые не зависят от хозяйки дома. Эти женщины поселяются в непосредственной близости к Хеймаркету, который ночью является главным местом их работы, когда гостеприимные двери театров и казино уже закрыты. С них берут немалую плату за занимаемые комнаты, а домовладельцы отстаивают свои непомерные требования, ссылаясь на то, что, раз целомудрие не является главной чертой их постоялиц, они вынуждены защищать свои собственные интересы, взимая чрезмерную плату за квартиру. Гостиный этаж на Куин-стрит, Виндмил-стрит, – а это излюбленное место проживания ввиду его близости к Комнатам Арджил, – стоит три, а иногда четыре фунта стерлингов в неделю, и другие этажи стоят соответственно. Женщины никогда не живут долго в одном доме, хотя некоторые из них проживают в одной комнате по 10–12 месяцев. Их принцип состоит в том, чтобы задолжать как можно больше, а затем упаковать свои вещи, украдкой отослать их в какое-нибудь другое место и обманом лишить домовладельца платы за квартиру. Дома на некоторых улочках в окрестностях Лэнгхэм-плейс сдаются людям, которые передают их в субаренду за 300 фунтов стерлингов в год, а иногда и больше. Проститутки этой категории живут вместе не из-за стадного чувства, а просто по необходимости, так как их занятие неизбежно не позволяет им жить в респектабельных меблированных комнатах. Они быстро завязывают знакомства с девушками, живущими в этом же доме, и через час-другой после первого знакомства начинают называть друг друга «дорогуша» – ничего не значащий, но очень широко распространенный эпитет. Иногда они предпочитают селиться в пригороде, особенно когда открыты Креморн-Гарденз; но некоторые живут в Бромптоне и Пимлико круглый год. Одна из их самых примечательных черт характера – щедрость, не имеющая, возможно, аналогов в поведении других людей независимо от их высокого или низкого положения на социальной лестнице. Движимые присущим им от природы безрассудством и приобретенной расточительностью, они без колебаний дадут взаймы друг другу деньги, если они есть, не думая о том, смогут ли они обойтись без них, хотя редко бывает так, что они лишние. Среди них принято одалживать подругам шляпки и платья. Если женщина, подходящая под это описание, говорлива и словоохотлива, ее активно добиваются мужчины, которые содержат кафе в Хеймаркете. Им нужно, чтобы такая женщина сидела, эффектно одетая, за прилавком, чтобы ее интересная внешность и остроумие привлекали завсегдатаев таких мест и чтобы вынудить случайных посетителей купить какие-нибудь товары и безделушки, которые продаются в десять раз дороже их реальной стоимости. Чтобы добиться этого, они используют все свои способности, и неискушенному наблюдателю может показаться, что эти женщины на самом деле испытывают какую-то симпатию или восхищаются своей жертвой, видя мастерство, с которым они изображают это. Мужчина, чье тщеславие заставляет его поверить в то, что это прекрасное создание выбрало его, чтобы снизойти до разговора с ним благодаря его внешности, возмутился бы, если бы услышал те же самые обольстительные речи, расточаемые следующему посетителю, и пожалел бы о десяти шиллингах, которые он заплатил за удовольствие иметь ящик для перчаток, красная цена которого составляет едва ли одну пятую суммы, отданной за него.
Дом ночных увеселений Кейт Гамильтон
Многое из того, что можно, строго говоря, назвать женственным, забыто. Скромность исчезла совершенно, и стыд перестает существовать. Все они в большей или меньшей степени пьют.
«Когда мне грустно, я пью, – сказала нам однажды одна женщина. – Мне очень часто бывает грустно, хотя я кажусь, на ваш взгляд, беспечной. Ну, мы не переживаем из-за того, что могли бы быть леди, потому что у нас никогда не было такого шанса. Но мы лишены все же этого положения, и, когда мы думаем о своем падении и о том, что никогда уже не сможем вернуться туда, откуда спустились, а иногда и пожертвовали всем ради мужчины, разлюбившего и покинувшего нас, мы выходим из себя. Сила этого чувства ослабевает немного, но нет ничего лучше джина, чтобы заглушить чувства. Каковы мои привычки? Ну, если я не получила писем от своих друзей или мне никто не наносит визит, я встаю около четырех часов, одеваюсь в домашнее платье и обедаю. Потом я час-другой могу погулять по улицам и подцепить любого, с кем сведет судьба, – то есть если мне нужны деньги. Потом я иду в Холборн немного потанцевать, и, если я кому-то понравлюсь, я веду его к себе домой. Если нет, я иду на Хеймаркет и брожу от одного кафе к другому, от «У Салли» до Карлтона, от «У Барна» до «У Сэма», и, если я никого не нахожу, я иду, если есть настроение, в курительную комнату. Больше всего мне нравится «Гранд Туркиш», но, как правило, ни в одной из таких курительных комнат нельзя найти хороших мужчин. С нами иногда случаются странные вещи: мы можем умереть от чахотки. Но недавно одна моя приятельница в кафе «У Сэма» познакомилась с джентльменом, а вчера утром они поженились в церкви Святого Георгия на Гановер-сквер. У этого господина, я полагаю, куча денег, и он немедленно уехал с ней в Европу. Верно, это необычный случай, но мы часто выходим-таки замуж, и довольно неплохо. А почему бы и нет? Мы милы, мы хорошо одеваемся, мы умеем поговорить и постепенно проникать в сердца мужчин, взывая к их страстям и чувствам».
Это была рассудительная и умная девушка, возможно, более рассудительная и умная, чем обычно бывают девушки ее профессии. Но ее признания достаточно для того, чтобы немедленно рассеять глупое представление у мужчин и женщин, которое давным-давно уже должно было быть опровергнуто, но которое и по сей день не исчезло полностью. Оно состоит в том, что век проститутки короток и проходит быстро, и у нее нет никакого движения вперед, морального или физического; и как только ее бросают, она всегда должна превращаться в распутницу.
Другая женщина рассказала нам, что она была проституткой в течение двух лет; ею она стала от нужды. В целом ей нравился ее образ жизни, она не думала о грешности своего занятия. Бедной девушке нужно как-то жить. Она ни за что не стала бы прислугой, ее занятие гораздо лучше. Когда-то она была горничной одной дамы, но потеряла место из-за того, что не вернулась домой и провела ночь с мужчиной, который соблазнил ее. Впоследствии он покинул ее, и тогда она стала падшей женщиной. Больше всего она любила хорошо одеваться. В среднем раз в неделю она получала новую шляпку, а платья – не так часто. Она любила бывать в казино и обожала Креморнские сады. Она терпеть не могла прогуливаться взад и вперед по Хеймаркету и редко делала это, если только ей не были очень нужны деньги. Холборн ей нравился больше, чем Арджил, там она всегда танцевала.
Пансионерки
Пансионерками называют тех, кто отдает часть заработка хозяйке борделя в обмен на предоставление полного пансиона. Как у нас уже был случай заметить, количество борделей в Лондоне или в отдельных приходах подсчитать невозможно не только потому, что они часто переезжают из одного района в другой, но и потому, что наше общество ненавидит все, похожее на шпионаж, и власти полагают, что не стоит заниматься подобными подсчетами. Из этого можно легко понять, как сложна задача статистика. Возможно, будет достаточным сказать, что этих женщин гораздо больше, чем можно представить себе на первый взгляд, хотя тех, кто отдает весь свой заработок в оплату за свое питание, проживание и одежду, еще больше. В Ламбете есть огромное количество таких домов самого низкого пошиба, и лишь не так давно владельцы восьми или десяти самых худших из них были вызваны в полицейский суд, и приходские полицейские, которые заявили на них, выступили на его заседаниях в качестве обвинителей. Остается лишь очень пожалеть, что при разборе таких дел судопроизводство не ведется быстрее, и оно не менее дорогостоящее. Давайте возьмем для примера одно из дел, на которое мы ссылались. Одного мужчину открыто обвиняют в содержании притона, полного жалких женщин, лишенных малейшей крупицы скромности и утративших всякий стыд, которые в действительности занимаются тем, что грабят, мошенничают и обворовывают неудачливых мужчин, которые настолько глупы, что позволяют им поймать себя в свои сети, – из человеколюбия будем надеяться, что это с ними случается в состоянии опьянения или по слабости. Очень хорошо; вместо простого недорогого судопроизводства патриоты, посвятившие себя разоблачению такого бесстыдного жульничества, оказываются втянутыми в нудное уголовное преследование и в случае неудачи оставляют за собой свободу действий. Загадочные исчезновения, трагедии на мосту Ватерлоо и решения присяжных о том, что человек был найден утонувшим, достаточно распространены в этом огромном городе. Кто знает, сколько таких необъяснимых дел могло быть задумано, спланировано и доведено до конца в каком-нибудь гнусном притоне в одном из самых худших кварталов наших чрезвычайно развращенных столичных приходов! Но сейчас мы будем рассматривать более высокую категорию таких домов. В ходе своих изысканий мы познакомились с девушкой, которая проживала в доме на улице, отходившей от Лэнгхэм-плейс. Внешне этот дом выглядел достаточно респектабельно. На нем не было никаких признаков, указывающих на занятие или образ жизни его жильцов, разве что из-за опущенных штор в спальнях могло возникнуть предположение, что в доме проживает инвалид.
Когда вас вводили в дом, можно было увидеть, что комнаты обставлены хорошей, хоть и дешевой мебелью. Там были обитые саржей «кобург» стулья и диваны, стеклянные канделябры и красивые зеленые занавески. Девушке, с которой мы разговорились, было не больше двадцати трех лет. Она сказала, что ей двадцать, но никогда нельзя полагаться на заявления такого рода, сделанные представительницами ее профессии. Сначала она отнеслась к нашим расспросам с некоторым легкомыслием и в шутку спросила, что мы ей поставим, – вопрос, который мы справедливо истолковали как желание что-нибудь выпить. Таким образом, мы «выставили» бутылку вина, которая произвела должный эффект, сделав нашего информатора более разговорчивой. Вот вкратце то, о чем она нам рассказала. Ее жизнь была настоящим рабством; ей редко разрешалось – если вообще разрешалось – выходить из дома, да и тогда за ней приглядывали. Почему так было? Потому что она «покончила бы с этим», если бы у нее была возможность. Они знали это очень хорошо и принимали все меры к тому, чтобы у нее не появилось такой возможности. Их дом был довольно известным, и они принимали много гостей. У нее было несколько личных друзей, которые всегда приходили навестить ее. Они хорошо ей платили, но она почти не видела этих денег. Какая разница, ведь она не могла пойти и потратить их. Что она могла купить на эти деньги, кроме порции белого джина время от времени?
Что такое белый джин? «А где же вы прожили свою жизнь, позвольте спросить? Вы что, ловкач?» (Она имела в виду приходского священника.) Нет, и она была этому рада, так как она плохо себе их представляла; они были лицемерной братией. Ну, белый джин, если мне нужно знать, это можжевеловая настойка; и я не могу сказать, что она ничего нового мне не сказала. Где она родилась? Где-то в Степни. Да и какая разница где; она могла все рассказать мне об этом, если бы захотела, но у нее не было желания. Это затронуло ее за живое, заставило слишком расчувствоваться. Ее грехопадение случилось, когда она была еще юной: ее завлекла хозяйка дома несколько лет назад. Она познакомилась с г-жой Н. на улице, когда та дружелюбно заговорила с ней. Она спросила девушку, кто ее отец (он был плотником-поденщиком), где он живет, выудила у нее все про ее семью и в конце концов пригласила ее к себе выпить чаю. Девочка, обрадовавшись знакомству с такой доброй и хорошо одетой дамой, охотно и без колебаний согласилась, так как ей и в голову не пришло ничего дурного, да и отец ее никогда не предостерегал. Ее мать умерла за несколько лет до этого. Ее не привели прямо в дом, где я ее нашел? О нет! За рекой было другое заведение, где девушек «укрощали». Как долго она пробыла там? Да, наверное, месяца два, а то и три; она не вела счет времени. Когда она покорилась, а ее дух был сломлен, ее перевезли из этого дома в более аристократический квартал. Как они ее «укрощали»? О, они напоили ее и заставили подписать какие-то бумаги, которые, как она поняла, давали им над ней большую власть, хотя она точно не знала, в чем эта власть состояла или как она могла осуществляться. Затем они дали ей одежду, стали хорошо кормить и постепенно приучили ее к такой жизни. Ну а теперь есть ли еще что-то, что я хотел бы узнать, потому что если есть, то лучше мне побыстрее задавать свои вопросы, так как она уже устала от разговора. Собирается ли она вести этот образ жизни до самой смерти? Ну, она никогда об этом не думала, если я не собираюсь читать ей проповедь. Этого она выдержать не смогла бы – что угодно, только не это.
Я очень просил ее извинить меня, если я ранил ее чувства; я задавал вопросы, не имея в виду религиозный аспект или что-то другое, я просто хотел узнать, удовлетворить свое собственное любопытство.
Ну, так или иначе, она сочла меня слишком любопытным субъектом. Во всяком случае, я был вежлив, и она не отказывалась отвечать на мои вопросы. Будет ли она заниматься этим до конца жизни? Она считала, что да. Что же еще ей оставалось? Возможно, что-то может измениться; откуда ей знать. Она никогда не думала о том, что сойдет с ума; а если и думала, то жила сегодняшним днем и никогда не рыдала по этому поводу, как некоторые. Она старалась быть веселой, насколько это было в ее силах. Быть несчастной было бы скучно.
Такова философия большинства таких, как она. Эта девушка обладала даром остроумия, которое она попыталась оттачивать на мне, как явствует из вышеизложенного, хотя по многим причинам я придерживался ее собственного жаргона. У меня нет причин подвергать сомнению правдивость ее ответов; то, что такова судьба очень многих молодых женщин в Лондоне, нет почти никаких сомнений. В действительности отчеты Общества защиты молодых женщин в достаточной мере доказывают это. Женская добродетель в больших городах подвергается бесчисленным покушениям, и моралист должен скорее испытывать жалость, нежели обвинять. Мы далеки от уверенности в том, что распутные женщины, которые имели обыкновение работать в той или иной области, прежде чем потеряли целомудрие, и способные сложить два и два, испытывают некоторую досаду или нехватку самоуважения, осознавая то, кем они являются. Эту категорию женщин называют «дилетантками», чтобы отделить их от профессионалок, которые целиком посвящают себя этому делу как профессии. Отсутствие добродетели в среде низших классов не всегда является предметом порицания. Сексуальные контакты между полами распространены столь широко, что нескромность очень редко является препятствием к браку. Безнравственное поведение мальчиков и девочек начинается настолько рано, что они считают его скорее знаком отличия, нежели чем-то иным. У каждого чистильщика сапог, который в своей форменной одежде и кожаном фартуке чистит вам ботинки за пенни на углу улицы, есть своя подружка. Их отношения начинаются, вероятно, в дешевых меблированных комнатах, которые они имеют обыкновение посещать, или, если они живут в семье, в дешевых театрах и местах дешевых развлечений, где сеется так много семян зла.
Раннее развитие молодежи обоих полов в Лондоне совершенно потрясает. Пьянство, курение, богохульство, непристойные действия и безнравственное поведение, которое не вызывает даже краски стыда, просто невероятны, а благотворительные школы и распространение образования, по-видимому, немного сделали для того, чтобы уменьшить это бедствие. Другой приносящий богатые плоды источник раннего нравственного разложения следует искать в огромных количествах романов, которые за пенни или полпенни продаются и в городе, и в сельской местности. Один из самых худших из недавних подобных романов называется «Чарли Вэг, или Новый Джек-пастух, история самого удачливого вора в Лондоне». Если сказать, что они не побуждают к разврату, воровству и самым разнообразным преступлениям, то это значит заблуждаться. Почему бы не поручить полиции – по постановлению парламента – взять под свою юрисдикцию это позорное использование книгопечатания в преступных целях? Безусловно, в Постановление лорда Кэмпбелла можно было бы добавить некоторые положения или же внести на рассмотрение новый законопроект, который без больших затруднений решил бы этот насущный вопрос.
Мужчины посещают дома, в которых проживают женщины, по многим причинам, главная из которых – сохранение тайны. Они также уверены, что эти женщины ничем не больны, если они знают этот дом и он пользуется обычной репутацией хорошего заведения. Мужчины с определенным положением в обществе, прежде всего, избегают публичности в своих любовных делах и боятся быть увиденными в определенные часы в окрестностях Хеймаркета или Берлингтонского пассажа, так как их профессиональная репутация может быть скомпрометирована. Многие серьезные и скромные люди так же скрывают различные поступки своей частной жизни.
Если бы Асмодей (злой дух, разрушитель браков в древнееврейской апокрифической литературе. – Пер.) был болтлив, разносчиком каких интересных и анекдотичных сплетен он мог бы стать!
Другая женщина рассказала мне историю, несколько отличную от истории первой опрошенной мною девушки. Как показал мой опыт, эта история является некоторым стереотипом. Она стала жертвой хорошо продуманного, хладнокровного совращения; со временем у нее родился ребенок; вплоть до нынешнего времени ее соблазнитель испытывал к ней любовь и хорошо обращался с ней. Но в настоящий момент он бросил ее, дав пятьдесят фунтов. Оставленная полагаться на свои собственные силы, она не знала, что делать. Она не могла вернуться к своим друзьям и поэтому отправилась в очень дешевые меблированные комнаты и жила там, пока не закончились деньги. Затем она добывала средства к существованию для себя и ребенка, работая на производстве, но в конце концов наступили тяжелые времена, и ее выгнали с работы. Разумеется, за такой катастрофой последовала, как это обычно бывает, нищета. Она видела, как ее ребенок чуть ли не умирает у нее на глазах, и эта девушка со слезами уверяла меня, что она благодарила Бога за это. «Клянусь, – добавила она, – я сама голодала, чтобы накормить ребенка, пока не превратилась в кожу да кости. С самого начала я знала, что ребенок умрет, если ничто не улучшится, и чувствовала, что лучше не будет. Когда я смотрела на своего малыша, я достаточно хорошо понимала, что он обречен и ему не суждено влачить плачевное существование, как мне.
И я была рада этому. Вам это может показаться странным, но, пока мой мальчик был жив, я не могла пойти на улицу, чтобы спасти его жизнь или свою собственную, – я просто не могла сделать этого. Если бы там был детский приют, – я хочу сказать, что, как я слышала, есть такие приюты за границей, – я бы поместила его туда и как-нибудь стала работать, но приюта не было, и это чудовищный позор. Ну, в конце концов он умер, и все было кончено. Я чуть не сошла с ума и три дня пила после похорон; в конечном счете я вышла на улицу. Я стала жить лучше – здесь она саркастически улыбнулась – и живу в этом доме уже не один год. Но, клянусь богом, я не была счастлива ни на минуту со дня смерти моего ребенка, разве что когда я была мертвецки пьяна или лила слезы в пьяном раскаянии».
И хотя эта женщина не считала смерть своего ребенка преступлением, которое она совершила, в действительности оно тем не менее было делом ее рук. Она не обратилась в работный дом, который мог что-то для нее сделать и, во всяком случае, спасти жизнь ее малышу. Но отвращение, которое испытывает каждая женщина, имеющая какое-то правильное представление о жизни в работном доме или больнице, едва ли могут себе представить те, кто полагает, что раз люди бедны, то они должны потерять все чувства, деликатность, предрассудки и стыд.
Ее высказывания о детском приюте разумны. По мнению многих, потребность в таких приютах должна быть удовлетворена. Число таких преступлений, как детоубийство, неуклонно растет. А какая мать стала бы убивать свое потомство, если бы она могла обеспечивать его хоть как-то?
Анализ отчета о дознаниях по делам насильственных смертей, проведенных в Лондоне за пять лет по 1860 год, показывает, что общее число осмотров тел детей в возрасте до двух лет составляет 1130; все эти дети были убиты. Ежегодно их число составляет, в среднем, 226 человек.
Вот мы имеем цифру 226 детей, ежегодно убиваемых своими родителями. Она показывает, что либо наши общественные институты ущербны, либо английским женщинам присуща исключительная порочность. Первое предположение более вероятно, чем второе, которое мы никоим образом не готовы поддерживать. Следует понимать, что этот отчет не включает и в действительности не может включать в себя огромное количество неродившихся детей, от которых избавились при помощи лекарств и другими способами. Мы имеем право предположить, что все они увидели бы свет, если бы при рождении они были соответствующим образом обеспечены.
Парламенту по просьбе депутата г-на Кендала также был представлен отчет, в котором мы находим, что 157 485 повесток в суд по делам о незаконнорожденных детях были разосланы в период с 1845 по 1859 год включительно, но лишь 124 218 заявлений на предполагаемых отцов дошли до слушания в суде, в то время как решения о предоставлении содержания ребенку были вынесены в 107 776 случаях. Оставшиеся 15 981 иск были отклонены. Отсюда следует тот факт, что ежегодно в среднем 1141 незаконнорожденный ребенок остается брошенным на руки своей несчастной матери. Эта статистика достаточно страшна, но есть основание бояться, что мы имеем лишь приблизительное представление о числе незаконнорожденных детей, а особенно о том, до какой степени распространено детоубийство.
Женщины, живущие в низкосортных меблированных комнатах
Чтобы найти дома с такими комнатами, необходимо отправиться в восточную часть города, покинув искусственный блеск западной аристократической части Лондона, где пороку потакают и лелеют его. Уайтчепел, Уоппинг, Рэтклиффское шоссе и им подобные районы изобилуют такими местами, пользующимися дурной славой. Таких заведений много в Сент-Джордже, где их содержат по большей части евреи с сомнительной репутацией. И если человеку не повезет и он попадет к ним в когти, то точно станет добычей сынов Израиля.
Однако мы можем найти большое количество меблированных комнат низшей категории, не углубляясь в лабиринт восточной части Лондона. Их много в Ламбете, на Ватерлоо-Роуд и прилегающих улицах, на небольших улочках между Ковент-Гарден и Стрэндом; некоторые находятся на улицах, выходящих из Оксфорд-стрит. Есть категория женщин, известных как «драчуньи», которые снимают комнаты и через какое-то время сбегают, не заплатив за проживание. Такие женщины годами успешно вводят в заблуждение владельцев меблированных комнат. Одна такая «драчунья», излюбленным местом прогулок которой, особенно по воскресеньям, был Нью-Кат в Ламбете, сказала, что «она ни разу не вносила плату за комнату, годами не делала этого и не собиралась делать. Они же убили Христа, и обмануть еврея – это не грех». По крайней мере, этот грех она совершала безбоязненно. Она хвасталась этим, в городе ее знали как Мошенницу Сэл. Была еще одна, ее подружка, которая проходила под именем Мошенница Бетт. «Неужели вы не знали ее в свое время? Да Господь с вами, она была способна проделать столько же афер, сколько людей на луне! Она меняла места жительства, никогда не задерживалась долго на одном месте; ее вещи никогда не распродавали. А так как она ловко умела орудовать кулаками, жила неплохо. Только довольно крупный мужчина мог выкинуть ее из дома, а после того, как он это делал, она всегда давала ему что-нибудь на память о себе. О, у некоторых из них остались о ней воспоминания! Она покалечила многих… распявших Христа!» – «Она участвовала когда-нибудь в потасовках?» – «Во многих. Много раз попадала в тюрьму; знала каждого судью так же хорошо, как кидалу Джо, который был, можно сказать, ее особым другом». – «Он хорошо ей платил?»
Этот вопрос был задан лишь для того, чтобы удостовериться в размере компенсации, которую она и ей подобные имели обыкновение получать, но он привел ее в сильнейшую ярость. Моя собеседница была высокой, дородной женщиной лет двадцати семи, не совсем лишенной привлекательности, с круглым лицом, толстыми щеками и довольно хриплым голосом. У нее были толстые, мускулистые руки, а когда она стояла на ногах, производила впечатление грозного противника в уличной ссоре или потасовке.
«Хорошо ли он платил? Ты что, собираешься оскорбить меня? Зачем это ты задаешь мне такие «дешевые» вопросы? Так Джо был в тысячу раз лучше тебя!» Потом она пожалела об этих словах. Джо не был таким жуликом, каким – она готова поклясться даже перед смертью – был я. «Не хочешь ли ты промочить горло?» – «Ну, я бы не возражала».
Улица Нью-Кат. Вечер