Нина с игривым вызовом вскинула бровь.
– А ты сомневаешься? Или боишься, что я располнею? Мне это не грозит. У меня всегда был отменный аппетит, но тебе не стоит об этом беспокоиться. Ты же видишь, я слежу за своей фигурой.
Ее ладонь скользнула по обтягивающей тело маечке. От груди до бедер. Затем снова вверх. Сжала нежно грудь. Наигравшись, девушка потянулась за сигаретой.
Токарь нервно сглотнул.
– Да в этом я и не сомневаюсь, – просипел он, услужливо поднося Нине свою позолоченную «Зиппо».
Взглянув на официанта, он заметил, как тот завороженно смотрел на грудь Нины.
– Ты куда вылупился, а? Я тебе сейчас зенки выскребу ложкой. Заказ неси!
– А? Да, конечно, – юноша залился краской. – А-а… вы что будете?
Токарь покосился на Нину.
Девушка с озадаченным видом вертела головой в поисках пепельницы. Казалось, она даже не замечала производимый ею эффект.
– Мне все то же самое. – Токарь захлопнул меню и отдал его официанту.
– И пепельницу, если можно, – попросила Нина.
– Одну минутку.
Когда официант подал пепельницу и удалился, Нина неожиданно спросила:
– А почему, собственно, «Токарь»? Это твоя профессия, что ли?
Токарь широко улыбнулся, оголив металлические зубы.
– Да какая профессия, лапунь? А почему ты только сейчас об этом спрашиваешь?
Нина пожала плечами.
– Не знаю. Как-то не задумывалась. Или неинтересно было.
– А теперь?
– И теперь не особо. Просто спросила.
Они замолчали.
Токарь, думая о чем-то своем, смотрел в дальний угол кафе. Дышащий на ладан вентилятор тщетно силился победить липкую духоту и разогнать спертый воздух в кафе. Двое мужчин закончили с супом и переключились на эклеры с чаем.
– Токарев потому что, – наконец ответил Токарь.
Нина пристально посмотрела на него, прищурившись и наклонив голову набок. Уголки губ насмешливо подернулись.
– И все? Так просто?
– А че такого?
С подносом в руках вернулся официант. Он торопливо расставил тарелки, стараясь не смотреть на Нину и тем более на Токаря, но все же, уходя, не удержался и бросил короткий взгляд в глубокий вырез Нининой футболки. К счастью для него, на сей раз Токарь этого не заметил.
Нина добавила щепотку соли в суп и вернулась к прерванному разговору.
– Мне кажется, прозвище должно отражать сущность его носителя. Его характер. Убеждения. Или профессиональные навыки. Хоть что-то. А так получается какая-то бессмыслица: Токарь – потому что Токарев.
– Почему бессмыслица? – не понял Токарь. – «Прицеп» такой дали из-за фамилии, еще в школе. Так и прижился.
Нина зачерпнула ложку супа, попробовала его на вкус. Подумав, прибавила еще немного соли.
– Я неправильно выразилась. Конечно, определенная логика в этом есть. Даже вполне очевидная. Производное от фамилии и все такое, но, – она снова смешливо посмотрела Токарю в глаза, – не знаю… всю жизнь откликаться на какую-то кличку, которая по большому счету не имеет к тебе никакого отношения. То есть, я хочу сказать, ведь ты уже не мальчик. Тебе не кажется, что в твоем возрасте это как-то несолидно, что ли? Слишком примитивно. Прости, это грубо, я не хотела тебя оскорбить. Давай я перефразирую. В моем понимании, прозвище в первую очередь отличает от имени и фамилии то, что человек сам имеет возможность выбрать его себе…
– Я не знаю ни одного пацана, кто бы придумал себе погоняло сам, – перебил Токарь девушку.
– Ну пусть так, – согласилась Нина. – Ты прав. Когда кто-то сам выбирает себе кличку, это попахивает нарциссизмом. Но в любом случае, давать прозвища человеку должны люди, которые хорошо знакомы с этим человеком. Кто близок ему по убеждениям, кто хорошо его знает, то есть друзья. Только в этом случае прозвище будет действительно соответствовать его внутреннему миру.
– А почему вообще кликуха должна соответствовать внутреннему миру?
– Потому что в ином случае в ней теряется всякий смысл, а значит, пропадает и необходимость. Зачем тогда эта замена настоящего имени, которое было дано тебе при рождении, на пустое, бессмысленное прозвище?
– Да че ты прицепилась ко мне с этими прозвищами? Говорю же, с детства привык, вот и все, – Токарь начинал закипать.
– А в шестьдесят лет ты тоже будешь Токарем? – На мгновение на лице Нины появилась с трудом уловимая тень брезгливой иронии. – Хотя о чем я спрашиваю…
И прежде чем Токарь успел найти, что на это ответить, Нина провела ладонью по его щеке и улыбнулась ему так, что у него перехватило дыхание.
– Не обижайся, пожалуйста, на меня, милый. Иногда мне самой хочется врезать себе по физиономии.
– Петухи обижаются. Думай, че городишь, – вырвалось у Токаря.
Нина изумленно на него посмотрела.
– Что?
– Ладно, проехали, э-э-э, я хотел сказать, это… извини, короче, – уткнувшись глазами в пол, выдавил из себя Токарь. Крайне редко ему доводилось извиняться перед кем-либо.
Но Нина и не думала обижаться. Напротив, ее губы растянулись в удивленной улыбке.
– Нет-нет. Не извиняйся. Все нормально. Я просто не совсем поняла, что это значит: «петухи обижаются». Какие петухи? Те самые, которые в тюрьме?
Токарь серьезно кивнул.
– А остальные люди, стало быть, не обижаются. А что тогда?
– Огорчаются, – ответил Токарь, подозрительно сдвинув брови. Ему казалось, Нина смеется над ним.