Графиня Шатобриан

– Где мое войска?

– Оно погибло.

– Где мой наследственный Милан?

– Он уже не принадлежит вам.

– Кто же виноват в этом, несчастный человек?

– Не я.

– Как смеешь ты говорить это! Не ты ли потерял Милан?

– Ты сам потерял его, король, потому что оставил нас на произвол судьбы.

– Каким образом? – спросил король, возвысив голос.

– Войску необходимо жалованье, потому что оно состоит не из дворян; войску необходимо продовольствие. Но ни о том, ни о другом не позаботились во Франции. Вспомните, король, что я не хотел уезжать отсюда, пока мне не выдадут деньги для ведения войны. Вы сказали мне тогда: «Уезжай спокойно, деньги будут высланы!» Я уехал – чем же это кончилось? Жандармы прослужили восемнадцать месяцев, не получив ни одного экю, так же как и швейцарцы, которые служат только из-за денег. Большинство их, наконец, бросило меня, а те, которые остались, принудили меня дать битву у Бикокка при самых неблагоприятных обстоятельствах. Они надеялись поживиться добычей и обратились в бегство при первом натиске.

– Как можешь ты жаловаться на недостаток денег, когда мне известно, что ты получил сполна обещанные 400 000 экю?

– Ты мне не высылал их.

– Это наглая ложь!

– Удержись, король Франции! Лотрек де Фуа уже несколько лет предводительствует твоими войсками и не позволит тебе обращаться с ним таким образом. Фуа не лжет! Я действительно получил твое королевское письмо, в котором ты извещал меня о посылке денег, но они не были высланы мне.

– Брион, позови Семблансэ!

Король опять принялся ходить взад и вперед по комнате. Он казался еще в большем волнении, чем при начале разговора. Когда вошел Семблансэ, король с горячностью спросил его:

– Разве я не приказал тебе послать 400 000 экю в итальянскую армию?

– Точно так, ваше величество.

– Ты исполнил мое приказание?

– Деньги уже были приготовлены к отправке, но ее королевское высочество герцогиня Ангулемская потребовала всю сумму себе.

– Разве ты мне не слуга и не считаешь себя обязанным исполнять мои приказания?

– Я противился, насколько это было возможно, против матери моего короля, но ваше величество было в отсутствии и мне ничего не оставалось делать, как заручиться формальной квитанцией…

– А мне ничего не остается делать, как отправить тебя на виселицу за твою глупость! Понимаешь ли ты свой нелепый поступок, старый дурак?.. Брион, попроси сюда герцогиню Ангулемскую!.. Ну, скажи, пожалуйста, на что мне эта бумага? Ты, кажется, потерял всякую совесть?..

– Моя совесть совершенно спокойна, а эта бумага – формальная квитанция герцогини в получении 400 000 экю.

– Давай ее сюда.

Король внимательно прочел расписку. Конвульсивное движение на минуту исказило его лицо; он смерил взглядом с головы до ног несчастного интенданта и затем молча посмотрел на дверь, через которую должна была войти герцогиня. Он почти раскаивался в том, что должен будет сделать допрос своей матери при свидетелях.

Когда вошла герцогиня, он вышел ей навстречу и, подойдя с нею к Семблансэ, сказал вежливым голосом:

– Герцогиня, этот человек утверждает, будто он выдал вам по вашему приказанию 400 000 экю.

– Чем же он может доказать это?

– Вот этим, – ответил король, показывая ей расписку, собственноручно подписанную ею.

Герцогиня ожидала этой критической минуты и, посоветовавшись с Дюпра, приготовилась к ней. Она внимательно прочла квитанцию и сказала равнодушным голосом:

– Да, это моя квитанция. Я получила деньги и дала расписку в получении их. Что же в этом удивительного, мой сын?

– Как! Разве вы не знаете, что, взяв эту сумму, вы лишили меня войска и моих итальянских владений?

– Боже меня избави от этого, мой сын! Зачем вы тогда не потребовали от меня этих денег? Я охотно пожертвовала бы их на содержание войска, хотя они были собраны мною ценой больших лишений.

– Что это значит? – спросил король.

– Герцогиня! Что вы говорите! – воскликнул Семблансэ, у которого на лбу выступили крупные капли пота при мысли о той опасности, которая грозила ему, так как он сразу догадался, к какой уловке хочет прибегнуть герцогиня.

Король не понял восклицания старика и, приняв его за просьбу о пощаде, стал настаивать, чтобы ему объяснили, в чем дело. Герцогиня, как бы нехотя, уступила желанию своего сына и рассказала, что у нее скопилась сумма в 400 000 экю, которую она отдала на хранение Семблансэ, и что эти деньги не имеют ничего общего с теми, которые были предназначены для итальянского войска.

– Мог ли я ожидать этого от тебя, Семблансэ! – воскликнул король. – Сколько лет я верил в твою честность, старый седой грешник! Как искусно обманывал ты меня!

Семблансэ положил руку на сердце и хотел повторить свои прежние показания, но герцогиня прервала его при первых же словах.

– Если французский король, – сказала она, – позволяет обвинять свою мать во лжи, то он должен, по крайней мере, делать это в приличной форме. Пусть этот человек будет призван к суду и дело исследовано надлежащим образом; я не желаю объясняться с обманщиком и унижать этим мое достоинство.

– Да, мы слишком испорчены и недостойны владеть такой прекрасной страной, как Италия! – воскликнул король, взглянув с сомнением сперва на мать, а потом на Семблансэ.

В это время к королю подошел Бонниве и шепнул ему что-то на ухо. Король поспешно бросился к окну, отворил его и, взглянув во двор, подозвал к себе Бюде.

– Сойди вниз, Гильом, – и прими гостя, как я тебе приказывал.

– Займитесь Лотреком, ваше величество, – сказал вполголоса Бонниве, – он стоит один посреди залы; если он подойдет к окну и увидит свою сестру, то, разумеется, возьмет ее под свое покровительство; тогда нам будет очень трудно выполнить наш план, если он только не будет окончательно расстроен, что всего вероятнее.

Но король не слушал его. Он был весь поглощен тем, что делалось во дворе. Молодая графиня въехала во двор на белом иноходце; разгоряченная верховой ездой, немного сконфуженная при виде множества незнакомых ей людей, она остановилась в нерешительности и с любопытством осматривалась кругом. Наконец она заметила Бюде, который вышел ей навстречу из замка, с радостью протянула ему обе руки и, опираясь на его плечо, грациозно соскочила на землю.

– Вы были совершенно правы, – сказал король Бонниве, – это действительно прелестное создание!

– Если ваше величество не займет чем-нибудь Лотрека, то вы больше не увидите ее!

Вот герцогиня идет к одному окну, Лотрек к другому; только Семблансэ замер посреди залы, как несчастная жертва, которую ведут на заклание…

Король поспешно отошел от окна и, подозвав к себе Лотрека, увел его на другой конец залы, где окна выходили на луг, который виден был из комнаты герцогини.

– Можешь ли ты дать мне честное слово, Лотрек, – спросил вполголоса король, – что только недостаток средств был причиной нашей неудачи?