Великосветский прием. Учитель Гнус

И тут Андре забылся по-настоящему. Он похлопал Ирену по спине, чтобы она снова могла дышать. Но едва силы к ней вернулись, она наступила ему на ногу. Он хотел взглядом попросить у хозяина прощения, но тот, по обыкновению, смотрел в свою рюмку.

Это еще кое-как сошло. Лосось под соусом «Муслин» имел необыкновенную нежность: редкое кушанье так легко тает на языке. Последовавшая за ним баранья ляжка, вымоченная в сливках, как минимум заслуживала звание неземной, и несчастный почти произнес это вслух, но уже на самом краю своей оплошности спохватился, что барашек за этим столом отнюдь не единственный представитель потусторонних сил.

Неотвратимая катастрофа разразилась после трех рюмок бургундского. Эта лоза до такой степени вдохновила месье Мийона, или как там его зовут, что он заплетающимся языком, но достаточно внятно пробормотал:

– Le bordeaux n'еst pas unvin[14].

Это было речение, произнося которое никто ничего не думает, а уж Андре меньше всех. Просто он где-то слышал его и случайно запомнил. Воцарился холод. Он овеял чрезмерно разгорячившегося своим дыханием, и в приступе скоротечной паники тот явственно ощутил гробовую прохладу. Покойный хозяин дома уже отъехал вместе со стулом от стола; захоти он встать, Андре вполне серьезно спасся бы бегством.

Его спасли каминные часы. Они стояли у него за спиной, но об их существовании он узнал лишь сейчас. Потому что они вздумали заиграть: «Ах, золото есть лишь химера» из «Роберта-Дьявола». Но как же так: часы перед этим не били, да и преданная служанка бывшего богатея лишь теперь выпустила на волю свой тоненький голосок. Она позволила себе отступление от правил, чтобы восстановить положение. Балтазар, приятно тронутый взглядами Роберта на золото, вернул свой стул в прежнюю позицию. Внук его вскорости забыл неприятный инцидент.

Трудней было с Иреной, она не могла больше участвовать в трапезе. Ее господин в неизреченной доброте своей к месье Мийону, с которым он был вполне согласен касательно выдающихся качеств бургундского, наполнил кубки – про себя Андре называл это «кубки» – в четвертый раз. После достигнутого согласия надлежало выпить. Свершив это, Ирена вырубилась. Она рухнула на Андре. Он был вынужден приподнять оплошавшую старушку со своего плеча и упереть ее перегруженным желудком о край столешницы, что удалось лишь с помощью второго стула, иначе тело Ирены съехало бы в другую сторону.

Но проворные движения нарушили равновесие самого месье Мийона. От этого пострадал порядок в его одеянии, и на свет божий выглянули те или иные части Андре. Он решил, что все застолье пошло прахом, тем более когда увидел, что дед не смотрит более в рюмку, а внимательнейшим образом наблюдает. В чем дело? Дед улыбнулся. Он явно был удовлетворен как происходящим, так и своими открытиями.

Андре подумал смутно: «Он знает. И всегда знал. Его вера в нашу потусторонность покоится на шатком основании. Но тем упорнее он ее защищает. И однако же его радует, когда внезапно там и сям выглянет клочок природы. Главное, не признавать этого, как, например, и заявление покойного Мийона о том, что бордо – это не вино. Только бы мне не заговорить. Этого дед не перенесет, это будет конец света. И тогда он лишит меня наследства!» До чего забавная идея осенила молодого Андре! Перспектива быть лишенным наследства вызвала у него приступ кашля, который, по сути, был задушенным смехом.

К Балтазару очень скоро вернулась его прежняя торжественность, ибо если пришельцы унесут с собой простуду, это снова будет нарушением правил. С доброжелательной предусмотрительностью он налил старому другу, налил и себе того же испытанного бургундского. Под него-то они и воздали должное плумпудингу, да так, словно оба решили наконец-то вознаградить себя за скудный обед.

Щеки девяностолетнего окрасил легкий румянец, под глазами чуть огнистее, и сами глаза тоже вспыхнули легкомыслием молодости, как можно бы предположить. Если только Андре не ввела в заблуждение затуманенная голова, Балтазар явно помахивал рюмкой в сторону измятой оболочки второго призрака, своей собственной покойницы, которая навалилась на стол, лицом в руки, и словно бы погрузилась в сон. Как знать, всегда ли она нравилась ему при жизни. Теперь супруга должна была признать себя побежденной, он же, мертвый так, что мертвее не бывает, оказался наверху.

Примечания