Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности

Не хочет думать ни о чем
Уже напечатан черным и жирным
Некролог в НАУКЕ И ЖИЗНИ
Уже состоялась гражданская панихида
Перечислены все чины и звания
А он игнорируя факт своих похорон
Гуляет в саду санатория
У которого нет названия
Ленинградская певица – экзоптица
Кутает горло черным шелком
Полушепотом: Питер Питер
Ветер треплет юбку
Придерживает чтоб не улетела
Вот-вот рассыплется сама как бабушкин атлас
И в медленном вальсе
Спускаясь кружась по асфальту дорожек
Они позабыли начало своей прогулки
И в невиннейшем флирте —
Ни слова о смерти —
Они прозевали ее конец
У ограды рабочий в сиреневой майке
Намаялся копая какую-то яму
Рабочий и ветка цветущего персика
Смотрят прямо на них
Но не видят не помнят не знают —
Выпил кислую кружку вина
Но как будто не все прояснилось
А цветам это вовсе приснилось —
Санаторий в туманных горах

ГОЛОВА БУДДЫ

О чем он молился в зале музея – во мне поселился тоненький голосок – вот осколок статуи – сквозь время темного металла уцелела голова – полдень мысли – Голова – тишина вышина – муравьиные чьи-то слова – прокатил неслышно на роликах аппарат телевидения – и как видение – танцуя на пальчиках – телевизионные гейши – мальчики – улыбаясь в блаженном безумии – несколько видов экскурсоводов – спеленутая тряпками мумия – и в сером костюме седой – должно быть из ФРГ

Деревянные облики корчат гримасы – летят на клубящемся облаке – меняют свои очертания – по белым залам идет тайфун – расталкивая всех могучим телом идет как слон: «быстрей ребята» – телевизионные мальчики кланяются как болванчики – «начали» – и обращаясь к пустоте: «идя навстречу пожеланиям мы начинаем передачу» …………….

И вот на голых призрачных возникла легкая улыбка тысячелетнего металла —

И выйдя на улицу в солнце – что все немного пожелтели ты замечаешь невзначай – встречаясь говорят все больше ни о чем – «сенсай сенсай» – «все было было» – и кланяются как японцы – «дела – сакура отцвела» – и больше ничего не будет – скорей как полуавтоматы – лишь заведенный ритуал

О чем он молился я понял наконец – гладкий лакированный японец в каждом поселился – не замечаем по своей беспечности – но сквозь уют! азарт! стандарт! – как темный знак НЕ КАНТОВАТЬ – все больше проступает контур вечности

НОВЫЙ АФОН

Толстый храм – слоеное пирожное

Здесь жили некогда монахи – среди маслин и кипарисов сладчайшие вздохи – и охи и ахи – миндаль оливки мандарины – форель в зеленом водопаде – и девки нежные как осетрина по-монастырски в Ленкорани —

Монасей вышибла из рая милиция в двадцать четвертом – и мне сегодня видно в лунном свете – как на дороге удирая – задрав подрясники – мелькают голыми лодыжками – их погоняя бьет по нервам джаз

Здесь новый рай на две недели – отели и пансионаты – слетаясь со всего Союза – стаи крашеных блондинок – а за ними за волнами волосатые армяне и носатые грузины развращенные наживой устремляются на пляж – Гурам нашел себе простушку – друг обхватил ее подружку – а девки-дуры как в раю – роняют миртовые ветви из ослабевших рук – и лютни – отдаваясь возле стен монастыря – где маслины серебрятся – неостывших даже к ночи – из расселин белый дым

И – ах! – неспокойны отшельников мощи в пещерах – плоть блеснула в лунном свете – тонкий запах кипариса донесло – как щемяще жить на свете! – зачем же все шахтерам пьяным? – ах возвратите нас возвратите – наши жаркие молитвы – на землю из небытия – мы согласны мы согласны – ваши дщери так прекрасны! – быть шоферами такси – ваше море как вино! – не в часовнях и пещерах – о кощунство! – с интуристами в Эшерах – гениально! – агнцам закланным служить – о хотя б на две недели дайте этот новый рай!

Умолк оркестр у водопада – и стало слышно как шумит – как словно за сердце щемит – отрезвляет и бередит эта сладкая вода – да им – покой – (когда бы знали вы какой!) – вам людям – стадное веселье – (с какой-то дьявольскою целью!) – а мне поэту – вечное похмелье – утратив родину свою кипарисами дышать в чужом раю

СЛЕПОЙ И МОРЕ

Веди меня туда – я слышу как оно мигает – откуда ветер доносит свежесть брызг – каждый раз как будто возникает летучий блеск – черный квадрат бензином по лицу мазнув проносится – свернули вправо – теперь оно мерцает в левом ухе – налево – память услужливо подставила ступени – ты говоришь: дома сады – да я и сам прекрасно вижу – пространство стало коридором в котором как будто брезжит свет – мы удаляемся – нет! – остановились – повис мгновенный росчерк птицы – оно зовет оттуда – мы повернули не туда – стена! – оно грохочет отовсюду! – расступается – вот оно! только руку протяни – море

Я знаю мыслью: там простор – на пароходе плыть 12 суток – но более реально взбираться на крутую гору почти что вертикально – и вдруг причалить неизвестно где

И само собою мое отношение к прибою – все в дырах поспешно воздвигаемое зданье – еще идет строительство – все новые колонны и подпорки – но ажурное созданье уже колеблется – вдруг лепнина вдрызг! в брызги! – опадает целиком – и не успело гремя камнями и шурша песком все это дело смыть – как снова – блоки – балки – перекрытия – кариатиды – мозаика – не кончив одного берется за другое – да важно ли в конце концов когда одно теснит другое – когда миллион феерических фантазий спешат прожить свою минуту на этом месте и сейчас

Рука разглядывает – гладкие как четки – каждый камень – окатный звук – веками великан играет в камешки – сколько неоконченных симфоний – а я который грею кости на солнышке – все распадается на камешки и брызги – море поделись своею гениальностью – ведь есть же общий замысел – может быть прекрасный город строит вечный шум – мне говорит об этом – прислушиваясь к Богу – твой величавый Ритм – его услышал Бах – отворяю слух! – вливайся! – шире! – кипучим блеском! – не зренье дай! – наполни! – прозренье – голосами! – дай! – море!

ОСВОБОЖДЕНИЕ

Маленькое Я во мне пульсирует – так на запястье тикают часы – можно снять твое тело вместе с одеждой – плоская модель вселенной – и повесить на спинку стула – двенадцать знаков зодиака – чтоб отдохнуло маленькое Я – и в это время – время перегнав – куда бы ни показывали стрелки – слетало на свою планету – всегда сия минута и сей час – откройте крышку – там ему эквиваленты речки и травы – блеск хитиновых деталей – какой-нибудь своей любви – трепещут крылышки колес и мотыльков – может быть приятная компания – комариный хобот свернутый пружинкой – ведь может надоесть в конце концов функционировать – тогда – угаснет стрекотанье солнца – и стану куклой на закате дня

Соцветье одуванчика – послушай маленькое Я – треск сухой головки мака – заключим с тобой союз – лесная горечь земляники – мне предоставь щедрый кусок бытия – изнанкой лист щекочет – а я тебе даю свободу – Амарантус – летай повсюду – Амариллис – собирай пыльцу всемирной жизни – Артемизия процера – соты и высоты — Цеа Маис – наполни красотами – Трифилиум хибридум – попробуй в чистом виде быть собой

Конечно ты знаешь – луч солнца – это сделка – я хочу обогатиться – луч солнца – во времени стать равным тебе – но исчерпавшему весь цикл превращений и времени – и в то же время пить свое вино – луч солнца – есть виноград – растягивая это удовольствие – от полной кисти

Хотелось бы – но глуше будни и непробудней сон – тяжелею с годами – болезни нет неизлечимей – одно предчувствие мне брезжит утешеньем – пройдет кто знает сколько лет – и проводив последнего хозяина – без радости и грусти – как бы нечаянно освобожденное – пространство дрогнет – Сверх-Я уйдет единым всплеском в истину – что было малым стало целым – и расцветет Нимфея Альба

САД

Персик незрелый с щучьим прикусом – это может быть временем года – листья на солнце как зеленые перцы блестят – или утром без ветра – листья ивы бегут быстро-быстро – или ветреным вечером юга – как салфетки из бумаги что мы в детстве вырезали смотрят листья винограда – или синими лиловыми вьюнами за окном – где усики каких-то незнакомых насекомых – находясь на пути моего взгляда – схватили причудливой рамой – или это глубокая старость – картину июльского сада – когда самоценны детали

13 СИМФОНИЯ

Еще не отзвучало начало – публика еще ворочалась дышала и кашляла – еще в дали большого зала какое-то движенье возникало – еще соседка запоздало программку изучала краем глаза – я знал уже – с каким печальным наслажденьем! – непроизвольно отметая все – что он нас проведет по всем ступеням – пробегая по нервам знойным холодом – и бросит к своим ногам волной аплодисментов

Там – подъезд сияющий в снегу – на бегу распахнутая дверь – старушки возле гардероба – здесь свист костей и пляски гроба! – визжит взбесившийся клубок – прах отрясают кастаньеты – Бобок! бобок! бобок! – и разверзается – и в э т о проваливается ошеломленный зал

Что было? – что произошло? – вылез на сцену востроносый в широких брюках – отрывисто раскланялся – скандируя и нарастая – зал открытым сердцем шел к нему – пожал сухую руку дирижера – кто ты? – ловкий мистификатор? – нет! ты эксплуататор душ человеческих – какою дьявольской уловкой сумел ты отворить наш бренный механизм – где молоточек с барабанной перепонкой – и каждому свой резонатор вставил

И вот вошло как мучаешься ты – как одинокое созданье – то и дело оступаясь – летит в пролет и в пустоту – как на лету его подхватывает кто-то – в недоумении – что произошло? – «Но это безусловно гениально» – сказала седая дама спутнице

Но время кончилось – и все – из света в темноту – неспешно возвращаются к себе – троллейбусом такси метро – как будто ч т о полчаса назад наигрывала с м е р т ь на каждом позвоночнике – и в упоенье и в тоске – как поворачивается ржавый гвоздь в доске забыли начисто! – все обернулось консерваторией толпой полузнакомых – так прошмыгнув под колесом вильнувшей в сторону машины – еще визжат голодные колодки тормозов – уже спешат по тротуару – к себе – забыться сном – любовью – чем-нибудь

ВЕСНА В ФИНЛЯНДИИ

В березах Куоккало гуляет мартовское солнце – где кроткий и чересчур прославленный старик – смотрел на поле Финского залива – беспомощно жуя бородкой – будто ожидая от серо-голубой полоски – так близко – почти не различая – которая одна осталась – в тумане слез – разгадки жизни всей – и ветер выдувая влагу сушит съедает льдистый снег

И на дороге в Териоки вдруг припомнишь строки: «…на даче в Куоккало» – «…уехал в Териоки» – журнальная виньетка начала века – чье-то больно шевельнется воспоминанье – и там где в соснах розовый просвет напоминает лето – приснятся чьи-то восемь лет – вот у калитки ваш сосед в чесучовом пиджаке – раскланялся с твоим отцом – врачом или профессором – и женщина белея взволнованным лицом и полосатым платьем – бежит в траве – и тебя оглохшего от сумасшедшей тряски снимают руки нежные с коляски – и близко-близко счастьем осветленные глаза

Послушайте Куоккало и Териоки – нельзя же так! нельзя – навязывать чужое детство – и соседство с великим дачником – я не был тут – недобрым старичком – вернее был гораздо позже – теперь сейчас – и посетил музей – бесцельно проехал в войлочных лаптях по лакированным паркетам —