Гошка-волчонок

– Не бойся, Танечка. Он ни за что не решится, даже если его попросишь ты. Это он сейчас такой храбрый, – затараторил Кешка. – У него или замок не откроется, или дела вспомнятся неотложные. Ну что, москвич? Валяй!

Вдруг Гошке стало спокойно-спокойно. Он улыбнулся.

– Открывай, а то у меня замок не откроется…

Улыбочки с лиц Генерала и Банкира как ветром сдуло.

– Сам открывай, – крикнул Генерал. – Неужели войдёшь? – Он кинул Гошке ключ и быстро, как обезьяна, полез на дерево, где уже сидел Банкир.

– Я подумаю, – крикнул в ответ Гошка, подошёл к сетке и встал, глядя на волчицу.

Она наблюдала за происходящим.

– То-то же, – сказал Генерал и спрыгнул на землю. – Ты что? – удивился Гошка. – Решил войти со мной? Он сунул ключ в скважину и повернул его. Генерал снова взлетел на ветку. Банкир на своей ветке отвернулся. Таня стояла, закрыв глаза и прижав кулачки к груди. Гошка просто физически ощущал, как ей страшно за него, за себя, ему даже плакать хотелось от благодарности ей за то, что она не кричит, не хватается за него, не бежит прочь, как эти два негодяя. Волна раскаяния охватила его: зачем он так пугает её, – но было уже поздно. Он отворил дверь клетки, вошёл внутрь и прикрыл её за собой.

Всё тело было напряжено, как струна.

«Если она оскалится, сразу выскочу, – подумал он. – Если успею», – мелькнула другая мысль, но Гошка усилием воли прогнал её.

Он стоял у двери и глядел на волчицу. Она смотрела на него, наклонив голову, как собака, которой интересно, что это происходит такое необычное, потом подошла к нему и ткнулась лбом ему в грудь. Дикое напряжение сразу оставило Гошку, ноги ослабли, он сел на пол, закрыл глаза и почувствовал, как что-то тяжёлое, тёплое привалилось к его боку.

Глаза открылись сами: волчица лежала, прижавшись к нему и положив голову на лапы. Гошка оглянулся. Таня стояла, вцепившись в сетку, и неотрывно смотрела на него огромными, потемневшими от волнения почти до черноты глазами.

Гошка глубоко вздохнул, выдохнул, несколько раз провёл ладонью по спине волчицы, быстро встал и вышел из клетки. Дрожали руки, когда он запирал замок, дрожали ноги.

«Только бы эти гады не заметили, как трясусь», – подумал он.

Таня стояла, закрыв лицо руками. Он шагнул к ней и тронул за плечо.

– Вот и всё… – начал он и вздрогнул, увидев её глаза.

– Да! Всё! – крикнула она и ударила его по лицу.

Ошеломлённый Гошка схватился за щёку и замер.

– Обо мне ты подумал? Подумал, что было бы со мной, если бы она стала тебя рвать у меня на глазах? О своём деде, о родителях подумал? Тебе надо было перед этими двумя гадами покрасоваться?

Она ткнула пальцем в сторону Кешки и Веньки, уже слезших с дерева и стоящих с открытыми ртами.

– Пошли вон отсюда! – крикнула она, и Банкир с Генералом послушно повернулись и побежали прочь.

И тут Таня опустилась на землю и заплакала, отчаянно, взахлёб. Гошка никак не ожидал этого и испугался. Он сел рядом с ней и обнял за плечи.

– Не плачь, – повторял он. – Ну, пожалуйста. Ну, ударь меня ещё сколько хочешь раз. Я больше так не буду. Никогда-никогда… Правда, Таня, честное-пречестное слово…

Наконец Таня всхлипнула последний раз и вытерла лицо о Гошкину рубашку.

– Всё, – сказала она. – Уходи. Дружить с тобой нельзя, ты эгоист. Ты только о себе думаешь. И ещё подумай, что ты скажешь деду, когда он узнает, как ты входил в клетку к волчице. Эти гады обязательно всем расскажут. И ещё так наврут, что ты во всём будешь виноват. Давай сюда ключ, я сама повешу на место.

Таня повернулась и пошла, прямая, напряжённая, руки сжаты в кулачки, в одном ключ. Гошка глядел ей вслед и чувствовал, как тяжёлое горе, раскаяние и злость на самого себя поднимаются от живота к голове. Он повернулся к волчице.

– Ну, что делать? – горько спросил он. – Ты тоже считаешь, что я дурак, эгоист и со мной нельзя дружить?

Волчица не ответила. Она лежала на боку и смотрела на Гошку.

Гошка кружил по территории, не решаясь пойти домой. Подолгу стоял перед клетками, смотрел на зверей. Сходил к вольеру сов в тайной надежде найти Таню, но её там не было. Даже мелькнула мысль пойти к ней, но не решился и наконец с тяжёлым сердцем отправился домой на встречу с дедом.

Дед сидел за столом, когда Гошка вошёл и остановился, повесив голову, боясь встретиться с дедом взглядом. Из кухни вошла тётя Тоня и встала за Гошкиной спиной. Путь к бегству был отрезан. Повисло молчание.

– Ну, что скажешь? – начал дед.

Странно, но гнева и грозы в его голосе Гошка не услышал. Он поднял голову – дед смотрел на него весёлыми глазами, и было похоже, что погрома директор Биостанции, он же родной дед, устраивать не собирается. Полегчало.

– Ты уже знаешь? – спросил Гошка осторожно.

– Эти два негодяя поймали меня на территории и в два голоса, толкаясь и друг друга перебивая, прокричали, что ты хотел выпустить волчицу и даже открыл дверь клетки, но они заставили тебя дверь закрыть и запереть. Я спросил, как ты сумел открыть замок, а они ответили, что у тебя был ключ. В общем, мне сразу всё стало ясно. Я спросил, видел ли это ещё кто-нибудь. Они замялись, переглянулись. Потом один, что повыше, ответил, что никто, а второй сказал, что была ещё Танька Журавлёва, но она сразу убежала от страха и ничего не видела. Я их поблагодарил и пошёл к Журавлёвым. Твоя Татьяна сидела злая, мрачная, зарёванная и на мой вопрос, что произошло, отвечать отказалась. Тогда я сказал, что, если я не разберусь во всём, мне придётся поверить тем двум свидетелям, которые утверждают, что видели, как ты старался выпустить волчицу из клетки, но они вмешались, не дали тебе открыть дверь. И тем самым спасли народ Биостанции от ужасного хищника. И тут её прорвало. Мне во всех подробностях было расписано, что и как произошло, какой ты герой, какой ты дурак, какие эти двое подлюги и обманщики, и что она тебя ни за что не простит и больше никогда в жизни видеть не захочет. Велено так тебе и сказать. И я тебе так и говорю. Потом мне было сообщено, что она тебя, может быть, простит когда-нибудь, если ты поклянёшься страшной клятвой, что никогда-никогда в жизни не будешь делать таких опасных глупостей. И это я тоже передаю тебе.

Пришли её родители, посмотрели на дочь, на меня и попросили строго тебя не наказывать, потому что все мы в детстве делаем глупости. Спросили, не было ли в моём детстве случаев, когда мальчишки при девочке обвиняли меня в трусости и казалось необходимым сейчас же доказать свою лихость. Я промолчал. Похоже, что уже вся Биостанция знает о твоих подвигах.

За тебя мы не испугались: сытые, здоровые волки на людей просто так не нападают. Волчица, если бы не захотела общаться, ушла бы в дом или припугнула тебя, показав клыки. А она вообще отнеслась к тебе как к родному. Тане я этого не сказал, пусть и дальше думает, что ты герой и дурак. А ты и есть таковой, потому что поддался на провокацию двух негодяев. Тебе что, важно было их мнение о тебе? Или ты испугался, что девочка сочтёт тебя трусом? Если сочтёт, то она глупенькая, и с ней не стоит дружить. Но эта девочка умная. Умнее тебя.

С отцом мальчишки я уже поговорил. Думаю, что он получит своё. Доска с ключами теперь будет висеть в кабинете моего заместителя, Якова Михалыча, и вам, мелкоте, выдавать их не будут.

Всё. Вопрос исчерпан. Давайте ужинать. А ты, Антонина, не защищай его. Глупость всегда глупость, даже если она храбрая. Нужно иметь разум и волю, чтобы не поддаваться на чужие подначки. И разумные девчонки это поймут и правильно оценят.

Да, кстати, волчица раньше выла ночами, а как ты стал с ней разговаривать, выть перестала. Интересный феномен.

Гошка подошёл к деду и ткнулся головой ему в плечо:

– Дед, ты только не сердись, но я это и для себя сделал. Очень хотелось узнать, как Донна ко мне…

Дед молча прижал Гошку к себе тяжёлой рукой.

…Наутро Гошка стал терзаться: идти к Тане мириться или подождать? Она ведь сказала, что простит когда-нибудь. А когда? И какую страшную клятву придумать, чтобы она поверила, что клятва действительно страшная? «Клянусь жизнью?» Скажет, что это не клятва, что я и так жизнью не дорожу. «Век свободы не видать?» Фу! Здоровьем деда или родителей? Не стану. Пусть сама скажет, как мне поклясться! А если она вообще передумала? Приду к ней: «Здравствуй, Таня, прости меня…» – и услышу: «Зачем пришёл? Тебе вчера было ясно сказано: навсегда! Иди, не оборачивайся». Она такая, она может. «Но ты ведь вчера моему деду сказала…» – «Мало ли что я сказала, а если я не хотела его огорчать…» И пойду прочь весь в позоре… А если она ждёт? А я не иду! Разозлится и совсем передумает мириться?

Гошка сам не заметил, как в этих раздумьях оказался возле клетки с волчицей. Увидев его, она подошла к сетке и села, глядя на него. Гошка машинально просунул руку сквозь сетку и стал почёсывать волчицу за ухом. Она раскрыла пасть, зажмурилась и замерла. Гошка спохватился и вдруг понял, что он теперь спокойно может гладить её и она ни за что не укусит его.

Он гладил Донну и рассказывал ей о своих сомнениях:

– Как ты думаешь, идти к ней мириться или пусть сама придёт? Ведь она мне дала по морде… Но я сам был виноват…

И твёрдое решение пришло к Гошке: идти! Прямо сейчас! Пусть прогонит, потом сама пожалеет. Он сообщил о своём решении Донне, вытащил руку и пошёл. Волчица проводила его взглядом.

Недалеко от Таниного дома Гошка встретил Генерала. Тот вышел из-за дерева и встал перед ним с ехидной улыбочкой:

– Куда мы так бежим, Гогочка Московский? К Танечке? Можешь не торопиться, ты ей больше не нужен. Теперь мы с ней самые близкие друзья, а ты можешь дружить со своей волчицей.

У Гошки похолодело внутри.