И невесть чего приплел он!
Смесью были с небылицей
Страх такой нагнал, что я
Не узнала старой сказки!
Пер Гюнт
Пусть чужой бы так сказал, –
Я ему бы задал перцу!
Осе(плачет)
Пусть бы Бог прибрал меня!
Лучше б мне лежать в могиле!..
С парнем просто сладу нет.
Пер, пропащий ты, пропащий!
Пер Гюнт
Полно, милая моя,
Золотая, дорогая!
Ты права, я виноват,
Лишь не плачь, не сокрушайся!
Осе
Как не плакать бедной мне,
Вырастив такого сына
На позор и стыд себе?
Как же мне не сокрушаться?..
(Опять плачет.)
Полной чашей дом наш был
При твоем покойном деде;
А теперь осталось что
От богатства и почета?
Твой отец протер глаза
Деньгам дедовским скоренько, –
Накупил земель, домов,
Ездил барином четверкой,
Задавал пиры горой;
Ни вина тут, ни посуды
Не жалели; каждый гость,
Выпив, об стену с размаху
Был бутылку и стакан.
А потом – куда что делось?
Где богатство, где почет?
Пер Гюнт
Вот!.. А снег где прошлогодний?
Осе
Цыц! Молчи, молокосос!
Ты на дом наш полюбуйся:
Что окно, то и дыра,
Заткнута тряпицей старой;
Еле держится забор,
Скот стоит в хлеву без крыши,
На полях, лугах – бурьян;
Сколько раз за недоимки
Уж описывали нас…
Пер Гюнт
Ну, довольно бабьих охов!
Счастье часто то начнет
Чахнуть, вянуть, то вдруг снова
Краше вдвое расцветет.
Осе
Нет, посыпано золою
Место, где оно цвело!
Ты один не изменился:
Нос по-прежнему дерешь
И с лица не спал; такой же,
Как тогда, когда здесь был
Копенгагенский священник
Как зовут тебя, спросил
И клялся, что многих принцев
Ты за пояс бы заткнул
И умом и красотою.
Лошадь с санками отец
Подарил ему за это.
Да, жилось нам хоть куда!
Пробст и фогт со всей оравой
День-деньской толклись у нас,
Ели, пили до отвалу.
А когда пришла беда –
Всех повымело, как ветром.
Опустел наш дом с тех пор,
Как пошел бродить по свету
Коробейником мой Йун!
(Утирая глаза передником.)
Ох, но ты ведь взрослый парень,