Пан Володыевский

– Ах, нет, – отвечала Маковецкая, – но она теперь не от мира сего.

– Как? Почему?

– Разве Заглоба не говорил тебе о ее намерении?

– О каком намерении?

– Поступить в монастырь.

Володыевский заморгал глазами, как человек, который не расслышал того, что ему сказали: он изменился в лице, встал и опять сел, и так как пот в одну минуту выступил на его лбу, то он начал вытирать его руками. В комнате сделалось тихо.

– Миша! – окликнула его Маковецкая.

Он смотрел бессознательно то на нее, то на Заглобу и страшным голосом воскликнул:

– Неужели надо мною тяготеет проклятие?

– Господь с тобой! – крикнул Заглоба.

Глава XVIII

Это восклицание обнаружило тайну сердца маленького рыцаря перед Заглобой и Маковецкой, которые долго стояли в оцепенении после того, как Володыевский быстро ушел из комнаты.

– Ступайте, ради Бога, за ним, – сказала Маковецкая. – Уговорите, утешьте его, а не то я пойду.

– Не делайте этого, – отвечал Заглоба. – Там надо Христину, а не нас, но так как это невозможно, то лучше предоставить его самому себе. Всякое утешение не вовремя может довести до отчаяния.

– Уж я ясно вижу, что он любит Христину. Скажите, пожалуйста! Я знала, что ему нравились ее общество и советы, но я не могла вообразить себе, что он увлекся до такой степени.

– Он, должно быть, приехал сюда с готовым проектом, в котором видел все свое счастье, и вдруг все это разрушено.

– В таком случае, отчего же он не намекнул никому об этом, ни мне, ни вам, ни даже Христине? Может быть, Христина не дала бы обета.

– Удивительно, – отвечал Заглоба. – Он ведь так со мной откровенен и верит моей опытности больше, чем своей но он не только не сказал ни слова о своей любви, но даже как-то раз сознался, что это просто дружба.

– Всегда он был скрытен!

– Значит, вы не знаете его, хотя и сестра ему. У него сердце, как глаза у карася, на самом верху. Я не видывал более искреннего человека. Однако, признаюсь, он поступил теперь иначе. Только почему вы уверены, что он не говорил с Христиной?

– Господи Боже мой! Да ведь Христина вполне самостоятельна; мой муж, как опекун, сказал ей «Лишь бы только нашелся честный и благородный человек, так можно и не обращать внимания на его состояние». Если бы Миша говорил с нею, то она могла ведь ответить ему: да или нет, – и он, по-крайней мере, знал бы, на что надеяться.

– Совершенно верно, потому что это известие поразило его совсем неожиданно, вы изволите правильно рассуждать, несмотря на то, что вы женщина.

– К чему тут рассуждения? Надо действовать!

– Пусть он женится на Варваре.

– По-видимому, он предпочитает Христину. Ах, если бы я раньше догадалась!

– Жаль, что вы не догадались.

– Как же мне было догадаться, если даже и вы, такой Соломон, не смекнули.

– А почем вы знаете?

– Потому что вы сватали Кетлинга.

– Я? Да Бог с вами! Я никого не сватал. Я говорил, что она ему нравится, потому что это была правда; я говорил, что Кетлинг прекрасная партия, – это тоже правда, но сватовством пусть занимаются женщины. Да знаете ли, сударыня, что половина Речи Посполитой зависит от моего решения, когда же мне думать о чем-нибудь другом, кроме общественных интересов? Мне часто некогда проглотить ложку супа.

– Посоветуйте же нам, ради Бога, что-нибудь. Недаром все говорят о вашем уме.

– Все только и говорят о нем. Можно бы, кажется, и перестать. Что касается совета, то можно решить это двояким образом; или пусть Миша женится на Варваре, или пусть Христина изменит свое решение Потому что намерение – это еще не обет.

В это время вернулся Маковецкий, которому жена тотчас же все рассказала. Страшно смутился при этом шляхтич, так как он очень любил Володыевского, но не мог ничего придумать в настоящую минуту.

– Если Христина будет упорствовать, – говорил он, потирая лоб, – то как ей предложить такую комбинацию?.

– Христина непременно заупрямится, – отвечала Маковецкая. – Она всегда такая!

– Что это сделалось с Мишей, что он не объяснился с ней перед отъездом? – заметил стольник Маковецкий. – Могло быть еще хуже: она могла влюбиться в кого-нибудь другого.

– В таком случае она не поступила бы в монастырь, – отвечала жена стольника, – ведь она свободна.

– Это правда! – отвечал стольник.

Но Заглоба начинал уже смекать кое-что. Если бы он знал секрет Христины и Володыевского, то все объяснилось бы сразу, а иначе трудно было догадаться. Но быстрое соображение Заглобы пробило тьму и осветило истинную причину отчаяния маленького рыцаря и решения Христины.

Через несколько времени он был уже уверен, что здесь замешан Кетлинг, но этому предположению недоставало уверенности, и он решил пойти к Войодыевскому и расспросить его обстоятельнее.

По пути он с беспокойством подумал: «Много здесь моих трудов. Я хотел приготовить меду к свадьбе Баси и Володыевского, но вместо него наварил я кислого пива. А вдруг Миша вернется к старому решению и пойдет в монастырь по примеру Христины?..»

При этом Заглоба просто похолодел и прибавил шагу; через минуту он был уже в помещении Володыевского.

Маленький рыцарь ходил по комнате, как дикий зверь по клетке. Брови его были грозно сдвинуты, глаза красны – видно, что он сильно страдал. Увидев Заглобу, он внезапно остановился перед ним и, сложив на груди руки, воскликнул:

– Скажите мне, пожалуйста, что значит все это?

– Миша! – отвечал Заглоба – Подумай, сколько девушек поступает каждый год в монастыри Все это так натурально. Иные поступают туда даже против воли родителей, надеясь, что Господь заступится за них, а почему же ей не поступить: ведь она совершенно свободна.

– К чему тайны! – крикнул Володыевский – Она не свободна, потому что обещала мне руку и сердце перед отъездом!

– А! Я не зная этого, – сказал Заглоба.

– Вот как! – повторил маленький рыцарь.

– Может быть, ее можно уговорить?

– Ей не до меня! Она видеть меня не захотела! – воскликнул глубоко огорченный Володыевский. – Я стремился сюда день и ночь, а она и видеть меня не хочет! Что же я сделал? Чем я провинился, за что меня преследует Божья кара, почему ветер играет мною, как сухим листом. Одна умерла, другая поступает в монастырь!.. Нет, видно, я проклят, ибо всем есть помилование и прощение, а я хожу как оглашенный.