– Оставьте пана офицера и садитесь на лошадей!
Солдаты ушли. Пан Андрей остался один посреди комнаты. Лицо его было спокойно, но мрачно, и он не без гордости смотрел на стоявших перед ним офицеров.
– Вы свободны! – повторил Володыевский. – Возвращайтесь куда хотите, хоть к Радзивиллу; но должен сказать, что больно видеть такого кавалера на службе у изменника – против отчизны!
– Ну так лучше подумайте, – ответил Кмициц, – я заранее предупреждаю, что вернусь к Радзивиллу.
– Останьтесь с нами! Пусть черти возьмут кейданского тирана! – воскликнул Заглоба. – Вы будете нашим другом и желанным товарищем, а наша мать-отчизна, простит вам все ваши грехи.
– Ни за что! – горячо воскликнул Кмициц. – Бог рассудит, кто лучше служил отчизне, тот ли, кто поднимает междоусобную войну, или тот, кто служит человеку, который один лишь и может спасти несчастную Речь Посполитую. Вы пойдете своей дорогой, я своей! Поздно меня наставлять; одно скажу вам от чистого сердца: отчизну губите вы, а не я. Изменниками я вас не назову, ибо знаю чистоту ваших побуждений! Но отчизна гибнет, Радзивилл протягивает ей руку помощи, а вы раните саблями эту руку и называете изменниками тех, кто с ним.
– Ради бога! Если бы я не видел, как храбро шли вы на смерть, – сказал Заглоба, – я бы думал, что вы от страха рассудок потеряли. Кому вы присягали: Радзивиллу или Яну Казимиру? Швеции или Речи Посполитой? Да вы с ума сошли!
– Я знал, что мне не переубедить вас!.. Прощайте!
– Постойте, – крикнул Заглоба, – у меня есть к вам дело! Скажите, Радзивилл обещал вам пощадить нас, когда вы его об этом просили?
– Обещал! – ответил Кмициц. – Вы должны были пробыть в Биржах в течение всей войны!
– Ну так узнайте же своего Радзивилла, который изменяет не только отчизне и королю, но и собственным слугам. Вот письмо Радзивилла к биржанскому коменданту, которое я нашел у офицера, сопровождавшего нас в Биржи. Читайте!
Сказав это, Заглоба подал ему письмо гетмана… Кмициц взял его в руки, начал пробегать его глазами, и краска стыда за гетмана все больше и больше покрывала его лицо. Наконец он смял письмо и швырнул его на пол.
– Прощайте! – сказал он. – Лучше мне было погибнуть от вашей пули! И вышел из комнаты.
– Мосци-панове, – сказал после минутного молчания Скшетуский. – Напрасно убеждать этого человека: он верит в своего Радзивилла, как турок в Магомета. Я, как и вы, думал сначала, что он служит из корысти, но теперь Убедился, что он не дурной человек, а только заблуждающийся.
– Если он до сих пор верил в своего Магомета, – заметил Заглоба, – то я сильно подорвал его веру. Вы видели, что с ним делалось, когда он читал письмо. Заварится у них там каша. Ведь этот человек готов не только на Радзивилла, а на самого черта броситься. Клянусь Богом, я больше рад тому, что избавил его от смерти, чем если бы кто-нибудь подарил мне стадо баранов.
– Правда, он вам обязан своей жизнью, – сказал мечник. – Никто этого не будет отрицать.