Разговор

Введение

Говорят, жизнь человеческая – лествица, возводящая к Богу. Каждая ступень – не из камня, а из выбора. Не из громких подвигов, а из тихих, повседневных «да» и «нет».

Мы часто думаем, что вера – это удел великих постников и молитвенников. А наша обыденность – работа, учёба, разговоры – будто бы находится в стороне, в некоей нейтральной зоне. Но это – опасная иллюзия. Бог встречает нас не только в храме. Он ждёт нашего ответа у каждой жизненной развилки: поделиться ли знанием с другом или присвоить его? Заступиться ли за слабого или промолчать? Откликнуться ли на зов сердца или задавить его страхом?

Каждое такое малое решение – это кирпичик в стене, которую мы строим вокруг своей души. Из кирпичиков трусости и лжи вырастает тесная, душная темница одиночества. Из кирпичиков мужества, честности и сочувствия – светлый дом, в котором может поселиться не только наша радость, но и благодать.

Эта история – о том, как одному человеку показали оба эти недостроенных дома. И дали в руки шанс – выбрать. Потому что Господь даёт нам не готовую судьбу, а свободу и ответственность – к Нему или от Него.

Разговор

Последнее, что он почувствовал – дикий удар железа в бок, ломящую боль в груди и ощущение полета, лишенного гравитации и смысла. Мир взмыл вверх, провернулся вокруг оси. Потом – тишина. Не просто отсутствие звука, а глухая, всепоглощающая тишина, в которой застрял и медленно угас даже собственный вопль. И… белизна.

Это было не ослепительное сияние, не свет лампы и не туман. Это была сама пустота, обретшая плотность и форму. Он не плыл и не падал. Он просто был. В пространстве без верха, без низа, без малейшей точки отсчета. В нем не было даже страха – только ошеломляющая, леденящая пустота.

– Это и есть оно? Конец? – подумал мужчина.

– Не бойся. Голос прозвучал не в ушах, а в самой сердцевине его существа. Он был тихим, но невероятно четким.

Из белизны, словно проступающее на фотобумаге изображение, стали вырисовываться очертания. Сначала – мягкое свечение, затем силуэт в простых одеждах пастельного цвета. Лицо было трудно уловить и запомнить. Оно словно мерцало. Но взгляд… Взгляд был один. Древний, как само время, всевидящий и при этом бесконечно спокойный. В этом взгляде не было ни гнева, ни осуждения – лишь глубокая, бездонная готовность понять.

– Где я? – попытался спросить он, но голосовых связок не существовало, не было и рта. Мысль, однако, повисла между ними, яркая и четкая, уже зная часть ответа.

Ангел, понял без слов, слегка склонил голову.

– Между главами. История твоей жизни только что перевернула свою последнюю страницу. Перед тем как начать следующую… давай посмотрим старую. Вместе. Чтобы все вспомнить.

Ангел медленно поднял руку. Не для благословения или суда. Спокойным, уверенным жестом, каким включают проектор.

И белизна перед ними задрожала, заволновалась, пошла рябью. В ней, как в гигантском молочном экране, начали проступать первые, смутные образы: размытый свет лампы над кроваткой, теплое прикосновение больших рук, подхватывающих тебя, запах молока и детского запаха.

– Начнем с самого начала, – прозвучал голос Ангела.

Рябь улеглась. Исчезла и белизна. Теперь он видел. Не глазами – всем своим существом. Он был там, в этом воспоминании, снова ощущая его каждой клеткой.

Комната была залита мягким, золотистым светом. Он лежал в кроватке, укутанный в легкое одеяло, и смотрел вверх. Над ним склонились два силуэта, заслоняя лампу. Молодые лица. Лицо отца – с еще темными, густыми волосами и смеющимися глазами, в которых читалась непривычная, чуть растерянная нежность. Лицо матери – сияющее, умиротворенное, с тонкими бровями и ямочкой на щеке. Она что-то напевала, и звук был теплым, как само молоко, что наполняло его сытый животик. Ее палец легонько коснулся его ладони, и крошечные пальчики рефлекторно сжались вокруг него, вцепившись в этот маяк любви и безопасности.

Мама… Папа… – мысль пронеслась в его нынешнем сознании с щемящей остротой. Они выглядели так… полными надежд. Надежд на него.

– Ты был центром их вселенной, – тихо сказал Ангел, чье присутствие теперь ощущалось как легкая тень рядом. – Чистый лист. Каждое их прикосновение, каждый звук голоса писали первые строки твоей истории.

Картина поплыла, сменилась, как кадр в монтаже.

Ему три года. Паркет в гостиной, прохладный под коленками. Перед ним – две игрушки. Пластмассовый грузовик, выцветший красный, с отколотым краем кузова. И плюшевый мишка, потрепанный, но мягкий, с одним пришитым обратно стеклянным глазом.

Со стороны кухни доносится голос матери: «Играй, солнышко, я скоро».

Он тянется к грузовику. Рука уже почти касается холодного пластика… Но его взгляд падает на мишку. На его единственный черный глаз, который смотрит с немым вопросом. В памяти взрослого всплывает чувство – смутная жалость к одинокой, брошенной игрушке. И маленькая рука разворачивается в воздухе, меняет траекторию. Он хватает мишку, прижимает к щеке. Мягкий ворс, знакомый запах дома.

– Ты выбрал того, кто был забыт, – голос Ангела звучал ровно, без оценки. – Твое первое самостоятельное решение. Оно было сделано не из выгоды, а из сострадания. В этой песчинке – весь потенциал твоей души. Запомни это чувство.

Сцена замерла, затем начала таять, распадаясь на миллионы светящихся частиц, уносящихся обратно в белизну. Герой, все еще находясь в оцепенении, ощущал на щеке призрачное тепло того плюшевого мишки.

– Но жизнь, – продолжил Ангел, и в его голосе впервые прозвучала едва уловимая нота сожаления, – это не одна игрушка на паркете. С каждым годом выборов будет больше. И они станут сложнее. А это чувство… это простое чувство – ты будешь часто забывать. Посмотрим, когда ты забыл его в первый раз.

Сцена с мишкой растаяла, оставив после себя горько-сладкий осадок в душе. Белизна вокруг сгустилась на мгновение, а затем снова поплыла, принимая новые, уже более чёткие очертания.

Ему семь. Школьный актовый зал, пахнет краской, пылью и волнением. Он стоит на сцене в костюме зайца, сшитом мамиными руками, но это не важно. Важно – мольберт с огромным листом бумаги. Учительница только что вылила на лист лужицу чёрной туши, и теперь он, затаив дыхание, дует на неё через соломинку. Причудливые ветви растекаются по белому полю, похожие на сказочный лес в лунную ночь. Зал затих, а потом взорвался аплодисментами. На его детское лицо – не улыбка, а полное, безраздельное погружение в чудо. Он творец. Он волшебник. В этом чёрном пятне он видел целый мир, и мир этот был прекрасен.

Рядом с ним в белом пространстве Ангел наблюдал. В его глазах светилось одобрение.

– Ты видел игру творения там, где другие видели лишь кляксу. Это был твой язык, твой дар общаться с невидимым. Ты чувствовал его?

Герой кивнул в своём бесплотном сознании. Он чувствовал. Ту гордость, тот восторг, тот абсолютный покой души, нашедшей своё выражение.

– А теперь посмотрим, – голос Ангела стал чуть тише, – что ты сделал с этим языком. И как использовал силу, которую начинал в себе ощущать.

Картина резко сменилась. Ему уже десять. Школьный двор, осень, сырость. Он не один. Он – часть группы, «своих пацанов». Они стоят в кольце, а в центре – тощий мальчишка в очках с толстыми линзами, Серёга. Его портфель валяется в грязи. Кто-то из «стаи» дразняще тянет: «Серёга-берёза, голова от мороза!» Смех. Жестокий, звонкий, сплачивающий.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.