Крайний Восток

Как известно, Учение дзен передано Буддой Маха-Кашьяпе на горе Гридхракуте (Орлиной горе), что в Индии.

В ходе так называемой цветочной проповеди, выслушать которую собралось великое множество людей, Будда молчал долгое время, держа в руках цветок. Лишь один стоявший в толпе монах (Маха-Кашьяпа) улыбнулся, пробудившись от непонимания, царившего в толпе.

Тогда Будда сказал: «У меня есть сокровище видения совершенного Учения, волшебный дух нирваны, свободной от нечистоты реальности, и я передал это сокровище Маха-Кашьяпе».

Миг пробуждения Маха-Кашьяпы случился, когда Будда поднял цветок над головой. Он увидел цветок таким, каковым тот являлся, и получил «печать сердца». Первый патриарх передал Второму патриарху своё глубокое понимание Учения от сердца к сердцу. Маха-Кашьяпа пробудился благодаря цветку и своему глубокому проникновению в суть Учения.

Основным выводом из этой притчи является то, что «истинное знание» нельзя передать на письме. Лишь направленность на достижение просветлённого состояния и посильная помощь наставника на пути достижения такого состояния может служить ключом к успеху.

Можно привести также и слова Умэня Хэйкая (Мумона Экая):

Слова не могут выразить всего.

В словах посланья сердца не опишешь.

А понимая их буквально, пропадёшь.

И объясняясь ими, не достигнешь

Ты цели этой жизни – просветленья.

Нам кажется, что концепция эта оказала непосредственное влияние на воззрения ятайцев. Вполне возможно объяснить отсутствие каких бы то ни было литературных произведений Страны Крайнего Востока тем, что её жители приняли на вооружение девиз, который можно выразить словами нашего соотечественника Ф. Тютчева, ёмко и всеобъемлюще вмещёнными в одну строку стихотворения «Silentio!»: «Мысль изреченная есть ложь».

Хотя нельзя исключить, что приведённая выше теория – не более чем заблуждение, обусловленное тем, что до настоящего времени какие-либо прозаические или поэтические произведения ятайских авторов на китайском языке не обнаружены. Весьма и весьма вероятно, что литературные творения записаны не китайским иероглифическим письмом, а не поддающейся расшифровке письменностью, и в ходе дальнейших попыток расшифровки имеющихся в распоряжении науки свитков будут обнаружены литературные памятники наподобие «Сказания о Гильгамеше», «Записей о деяниях древности» или «Старшей Эдды».

Однако может случилось и такое, что король Ятая, уподобившись первому императору династии Цинь – Шихуанди, внявшему совету своего приближённого Ли Сы, распорядился уничтожить все бесполезные книги[12 - Причём критерий, по которому книги можно было отнести к «бесполезным», мог являться весьма и весьма произвольным.], кроме хранившегося в королевской библиотеке. Поскольку сведений о принятии такого решения ятайским монархом в имеющихся источниках не обнаружено, это не более чем гипотеза.

Представляется, что нельзя отнести к прозаическому литературному творению в прямом смысле этого словосочетания обнаруженную в частной коллекции семьи Сумитобо, проживающей в Токио, переписку юноши, проживавшего, по всей видимости, на одном из островов Страны Крайнего Востока, со своей японской возлюбленной.

В то же время из писем юноши можно почерпнуть значительное количество информации о населении островного государства, его привычках и увлечениях.

Большую часть переписки, разумеется, составляют клятвы в вечной любви и верности «несмотря на то, что нас разделяют тысячи ри[13 - Ри – японская мера длины, равная 3 927 м. (система мер Сякканхо, перенята из китайской системы мер, возникшей в XIII в. до н.э.). Вместе с тем, следует понимать условность введения нами данного термина. Дело в том, что китайский иероглиф, которым обозначается «ри», на китайском языке означает «ли», а это уже мера длины, которая в переводе на метрическую систему составляла в разные эпохи от 301,5 м до 503,89 м (некоторые источники, правда, настаивают на абсолютной идентичности японского «ри» и китайского «ли»). Однако поскольку переписка велась с жительницей японских островов, мы условно употребляем здесь именно японскую единицу измерения.]», сожаления по поводу того, что они относятся к разным социальным слоям, что препятствует их единению.

По всей видимости, влюбленные встречались как минимум два раза: когда девушка, принадлежавшая к аристократическому роду, путешествовала в сопровождении матушки и нянек на острова архипелага, а также когда скромный служащий (вероятно, писарь) при короле Ятая предпринял путешествие, полное опасностей, в Японию к своей возлюбленной.

Девушку, как можно понять из писем, звали Синцзю («единение двух сердец»). Юноша подписывался иероглифами

, то есть «большая волна», которые звучат примерно идентично на китайском, корейском и вьетнамском «Да-ланг», а на японском – «Онами».

Помимо любовных признаний и воздыханий по поводу отсутствия рядом объекта пылких чувств, ряд писем содержат изложенные в возвышенной манере письма сведения о похождениях юноши по городу, подробнейшее описание которого, начиная от питейных заведений, домов знатных горожан, мастеров фейерверков и прочая, и прочая, содержатся в письмах.

Онами даже хвастливо указал в одном из писем к возлюбленной, что «даже если этот город когда-нибудь будет разрушен, его легко можно будет восстановить по моим письмам к тебе, о Синцзю».

Как следует из содержания писем, юноша умалчивает, старательно обходит вопрос об отношениях его с женским полом, что достаточно естественно, поскольку он не хочет травмировать Синцзю. Тем не менее, некие оговорки, тени намёков свидетельствуют о том, что юноша со своими друзьями, имеющими клички Бык (

) и Бу Ян (

) не развлекались в одинокой холостяцкой компании. В частности, в одном из писем имеется упоминание о некоей вульгарной особе Мо Ли (

), сошедшейся с Бу Яном – одним из знакомых Онами.

В отличие от беллетристики и поэзии, сведения, хоть и скудные, о научных изысканиях, причём на достаточно высоком уровне, сохранились до наших дней.

В частности, в библиотеке Хайфона (Вьет Нам) имеется несколько разрозненных листов из трактата «О мироустройстве».

На одном из таких листов, несколько, правда, подпорченном ввиду воздействия воды, сохранилась формула, иероглифы которой в упрощённом виде можно перевести следующим образом:

«Энергия некоего тела является равной количеству вещества этого тела, дважды помноженной на скорость распространения света».

Кроме того, из плохо сохранившегося из-за воздействия влаги свитка исследователи извлекли информацию, которая на момент обнаружения казалась достаточно передовой.

«Поскольку любое событие может оказывать влияние только на те события, которые происходят после него, и никак не наоборот, а луч солнечный движется в пространстве космоса одинаково для любой инерциальной системы отсчёта, поэтому скорость луча солнечного в пространстве космоса является предельной скоростью движения и распространения взаимодействий».

Данные выкладки, правда, заслужили не очень лестной оценки Тьен Куана (яп. Тэхиро), буддийского комментатора научных трактатов, проживавшего на одном из островов Ятая в неустановленный временной промежуток.

В частности, он написал: «Что же касается этих идиотских умозаключений, то они заслуживают лишь тихой улыбки Будды». Впрочем, любые теоретические научные выкладки удостаивались такой оценки от Тьен Куана (Тэхиро).

***

Мы не случайно высказывали сомнения относительно того, что ятайцы вкладывали в используемые при письме китайские иероглифы тот же смысл, что и жители страны, в которой эти иероглифы появились.

Дело в том, что из нескольких свитков с кулинарными рецептами ятайской кухни следуют сведения о достаточно-таки странных рецептах. В них, например, упоминается о приготовлении паштета из печени рыбы фугу (

– звучит на китайском «хэтун») или салата из светящихся грибов. Ядовитость этих живых организмов является достаточно широко известной и представляется сомнительным, что на жителей Ятая такие яды не оказывали действия.

«В таком случае обнаруженные свитки являются не сборниками кулинарных рецептов, а, скорее, справочниками для самоубийц» остроумно заметил вьетнамский исследователь Вон Там Чио.

В связи с вышеизложенным возникают большие сомнения в адекватности перевода и, соответственно, понимания всего изложенного в письменном наследии Ятая, в частности в королевских указах и научных трактатах.

Не исключено, что выражение, приведённое нами выше: «энергия некоего тела является равной количеству вещества этого тела, помноженной на скорость распространения света, помноженной на скорость распространения света» может звучать вовсе даже иначе, например: «дух человеческий – это наследственность, помноженная на воспитание и ещё раз воспитание».

***

Раздел V. «Развлечения».

Судя по имеющимся изображениям, о которых нами рассказано ранее, жители страны имели среди своих развлечений прогулки на природе, в том числе водные.

На основании письменных (письма Онами/Да-ланга) и графических свидетельств (картина «Сон гетеры») мы можем предположить, что на острове имелись и дома терпимости, и питейные заведения, где употреблялись, помимо чая, напитки и покрепче: сливовые и абрикосовые вина и наливки, а также и рисовая водка.

Разумеется, инстинкт размножения, превратившийся у людей, в силу некоторого отличия их от животных, в нечто иное, оставаясь тем же самым, а также жажду опьяняться никто не отменял. Было бы удивительно, если бы Ятай стал исключением и два вида сих богоугодных заведений на островах отсутствовали.

Очевидно, что жители Страны, находящейся восточнее Востока, предпринимали путешествия к евразийскому материку. Утверждать возможность путешествий к американскому материку, в частности, в страну Фузан (предположительно находится в границах современной Мексики), при отсутствии сведений об этом, не приходится.

Весьма и весьма любопытный артефакт, происхождением своим обязанный, по всей видимости, цивилизации Ятая, обнаружен не столь давно в частной коллекции, принадлежащей одной из состоятельнейших семей г. Бэйхая (Китай, побережье Тонкинского залива). Это несколько досок квадратной формы, изготовленных из сплава, который включает в себя медь, судя по зелёным окислам, имеющимся в труднодоступных местах, не поддающихся чистке.

Доски разлинованы перпендикулярными углублениями с дном округлой формы и предназначались, по всей видимости, для ублажения умов и сердец жителей исчезнувшего островного государства, то есть для игры. На пересечениях линий расположены ямки. На одной из досок таких углублений 7х7=49, на второй 10х10=100 и, наконец, на третьей 100х100=10 000.

В пользу того, что доски эти использовались для игры, красноречиво свидетельствуют обнаруженные вместе с ними отрывочные заметки, составленные китайским иероглифическим письмом. К сожалению заметки, имеющиеся на трёх листах тростниковой бумаги, не позволяют сколь-нибудь определённо судить о правилах игры, что, на наш взгляд, объясняет отсутствие распространения этой игры по материковой Азии, хотя, вполне вероятно, игра не получила распространения в связи с чрезвычайной её сложностью. Вероятно, она включала в себя элементы го или рэндзю, а, может, и обеих этих игр. Хотя нам остаётся об этом лишь строить предположения.