– В Мурманске свожу тебя в «Ресторан встреч». Он так и называется – «Ресторан встреч». Обычно именно там встречаются после долгой разлуки…
– Мы, кажется, еще не разлучались надолго.
– Просто показать тебе хочу. Чтоб ты знала, где будешь встречать меня, когда я вернусь из очередного рейса. Там, конечно, не так шикарно, но есть и свои прелести.
– Драки, например?
– Не без этого, – улыбнулся Петр. – Какой моряк откажет себе в удовольствии немного подразмяться на суше?
«У Алеши наверняка не бывает таких денег, – подумала Алена. – И в ресторан он не ходит. На какие шиши?»
– Але-о-она, ты где? – улыбаясь, Петр положил свою крепкую ладонь на оголенную до локтя руку Алены.
– Скажи, а индийские женщины похожи на цыганок? – спросила первое, что пришло на ум, Алена.
– Когда впервые оказался в Бомбее, а позже я бывал там десятки раз, индианки показались мне чудом.
– Ого, оказывается, ты засматриваешься на чужих женщин? А в Мурманске, между прочим, тебя ждала жена.
– Во-первых, она не ждала. Она давно спуталась с Колькой. Другое дело, что я, как всякий муж, узнал об этом последним.
«Смотри, какой несчастненький…» – подумала Алена.
– Во-вторых, я не засматривался. Я просто любовался.
– Это не одно и то же?
– Нет, не одно и то же. Любуются – бескорыстно, а засматриваются – с тайной надеждой. С похотью.
– А у тебя похоти не бывает?
– У меня не бывает. – Он внимательно посмотрел на Алену. – Я тебя чем-то раздражаю сегодня?
– Ты не ответил на мой вопрос: похожи индийские женщины на цыганок?
– Нет, не похожи. Индианки – это само целомудрие, чистота, нравственное совершенство…
«Ох, ох…» – усмехнулась внутренне Алена.
– А цыганки – это призыв к пороку, открытая страсть, забубенная жизнь, сгорание мотыльков в огне…
– А ты, оказывается, еще и поэт. Как это романтично – моряк и поэт.
– Между прочим, до двадцати трех лет действительно писал стихи. Потом бросил. Поэзии нужно отдаваться целиком. А я штурман – и отдаться поэзии полностью не в силах.
– А любви отдаться целиком – в силах?
– Алена, один маленький совет: когда у тебя плохое настроение, не нужно его портить другим людям. Может, у тебя неприятности на работе? Нина Васильевна как-то странно смотрела на меня…
– Мне надо выйти. Извини. – И она оставила его одного.
Пока набирала номер телефона, рядом появился молодой человек. Подмигнул Алене. Она отвернулась: «Нигде от них покоя нет…»
– Папа, это я. Мне никто не звонил?
– Нет. А от кого ты ждешь звонка?
– Разве тебя интересуют мои друзья?
– Представь, интересуют.
– Мне должны были позвонить Алик, Эдик, Стас, Норик и Люсьен. Никто не звонил?
– Ты еще и смеешься?
– Почему? – Она и в самом деле улыбнулась. – Кажется, у меня скоро свадьба? Неужели и на свадьбу я не могу пригласить своих друзей?
– Можешь, конечно, – вздохнул отец. – Ты откуда звонишь?
– Мы с Петром ужинаем. В ресторане гостиницы «Советская».
– Ох, балует тебя Петр…
Алена повесила трубку. Молодой человек тут как тут.
– Дэвушка, лишней двушки не найдется?
– Нет.
– А дэсятчик?
– Тоже.
– Между прочим, запомнил ваш тэлефон. Когда можно позвонить?
Алена внимательно, с ног до головы измерила его взглядом.
– У меня тут в зале жених сидит. Не хочешь познакомиться?
– Слушай, дарагая! П-азнакомь! Вэк за твое здоровье пить будем!..
«Ничем их не прошибешь…» И, невольно покачиваясь на каблуках, царственной походкой отправилась в большой зал. Спиной чувствовала тяжелый взгляд, он буквально жег ее…
Домой поехали на такси. Каждый вечер, где бы они ни были, Петр привозил Алену к родителям. Если было не совсем поздно, некоторое время сидел в гостях, пил чай, разговаривал с отцом. Разговаривать друг с другом они любили. Главное, что их связывало, – серьезное отношение к жизни. Жизнь – сложная вещь, она требует к себе только одного – серьезного подхода. Панибратства жизнь не терпит. Пока они разговаривали в таком духе, мать с Аленой обычно оставляли их вдвоем, уходили поболтать о своем. Впрочем, особой близости между матерью и дочерью не было, потому что мать, в угоду отцу, всякое искреннее признание дочери воспринимала как надвигающуюся катастрофу: Господи, что-то должно обязательно случиться… Алена делала только вид, что она «шепчется» с матерью, признается ей в каких-то «секретах», – робкий и испуганный вид матери раздражал ее: «Неужели я когда-нибудь буду такой? Но почему, почему?!»
На этот раз часы показывали двенадцать часов ночи, и Петр, перебросившись с отцом несколькими фразами, попрощался и поехал к себе. Квартира, которую он снимал, была довольно далеко от центра, у метро «Профсоюзная». Добираться приходилось около часа, поэтому он всегда спешил, если надвигалась ночь. На предложение отца или матери остаться у них Петр всегда решительно отказывался. И еще одна деталь – он редко приглашал к себе в гости Алену. Стеснялся чужой мебели. Всего чужого. Холодного. «Вот когда приедем в Мурманск, тогда…» Он всегда в радужных тонах обрисовывал свою однокомнатную мурманскую квартиру, и главное, почему он гордился ею, – она была собственная, кровная.
Когда Петр уехал, Алена облегченно вздохнула. Очень устала за сегодняшний день. Ложась спать, думала: сейчас провалюсь в сон и – все. Но, странное дело, как только легла, так сон будто рукой сняло. Вспомнила, как Алеша «поцеловал» ее… Ну надо же! И опять стала улыбаться… Улыбаясь и вспоминая, она в конце концов заснула, а проснулась утром зареванная, в слезах…