Огонь небесный (сборник)

– О великий бог! – восхитилась Нике.

– Поэтому… – Зевс поморщился. – Ты передай Эроту, пусть еще попробует, а я… В общем, я подожду, пока жена читает для меня наставления… Иди, пожалуй.

Нике кивнула и удалилась.

Зевс, раздосадованный разговором с Нике, решил загнать Геру в тупик:

– Но если девушки начнут не задумываясь отдаваться любимому мужчине, не возникнут ли постепенно более свободные половые отношения, а вместе с тем и более снисходительный подход общественного мнения к девичьей чести и к женской стыдливости?

– А, заинтересовался! – радостно воскликнула жена. – То-то же! Нет, опасение напрасно. Отвечу словами Энгельса: «Здесь вступает в действие новый момент, который ко времени развития моногамии существовал самое большое лишь в зародыше, – индивидуальная половая любовь… Современная половая любовь существенно отличается от простого полового влечения, от эроса древних. Во-первых, она предполагает у любимого существа взаимную любовь; в этом отношении женщина находится в равном положении с мужчиной, тогда как для античного эроса отнюдь не всегда требовалось ее согласие». Слышал? А я что тебе говорила? В твоих руках сила, власть, вот ты и пользуешься этим. А спросил ты хоть у одной женщины, любит ли она тебя? Тебе это и в голову не приходило. У тебя только и есть твое я, я, я…

– Ну, начала опять… Слышал уже, неинтересно. Читай дальше…

– Дальше! Я-то прочту, а ты мотай на ус. На себя все прикидывай и взвешивай…

– Ладно, ладно, читай…

– Вот… Ага, слушай: «И, наконец, появляется новый нравственный критерий для осуждения и оправдания половой связи; спрашивают не только о том, была ли она брачной или внебрачной, но о том, возникла ли она по взаимной любви или нет?»

– Так ведь и я так думаю! – воскликнул Зевс. – Я убежден, что там, где есть истинная любовь, никаких измен нет и быть не может. Скольких женщин я любил такой любовью. Выходит, я давно живу по новому нравственному критерию. – Зевс удовлетворенно потер руками.

– Во-первых, этот критерий для тебя не подходит, ты еще пока в своем царстве не при социализме живешь. А во-вторых, я уже повторяла тебе, о взаимной любви со стороны женщин к богу и говорить не приходится. Ты вынуждаешь их любить себя. В твоем подчинении и Афродита, и Эрот, а уж только потом ты сам подчиняешься им. Легко подчиняться тому, кому ты хочешь подчиниться, кого ты заставляешь быть над собой только потому, что ты уже над ними. Что-то, я гляжу, Эрот с Нике сегодня разбегались около тебя… Случайно не знаешь, в чем дело? – Гера усмехнулась.

– A-а, да это они так просто… – махнул Зевс рукой, смутившись. – Кто ж их знает… У них всегда свое на уме. Нет, нет, ничего не знаю. Не знаю, не знаю, не знаю… а что?

– Да так, просто так. Слушай дальше. Это как раз тебя касается: «… человек только в том случае несет полную ответственность за свои поступки, если он совершил их, обладая полной свободой воли, и… нравственным долгом является сопротивление всякому принуждению к безнравственному поступку^. И еще дальше: «Полная свобода при заключении браков может, таким образом, стать общим достоянием только после того, как уничтожение капиталистического производства и созданных им отношений собственности устранит все побочные, экономические соображения, оказывающие теперь еще столь громадное влияние на выбор супруга. Тогда уж не останется больше никакого другого мотива, кроме взаимной склонности». Так-то вот, дорогой Зевс… А у меня никогда и не было свободы воли. Ты единственный царь, господствующий в нашей семье. Волей-неволей приходится мириться с твоими изменами, потому что куда деваться? Тем более когда маленькие дети на руках были, Гефест, Геба…

– Ну, Гефест, положим, недолго у тебя на руках был. Швырнула в море – и прощай, сынок!

– А почему швырнула, ты знаешь?! – с болью воскликнула Гера. – Потому и швырнула, что ты там со своими любовницами кутежи закатываешь, а у меня копейки в кармане нет. Чем кормить детей, святым духом?

– Можно и святым. Они ведь боги, а ты – богиня.

– «Богиня»! Знаю я эти твои вечные насмешки. Нашел богиню, у которой ни прав, ни сил, ни денег. Если бы ты был пролетарием, тогда б у нас была хоть настоящая моногамия, единобрачие. Не в историческом, а в этимологическом смысле.

Ты – я, я – ты. И только. А разлюбил и – пожалуйста, каждый в свою сторону. Без измен, предательств и обид. Но с тобой трудно брак расторгнуть, деваться некуда, вот и терпишь. И детей жалко…

Тут над Зевсом просвистела новая стрела; она прошла над самой его головой, Зевс даже вздрогнул от испуга. Гера рассмеялась:

– Уж не на голову ли твою он сегодня охотится, этот милый мальчик? Может, надоело ему твое сердце?.. Эй, Эрот, подойди-ка к нам!

Мальчик нехотя подошел.

– Милый Эрот, какой ты сегодня скучный! – Гера явно насмехалась. – Что случилось? Или лук неисправен? А может, слабо натянута тетива? Помилуй, ты сегодня так стреляешь, что можешь голову снести моему драгоценному мужу! Убить, наверно, задумал Зевса, баловник?

– Приказано стрелять, – буркнул мальчик.

– Как?! – насмешливо всплеснула руками Гера. – Разве может кто-нибудь приказывать тебе?

– Я не обязан отчитываться перед вами.

– Но в таком случае не обязан и подчиняться кому бы то ни было!

Эрот внимательно взглянул на Геру, усмехнулся, поправил рукой колчан:

– Чту с вами говорить…

– В самом деле, обожаемая Гера, разве может он отвечать за свои поступки? – сказала Афродита, появившись в зале. – Он всего лишь мой сын, не спрашивайте его ни о чем… – И, повернувшись к мальчику, добавила: – Ступай, сынок. Иди занимайся своими делами. Иди, иди…

– В таком случае, – не хотела отступать Гера, – может, вы мне сами ответите, дорогая Афродита?

– Ну что вы, обожаемая Гера, я ведь все-таки богиня любви. Любовь ни за что не отвечает, она всегда права. Мыслимо ли задавать ей вопросы? – И, не дожидаясь ответа Геры, Афродита вдруг доложила Зевсу официальным тоном: – Объект находится в удручающем состоянии. Мастер не может с ним справиться. Какие будут распоряжения?

– Оставьте, оставьте, оставьте меня в покое! – рассвирепел Зевс. – Черт побери, каждый раз суетесь ко мне с какими-то дурацкими вопросами! Я занят разговором с великой богиней Герой, это разговор особого, государственного значения. Оставьте меня! Прекратить стрельбу! Прогнать Эрота! Передайте Нике: объект может отдыхать. Может спать. Всё.

Афродита поклонилась Зевсу и вышла. Алеша с облегчением вздохнул.

– Вечно от них нет покоя… – сердито проворчал Зевс, ерзая на троне.

– А в чем там у них дело? – наивно спросила Гера, пряча на губах улыбку.

– A-а… старая история, – махнул рукой Зевс. – Поймали мышь в мышеловку, а мастер не может капкан открыть.

– В самом деле, какие глупые у тебя боги. Нет чтобы самим догадаться, что мышь может спокойно спать…

– Какая мышь может спокойно спать? – не понял Зевс.

– Ну ты же сам сказал, что ОБЪЕКТ может спать.

– A-а… ну да, сказал. Проклятая эта мышь! Правильно, может отдыхать. Ф-у… совсем голова кругом с вами.

– Да, царствовать на Олимпе – голову нужно иметь… – Гера едва сдерживалась от смеха.

– Ну, давай вернемся к государственным делам, – обеспокоенно сказал Зевс. – Честное слово, мне этот Энгельс по душе. Я сам часто думал о том, о чем он пишет. Скажи на милость, не бог, а какой умница!

– Что ты, – сказала Гера, – я просто без ума от него.

– Но, но, но! – грозно сказал Зевс.

– Я говорю про идею, – смутилась Гера. – Видишь ли, Энгельс считал, что моногамия – единобрачие – исторически основывается прежде всего на господстве мужчины, а кроме того – на нерасторжимости брака… Это понятно?

– Еще бы не понятно.

– Вот он и пишет: «Господство мужчины в браке есть простое следствие его экономического господства и само собой исчезает вместе с последним. Нерасторжимость брака – это отчасти следствие экономических условий, при которых возникла моногамия, отчасти традиция того времени, когда связь этих экономических условий с моногамией еще не понималась правильно и утрированно трактовалась религией. Эта нерасторжимость брака уже в настоящее время нарушается в тысяче случаев. Если нравственным является только брак, основанный на любви, то он и остается таковым только пока любовь продолжает существовать. Но…»

– Так, так…

– Не перебивай. «… Но длительность чувства индивидуальной половой любви весьма различна у разных индивидов, в особенности у мужчин, и раз оно совершенно иссякло или вытеснено новой страстной любовью, то развод становится благодеянием как для обеих сторон, так и для общества. Надо только избавить людей от необходимости брести через ненужную грязь бракоразводного процесса».