Посланник МИД

Конечно, от всего услышанного у меня поднялась тёмная волна неприятия стукачества, основанная почти на четырёх годах беспризорной жизни бок о бок с преступным миром, где за это наступала быстрая расправа. Но другой голос мне толковал, что с прошлой жизнь я покончил, а обычный гражданин просто по закону обязан заниматься доносительством, а тем более пионер, в будущем комсомолец. Тем более, что никто ему тут не говорит, что нужно за своими товарищами следить. Просто подмечать безобразия например.

Так же по этому удостоверению меня будут пускать в ИнО и к самому Артузову. Но лучше перед своим визитом всё же позвонить по телефону, указанному на карточке, что мне вручили и где было написано «Прачечная на Пресне».

– Да…там так и будут отвечать…а ты должен им сказать: добавочный А102, – ответил на моё недоумение Артур Христианович, как звали Артузова.

Кстати, гораздо позже я узнал, что в данный момент Артузов трудился замом особого отдела ВЧК-ГПУ, позже преобразованного в Контрразведывательный отдел (КРО) Секретно-оперативного управления (СОУ), где он уже будет начальником.

И то… это не точно. Спецслужбы на этом и стоят!

Затем Артузов посоветовал мне сходить и в НКИД – наркомат иностранных дел, тут рядом, на Большой Лубянке. Найти там товарища Литвинова.

– Я ему сейчас позвоню и предупрежу…постарайся Серёжа ему понравится… я ему расскажу о твоих успехах в языках, – напутствовал меня Артузов.

Глава 8.

Проводив за дверь завербованного только что нового внештатного сотрудника, Артур вернулся на своё рабочее место и задумался:

– Хорошая это будет организация – пионерская…

– Дисциплина военная, как и иерархия… лучше, чем комсомол со своим карьеризмом…те плохо могут кончить…

– Подам ка я идею Феликсу Эдмундовичу помочь пионерам… за счёт имущества сокращаемой армии…

– Что тут этот Сергей говорил про лето…

– Что выезжают они интернатом в деревню и там живут, кто в палатка, а кто вообще в заброшенных барских сараях…

– Вот и поможем всем пионерам по стране…снабдим и палатками и кухнями полевыми и повозками…и передадим часть конского состава…пусть уже с детства учатся ухаживать за главной … пока…движущей силой в армии…

– А там рядом с ними и бравые отставники…герои гражданской… место себе найдут…будут науку военную передавать…

– Да и с помещениями тоже надо помочь под эти их Дома пионеров…

– И игру им военную можно придумать…что-то приходило из ЦК РКСМ по поводу этих пионеров уже…на коллегии говорили…

– Да и как источник кадров…вот пример…сам пришёл…когда такое было?

– А теперь пойдут…хорошее дело…эта пионерия, – завершил свои раздумья Артур и вернулся к разработке операции по внедрению агентов в ряды подполья монархистов и эсэров.

***

Выйдя от товарища Артузова, я вначале посетил Финчасть, куда занёс папку со своим пока тонким Делом и получил там аванс в 20 рублей и талоны в столовую аж 90 штук. «Завтрак, обед и ужин на 30 дней», – как мне подсказали и предупредили, чтобы я их не потерял. Они были разрезаны на листки по 10 штук на лист и легко поместились у меня в нагрудном кармане, который закрывался на крючок.

Затем я отправился поужинать, так как дело шло к шести часам вечера и если мне сейчас идти в НКИД, то на ужин в интернат я не успею. А оставлять еду опоздавшим у нас не было принято, если ты об этом не предупреждал заранее с указанием уважительной причина. Так вырабатывалась дисциплина, точность и пунктуальность у воспитанников, а следовательно моя порция просто уйдёт на добавку самому худому малышу. Да и вообще, если есть где питаться вне интерната, то так и буду делать, решил я, увидев местное изобилие.

Для меня и не только для меня в это голодное время изобилием было наличие например хорошего куска хлеба и миски горячей похлёбки и стакана чая, даже морковного, с куском сахара.

Кстати, Артузов меня напоил чаем с двумя хорошими кусками сахара, один из которых я незаметно спрятал в карман, чтобы отдать товарищам. Так же я прихватил один из трёх сухарей, что были мне предложены к чаю. Один я съел, один положил в карман, а один оставил…такой порядок…последнее брать взападло.

Так вот…тут в столовой, отдав на входе талон, я оказывался у раздачи…где взял поднос, как это делали другие и стал на него ставить тарелки с едой, беря их с прилавка.

Там была квашенная капуста и солёные огурцы, на выбор было две каши, одна перловая, другая овсяная. В неё повар вливал пол черпака тёмной густой жидкости с какими то кусочками. Поясняя, что это мясо с подливой. Но больше всего меня повергли в шок стоящие в конце раздачи подносы с нарезанным чёрным и белым хлебом. Пока я на них смотрел, повар спросил у меня:

– Паря…ты чай то будешь?

Я кивнул.

– Ну тогда бери вон стакан и рядом сахар. Стакан давай сюда…налью…и бери блюдце…если из него уважаешь, – подмигнул он мне, наливая черпаком горячую, чуть коричневую жидкость в поставленный мною перед ним стакан.

И вот с подносом я продвинулся к этим горам хлеба и не знал, что делать.

Вздохнув, взял один кусочек чёрного, и один белого. Последний я уже и не помнил когда ел в последний раз.

И с подносом поплёлся в глубь зала столовой. Столиков свободных было полно. Именно столиков со стульчиками, а не как у нас… длинных столов с лавочками.

Голод не тётка… и я, заняв один полностью свободный, быстро расправился со своим ужином и побежал на выход из грозного «рос-ужаса».

Кстати, мясо оказалось великолепным…хоть и мало.

У нас в интернате и в школе на обед тоже иногда мясо было. Но это была в основном конина…весьма жёсткая. А тут…либо не конина, либо просто хорошо приготовлена.

До здания Наркоминдела на Большой Лубянке было рукой подать. Даже не зная точного адреса улица ул. Большая Лубянка 5 не ошибёшься. На углу Кузнечного высилось оно на все свои шесть этажей, что для малоэтажной в основном Москвы было много.

Но там прямо на входе меня огорчили тем, что товарищ Литвинов как раз уехал… и скорее всего домой и даже дали адрес Софийская набережная 14. Там двухэтажный особняк для приёма делегаций.

– Делать нечего…поеду, – решил я, запрыгивая на подножку трамвая, проходящего мимо в том направлении.

И уже через пол часа стучался в дверь квартиры, которую занимала семья Литвинова.

Даже не спросив «кто там?», дверь широко распахнулась и на меня налетел вихрь их двух малышей лет по пять и молоденькой девицы, кричащих «папа, папа».

Но увидев, что это совсем не папа, тут же стушевались и спрятались за маму или няню…пока мне не ясно кем им приходилась эта девушка лет 25-30-ти.

– Вам кого, – с заметным акцентом спросила она.

– Я к товарищу Литвинову, – ответил я спокойно.

– Оу, есс, это квартира Литфиноф, – девушка подтвердила, частично на английском.

– А он дома?, – продолжил я дознание.

– Ноу, то есть нет…но Вы проходить пожалюйста, – пригласила она меня.

Я не стал себя долго упрашивать и вошёл. Тут же в прихожей снял шапку и пальто, повесив их на вешалку… и стянул свои ботинки… поблагодарив мысленно себя за предусмотрительность, что одел чистые и заштопанные носки без дыр.

Дети уже осмелели и вышли из-за спины своей защитницы.

Затем мы все вместо прошли в гостиную, если так можно назвать довольно небольшую комнату с обеденным столом и большим диваном.