– Мама повела их на прогулку, потому что эти кровопийцы всю ночь орали и не давали спать. Дорога тяжело обошлась. Ладно, полдороги я как жена дипломата пролетела с шиком в первом классе, но вторую-то половину пришлось трястись в СВ. Думала, сдохну… Наши, как всегда, перепутали день приезда… Представляешь: выхожу на вокзале, а меня никто не встречает!
Рассказывая, Жанна носилась по кухне, доставала из холодильника снедь и накрывала на стол. Мои вялые попытки помочь были с презрением отвергнуты. Заглянув в духовку, Жанна убедилась, что вынимать еще рано, и уселась напротив с загадочным выражением лица. Я молчала.
– Ну? – не выдержала Жанна.
– Гну.
– Чего ты меня не поздравляешь?
– С чем? С удачным замужеством? Так я тебя поздравляла, как и с рождением твоих корозябок. Или есть что-то еще?
– Есть, – хихикнула Жанна. – Уже два месяца…
– Ух ты, – восхитилась я. – Неужели?
– Ужели. Вот, надеюсь, что будет дочь. Двое пацанов враз – это, конечно, круто, но надо же будет кому-то оставить фамильные бриллианты.
– Откуда у тебя фамильные бриллианты? – фыркнула я.
– Ну это я так, образно, – отмахнулась Жанна. – Давай по рюмочке, пока мне еще можно… Да, я там тебе посылку привезла, сейчас принесу.
Не успела я остановить подругу, как она вылетела из кухни. Когда Жанна, кряхтя, ввалилась обратно, мне поплохело. «Посылочка» оказалась набитой доверху здоровенной сумкой.
– Ты с ума сошла? – запротестовала я. – Ты чего туда натолкала?
– А чего? – обиделась Жанна. – Что, мне жалко? Вот, набор посуды, все как ты хотела, глиняное… Смотри, даже сковородка. У тебя дома есть глиняная сковородка? То-то. А сейчас будет! Ну, тут бутылочка вина, вот ткани отрез…
– Знаешь, – поспешила я сбить ее с мысли, пока она не принялась перечислять содержимое сумки, – а роды пошли тебе на пользу. Ты как-то мягче стала, округлилась в нужных местах…
– Да? – обрадовалась Жанна. – Вот и я мужу сказала: я вылитая Волочкова, просто много ем.
Жанна попыталась изобразить батман, пнула табурет, и тот опрокинулся на пол.
– Не тяжело тебе будет с тремя детьми? – спросила я. Подруга подняла табурет, заглянула в духовку и снова уселась напротив.
– Знаешь, это с одним тяжело. А где два, там и три. Особой разницы нет. И потом, у меня такая свекровь… Я там не одна, Юль. Мне очень помогают и она, и сестры Романа. Не поверишь, но они дерутся, кто будет возиться с моими детьми. Так что я лежу в саду, ем черешню… Потому что клубнику уже видеть не могу. – Жанна рассмеялась. – Когда Ромка узнал, что у него будут дети, он мне ноги целовал. Сказал, что полюбил меня с первого взгляда.
– А ты?
– Ну и я, не будь дурой. Тебе когда-нибудь мужчина целовал ноги?
Я отмахнулась.
– Ты как в том анекдоте, Жанн. Когда Волк говорит Красной Шапочке: «Я тебя сейчас поцелую туда, куда никто не целовал». А она: «В корзинку, что ли?» Так вот и я… Куда меня только не целовали… Ромка-то почему не приехал?
– Через два дня приедет. Ты давай рассказывай, что у тебя происходит. Шмелев нагнал тут страху, что ты опять с какими-то маньяками якшаешься. Погоди, пирог достану…
Под пирог и киндзмараули я выложила Жанне все, позабыв, что за рулем и пить мне вообще-то не следовало. Жанна, пригубив рюмочку, слушала молча, время от времени изумленно ахая.
– А потом я снова отправилась на допрос в прокуратуру, – уныло закончила я, описав последнюю встречу с Кириллом у дома убитого Боталова. – Эта мерзкая мымра из меня все соки выпила. Можно подумать, я знаю, почему убийца мне звонит.
– Как, говоришь, ее фамилия? – задумчиво спросила Жанна.
– Земельцева Лариса… отчества не помню. Игоревна, кажется. Или Егоровна.
– А выглядит как?
– Да никак. Тощая, патлатая, типичный антисекс с черными мешками под глазами. Мерзкая такая, как паучок скукоженный. И взгляд такой… мутный, как у ненормальной. А что?
– Ничего. Кажется, я поняла, о ком ты говоришь. Ей что-то около сорока?
– Да. Она вроде в районной прокуратуре где-то раньше трудилась, а потом ее в город перевели. Не знаю, за что нам такое счастье…
– Я знаю, – скривилась Жанна. – Ее под шумок перевели, чтобы скандал замять.
– А что за скандал?
– Ну, дело давнее, я не все помню. У нас это в посольстве известно стало, когда кое-кого посадили за торговлю левыми паспортами… Только ты никому не говори!
– Жанн, ну ты же меня знаешь…
– Знаю, потому и говорю – никому. И Никитке не говори, он же наверняка начнет там землю рыть, а дело скользкое было. В общем, Лариса эта хотела вызволить с зоны любимую свою.
– Любимого?
– Дура, ты чем слушаешь? Любимую. Лесбиянка она.
Я вытаращила глаза.
– Ну надо же! То-то она смотрела на меня как-то… ну, мужики так смотрят. И чего?
– И ничего. Земельцева вела ее дело, ну и… чего-то у них там закрутилось. Обещала она с кичи свою подружку вызволить, паспорт ей левый заказала через посольских, за грузинку хотела выдать и во время следственного эксперимента устроить побег.
– Устроила? – выдохнула я, боясь упустить хотя бы слово.
– Тебе еще пирога отрезать?
– Жанка, ты меня доконаешь! Я ж нервная! Устроила она ей побег?
Жанна все-таки отрезала мне еще кусочек, хотя в меня все равно больше бы не влезло. Подвинув ко мне тарелку, она вздохнула.
– Нет. Чего-то у нее там не вышло. То ли ее подружка сама проболталась, то ли узнал кто. В общем, у нас в посольстве многие потом с теплых мест полетели. Скандал был жуткий. Сама знаешь, с этой войной бесконечной многие люди документы теряли, переезжали, мы частенько документы леваком делали, через знакомых передавали. В общем, Земельцева нас под монастырь подвела. Хорошо, что я на тот момент уже замуж вышла и уехала. Меня не тронули, хотя могли бы порыться в биографии.