Боевыми тропами. Сборник

– Не ной.

– Я не ною, Лешка.

– Я перевяжу тебя… Так…

– Ой!

– Ясно. Переворачивайся сюда, в ямку.

– Спасибо, Лешка… Иди к Грибачу… Он… близко… здесь…

– А ты?

– Я попробую сам.

– Там тебя встретят. Ну, бывай.

– Будь осторожен… Лешка…

Его встретили почти у самого окопа. Кто встретил, он не помнит. И как дополз туда, тоже не помнит. Начавшаяся горячка вытолкала все из его памяти. Помнит только боль – нестерпимую физическую боль, от которой, не переставая, мелко дрожало его измученное большое тело.

Он все спрашивал, как Лешка и Грибач. Ему что-то отвечали, но, по-видимому, сознание отключалось раньше, чем до него доходил смысл ответов.

Вечером его отправили в санбат. В ту же ночь ампутировали ногу.

А потом – госпитали, поезда, снова госпитали и мучительное, доходящее до грани жизни медленное привыкание к положению калеки. Так он и не знал, что с Лешкой и Грибачем. Несколько раз писал письма товарищам по роте, но так и не получил ответа.

Однако мстительная судьба, спустя почти двадцать лет, нанесла ему еще один удар, связанный с тем роковым днем.

Он отдыхал в одном из санаториев Сочи. И там встретил сослуживца по роте. Тот ему и рассказал конец этой истории.

Лешка уже подкопался под самого Грибача, когда снайпер, видя, что приманка ускользает от него, выстрелом в голову положил конец мучениям несчастного Грибача. Это было настолько неожиданно, жестоко и несправедливо, что люди, с замиранием следившие за ходом вылазки Леши, словно сошли с ума. Некоторые даже повыскакивали на брустверы окопов, посылая проклятия на голову фашистского снайпера. А Лешка… Рассказчик в это время сделал паузу, как будто собирался с духом перед самым трудным. У Григория захватило дыхание от предчувствия беды.

– Ну! – нетерпеливо подтолкнул он рассказчика.

Они сидели на открытой веранде вечернего кафе. С моря тянул ветерок, свежий и ласковый, как прикосновение кудрей ребенка. Кругом плескалась шумная беззаботная жизнь отдыхающих. А они – два поседевших фронтовых товарища – словно отгородились от всего непроницаемым колпаком воспоминаний. Их спины вновь немилосердно жгло солнце, на их зубах вновь скрипел песок, их нервы вновь были натянуты до предела. События того страшного, запомнившегося на всю жизнь дня вновь захватили их в свои цепкие не отпускающие когти.