Сестра Земли

Всем существом Мельников рвался к ней. Ему хотелось ещё раз прижать её к себе, но он знал, что этого нельзя делать. На него смотрели его товарищи по полёту. Он не имел права показывать им пример малодушия.

– Поехали! – весело сказал Пайчадзе. – Кто со мной в первой машине?

Взяв под руку биолога Коржёвского, который казался взволнованнее всех остальных, он вышел на поле, где, в ожидании, стояли две автомашины. До центра ракетодрома было несколько километров.

– Вы поедете с нами на площадку? – спросил Белопольский у Камова.

– Нет, – Сергей Александрович показал глазами на Ольгу. – Мы посмотрим на ваш отлёт с крыши.

Он ещё раз пожал руку Белопольскому и, кивнув головой Мельникову, ушёл наверх. За ним ушли все, кто ещё оставался в вестибюле.

Участники экспедиции один за другим выходили на поле. Мельников сел в машину последним.

Только когда она тронулась и помчалась по гладкой бетонированной поверхности ракетодрома, его нервы пришли в порядок. Уже давно ставшее привычным, спокойствие снова вернулось к нему. Ольга и всё, что было с ней связано, осталось позади. Впереди был знакомый старт, полёт, просторы Вселенной, близкий его сердцу космический рейс.

Он посмотрел на своих спутников.

Те, кто улетали с Земли не в первый раз – начальник научной части экспедиции академик Баландин, пожилой, полный, с розовым лицом и длинными поседевшими волосами, и инженер радиотехник Топорков, худощавый человек с резкими крупными чертами немного цыганского лица, казались спокойными. Остальные вызывали в Мельникове сочувствие, – так сильно они волновались. Но он хорошо знал, что ничем, кроме личного примера, не может помочь им.

Геолог Василий Романов, механик атомных двигателей Александр Князев и кинооператор Геннадий Второв старались держаться поближе к Мельникову, инстинктивно ища поддержки в его спокойствии, казавшемся им удивительным и непонятным. Встречая взгляд их глаз, тревожных и лихорадочно блестевших, Мельников ободряюще улыбался.

Они смотрели на него – заместителя начальника экспедиции – как на старшего и опытного товарища; а давно ли он сам, начинающий звездоплаватель, с мучительным волнением ожидал первого в своей жизни старта, ища поддержки своему мужеству у Камова и Пайчадзе! Прошло всего восемь лет, и вот он должен служить примером другим в начале их «космического пути», передавать дальше полученную от старших эстафету опыта.

За восемь лет Мельников сильно изменился. На борт звездолёта «СССР-КС 2» он ступил в возрасте двадцати семи лет, но по внешнему виду ему тогда можно было дать двадцать. Теперь это был тридцатипятилетний мужчина, выглядевший старше своих лет.

Исчезли юношеская округлость щёк, весёлый блеск глаз. По краям губ, сжатых в твёрдую прямую линию, появились первые признаки будущих глубоких морщин, на висках серебрилась седина. С левой стороны лба виднелся длинный шрам – память о трагическом случае на Луне, когда метеорит пробил бак вездехода и вызвал взрыв. Он и Пайчадзе чудом спаслись тогда. На левой руке не хватало одного пальца – результат падения в лунную трещину, на его счастье оказавшуюся неглубокой. И в тот раз только случайность сохранила ему жизнь. И много других случаев, всегда смертельно опасных, хранила его память. Природа не любит раскрывать свои тайны.

Машина остановилась в центре ракетодрома. Вокзал и окружающие его здания казались отсюда совсем маленькими. Во все стороны расстилалось ровное желтовато-серое поле. Чугунная решётка, окружавшая ракетодром, чётко проступала на самом горизонте непрерывной чёрной линией. Видное отсюда целиком, поле казалось грандиознее, чем от вокзала.

Оно было пустынно. Только один человек медленно ходил по краю стартовой площадки, где, подобно исполинскому киту, лежал «СССР-КС 3». Это был начальник ракетодрома – инженер Ларин. Как всегда, он последним провожал улетающих с Земли звездоплавателей в их долгий и нелёгкий путь.

Мельников заметил неведомо откуда взявшуюся тучу и показал на неё Арсену Георгиевичу.

– Она нас не задержит, – пошутил Пайчадзе.

«Если будет дождь, Оля может промокнуть на крыше», – подумал Мельников.

Но эта мысль мелькнула как-то бледно и тотчас же исчезла. Он любил жену, но и она отодвинулась далеко, в покрытую туманной дымкой даль прошлого, осталась в другой жизни, отличной от той, которая ждала его, не имеющей с ней ничего общего. Находясь ещё на Земле, он всем своим существом был уже в космическом пространстве.

«СССР-КС 3» лежал в неглубокой бетонной траншее. Корабль имел в длину около ста пятидесяти метров и метров двадцать пять в диаметре наиболее широкой части. По форме это была металлическая сигара с острым носом и массивной кормой, которая казалась хаотическим нагромождением различного размера труб и раструбов. Идеально гладкая поверхность звездолёта не имела ни одного шва, и было непонятно, как скреплялись его части. Только посередине, почти от носа и до кормы, виднелись две параллельные узкие щели – пазы крыльев.

– До свидания, Семён Павлович! – сказал Мельников. – Не задерживайтесь здесь! Уезжайте сейчас же!

– Не беспокойтесь! Счастливого пути!

Мельников, снова последним, вошёл в камеру.

– Арсен Георгиевич! – сказал Белопольский. – Возьмите на своё попечение тех, кто летит впервые. Борис Николаевич будет со мной на пульте.

– Хорошо, Константин Евгеньевич! Все, кроме Белопольского и Мельникова, прошли внутрь звездолёта.

Обе двери выходной камеры были открыты. Закрыть их надо было с пульта управления, чтобы ввести в действие автоматику, не позволявшую дверям одновременно быть открытыми. На чужих планетах, с иным составом атмосферы, чем на Земле, такая предосторожность имела жизненное значение.

– Я пройду на пульт, – сказал Белопольский. – А вы останьтесь здесь и проверьте, как закрываются двери. Правда, Семён Павлович, конечно, уже проверял, но всё-таки… Потом присоединяйтесь ко мне. Не задерживайтесь!

– Будет исполнено! – ответил Мельников.

Белопольский ушёл.

Через минуту обе двери с мягким звоном закрылись. Мельников внимательно следил за ходом механизма. Убедившись, что всё в порядке, он нажал кнопку. Внутренняя дверь открылась, наружная оставалась запертой. Значит, автоматика работает исправно. Он нажал другую кнопку. Теперь закрылась внутренняя, и через несколько секунд автоматически открылась наружная.

Всё было как следует.

Мельников закрыл наружную дверь и, когда так же автоматически открылась другая, вошёл в круглый, как труба, коридор. Он был освещён лампами, прикрытыми толстыми выпуклыми пластмассовыми пластинами.

В десяти шагах первый люк был закрыт. Значит, Белопольский, готовясь к старту, уже запер все двери и все люки на звездолёте.

Мельников подошёл к стене, осторожно ступая по мягкой обивке. Открыв дверцу лифта, он забрался в узкую кабину. Она освещалась маленькой лампочкой, дававшей достаточно света, чтобы различать кнопки на щитке. Мельников нажал одну из кнопок. Кабина двинулась вперёд и помчалась по стальной трубе. Через несколько секунд вспыхнула на щитке зелёная лампочка, потом жёлтая. Кабина остановилась. Он почувствовал, как она вместе с ним повернулась, встав почти вертикально, и стала подниматься. Снова загорелась зелёная, затем жёлтая лампочка. Кабина приняла горизонтальное положение, прошла небольшое расстояние и остановилась. Он открыл дверцу и вышел.

Автоматический лифт звездолёта работал точно, и Мельников оказался там, где хотел, – на командном пункте, расположенном почти в носовой части. Впереди была только обсерватория.

Белопольский сидел перед огромным пультом. На трёх экранах, расположенных в его центре, были видны стены стартовой площадки. Два боковых были тёмными.

Мельников окинул взглядом длинные ряды лампочек. Они горели зелёным светом. Это означало, что все помещения корабля готовы к старту.

Он сел рядом с Белопольским.

Часы, вделанные в пульт, большие часы с секундной стрелкой, бегающей по всему циферблату, показывали без пяти минут двенадцать.

– Проверьте экипаж! – приказал Белопольский.

Сам он быстро нажимал различные кнопки, и разноцветные лампочки, вспыхивая и погасая, давали ему ответы на эти немые вопросы, обращённые к стенкам корабля, двигателям и приборам автоматики.

Мельников включил правый боковой экран, и на нём появился светлый прямоугольник. Потом он увидел внутренность одной из общих кают. В ней находились шесть человек. Они лежали в мягких кожаных «люльках», прикреплённых к стенам резиновыми амортизаторами. Пайчадзе стоял возле своей «люльки» и смотрел в экран.

– Готовы? – спросил Мельников.

– Готовы, – ответил Пайчадзе. Остальные четверо находились в другой, общей каюте, появившейся на экране, как только Мельников нажал нужную кнопку.

– Экипаж готов, – доложил Мельников.

– Поднимайте корабль!

Мельников повернул окрашенную в синий цвет ручку. Тотчас же он почувствовал, что нос звездолёта начал приподниматься. Это было заметно по экранам и изменению направления силы тяжести.

Мощные моторы медленно выдвигали две «лапы», которые, упираясь в дно стартовой площадки, немного поднимали переднюю часть корабля для облегчения взлёта, тогда как корма оставалась в прежнем положении.

Мельников подумал, – с каким волнением наблюдают за тем, что происходило на площадке, все собравшиеся проводить экспедицию. В бинокли, должно быть, хорошо видно, что нос корабля поднялся, а это означает, что через несколько минут звездолёт оторвётся от земли и в ужасающем грохоте своих двигателей, ослепляющем пламени дюз, со всё увеличивающейся скоростью прочертит огненную траекторию и меньше чем через минуту скроется с глаз в голубой бесконечности.