Размышления о богослужении

Объясните нам, пожалуйста, ваши слова из прошлой передачи: о том, что ничего нового в Новом Завете нет, кроме личности Самого Христа.

Господь нам в Новом Завете вкратце, до предела пронзительно сказал то, что издревле открывал Бог через пророков в Ветхом Завете. Единственная книга, на которую ссылается Христос, когда проповедует нам, – это Библия, т. е. Ветхий Завет. Бог в Ветхом Завете (я очень не люблю этот термин – Ветхий Завет, надо – Моисеев Завет или Завет) всё, что мог, раскрыл, но раскрыл таким образом, что люди многое не услышали. Пророки-то всё услышали – мы же их почитаем как святых, мы же совершаем в честь них богослужения и называем в честь них детишек.

Пророки услышали всё, что Бог говорил им в Ветхом Завете. Но говорил-то Он не только им, а всем. А все не услышали. И тогда Господь пришел на землю и сказал всё то же, но так пронзительно, что Его услышали люди уже в несравненно большем числе. И, я думаю, всякий богослов вам скажет, что весь Новый Завет скрыт в Ветхом. И чтобы докопаться до этого, нужно быть таким чистым, какими были пророки. Не все мы до такой степени стяжали Духа Святого, как святые праведники и пророки Ветхого Завета. И вот поэтому к нам, грешникам, пришел Господь. Ведь если бы все были праведники, то тогда и Христу не надо было бы в этот мир приходить. В этот мир Христос пришел не ради праведников, а ради грешников, для того чтобы раскрыть нам то, чту Бог издревле говорил в пророках, а мы не слышали. Не слышали, потому что не хотели. Эта мысль очень важна еще и потому, что в Ветхом Завете – вся полнота правды о Боге, о мире, о нас с вами. Но она там так сложно высказана, что единицы только, читая Ветхий Завет, могут до этой правды докопаться. А в Новом Завете эта же правда дана нам так просто, что даже дети читают Новый Завет и весь его понимают и принимают в свое сердце. Не случайно же не только новозаветные чтения мы используем во время богослужения – Апостол и Евангелия, но и чтения из Ветхого Завета тоже. На вечерне всегда положено чтение из Ветхого Завета.

Я сегодня пытаюсь с вами говорить о том, что богослужение, которое мы с вами совершаем, далеко не всегда совершалось по тем канонам, по тем установлениям, по каким мы его совершаем теперь. И, конечно, в основе своей оно восходит к апостольским временам. Но конкретные его моменты, конкретные обычаи, конкретные установления из века в век изменяются. Новое входит в богослужение, и что-то старое из богослужения уходит.

Например, вчера вечером во многих московских и не московских храмах тоже совершалась утреня по пасхальному чину. Вы слышали в церковных новостях сегодня о празднике – Воскресении словущем, дне памяти сооружения и освящения храма Воскресения Христова в Иерусалиме[2 - Храм Воскресения Христова (он же – храм Гроба Господня) в Иерусалиме был возведен на предполагаемом месте Распятия, Погребения и Воскресения Иисуса Христа и освящен в 335 г. Поскольку этот храм невоспроизводим в своей подлинности, все церкви на Руси в честь него именовались «словущими» (т. е. «так называемыми», «слывущими», известными как церкви в память иерусалимского храма Воскресения). Следует подчеркнуть: они посвящались не самому событию Воскресения Христова (Пасхе), а именно освящению храма на месте этого события. Воскресение словущее празднуется 26 сентября по новому стилю.]; так вот, в этот день принято совершать утреню по пасхальному чину. Правда, об этом в церковном уставе не говорится, но это такой старый московский благочестивый обычай, которому следуют настоятели многих Воскресенских храмов, например, в Вешняках, неподалеку от метро «Рязанский проспект», или на Ваганьковском кладбище, или на Арбате, в Афанасьевском переулке, или в Сокольниках. Вот в этих храмах совершается обычно пасхальная утреня – и у нас в Столешниковом. И когда мы приходим в храм в этот день и, конечно, в пасхальную ночь, нам кажется, что пасхальное богослужение со времен апостольских совершается именно так, как мы привыкли его совершать. А на самом деле оно всё, от начала до конца, составлено святым Иоанном Дамаскиным. Значит, оно появилось только в VII веке, а до VII века совершалось по совсем другим установлениям, и только историк Церкви может рассказать теперь, и то далеко не полностью восстановив картину этого богослужения, как оно совершалось до того времени, пока этот чин не был составлен святым Иоанном.

Я напомню вам, что мы с вами начали сегодня разговор о богослужении. И задачей моей было показать вам, что богослужебный чин не всегда был таким, каков он сегодня, что он складывался и видоизменялся веками, что он такой же живой, как жива жизнь нашей Церкви.

Вечерня

В прошлый раз мы условились с вами говорить о богослужении. И мы говорили о том, что за те двадцать веков, которые прошли со времен апостольских, оно не осталось неизменным. Каждый век вносил в богослужебный чин что-то новое, а что-то, наоборот, уходило, оставаясь в богослужебных книгах прошлых времен, но переставая быть нужным нам в нашей личной молитве каждый день. Так, я сказал вам о том, что за последнее время в богослужение вошли такие моменты, от которых теперь нам отказаться очень трудно и даже невозможно. Во-первых, чтение записок с именами людей, о которых мы молимся во время литургии, и, во-вторых, совершение Пассий в воскресные вечера Великого поста, этих удивительных служб Страстям Христовым.

Я говорил и о том, что в 1920-е годы в Киеве монахи Киево-Печерской лавры начали совершать евхаристические вечерни. По вечерам они собирались и во время вечерни, которая положена в это время по уставу и которая совершается во всех без исключения православных храмах мира, читали акафист ко Причащению Святых [Христовых] Таин. Этот акафист иногда используется в приходской практике для того, чтобы читать его в конце литургии, пока священник готовит Святые Дары в алтаре, а литургия уже завершилась, и люди молятся, ожидая, когда распахнутся Царские врата и выйдет священник со Святой Чашей для того, чтобы начать Причащение. Вот в этот момент иногда читается этот акафист, а отцы из Киево-Печерской лавры начали читать его по вечерам вне связи с таинством Евхаристии, но как бы приглашая тех, кто по тем или иным причинам не смог прийти в храм утром, чтобы участвовать в литургии, пережить молитвенное воспоминание о таинстве Евхаристии. И оказалось, что эта практика удивительна, потому что многие из тех, кто никогда не бывал на литургии (потому что на литургию надо рано вставать, не у всех это получается, особенно у тех, кто работает в будние дни), но один или два раза побывал на евхаристической вечерне, молясь за этим акафистом, начинали чувствовать, что участие в литургии для них просто необходимо. Таким образом, это нововведение удивительным путем открыло многим чудо Евхаристии, обратило очень многих людей того времени к живой церковной жизни, сделало их из пассивных христиан активными участниками благодатной жизни Церкви. Может быть, действительно, то новое, на что благословляет нас Господь в богослужении, – это не менее драгоценное сокровище, чем то, что передается из века в век. Тем более что всё это новое не рождается на пустом месте. Это новое связано с нашей благодатной жизнью в Церкви. Это очень важно понять и запомнить.

Каждый день заходит солнце, темнеет, наступает ночь. Каждый день наступает сначала полночь, а потом приближается рассвет, солнце восходит, начинается день и так далее. Вот уже тысячи и тысячи лет встречает человек закаты и восходы. И не первую уже тысячу лет богослужение вписано в суточный круг: от заката через полночь, восход и полдень до нового заката. И так каждый день: годы, десятилетия, века, тысячелетия.

Суточный церковный круг начинается с вечера, с вечерни, с той молитвы, которую евреи во времена Спасителя называли «мааръв» и на которую они непременно собирались вместе. По образцу синагоги собирались и апостолы, первые христиане, а затем их ученики, и так в течение двух тысяч лет, до сих пор, и мы собираемся вместе на вечернюю молитву, которую так и называют – вечерня. Вечерня включает в себя пение 140-го псалма «Господи, воззвах к Тебе, услыши мя! Услыши мя, Господи!.. Да исправится молитва моя, яко кадило пред Тобою, воздеяние руку моею – жертва вечерняя. Услы-ши мя, Господи!» После псалма поется древний гимн: ??? ?????? ????? ????? ???????? ?????? ???????? – «Свете тихий святыя славы безсмертнаго Отца Небеснаго». И затем читается молитва при наступлении вечера: «Сподоби, Господи, в вечер сей без греха сохранитися нам. Благословен еси, Господи, Боже отец наших».

Вечер. Мало-помалу спадает жара, розовеет небо, кончается рабочий день. И для усталого человека наступает момент остановиться, посмотреть вокруг себя и увидеть мир, который расстилается перед глазами. Пока еще видны и поля, и горы, и леса, пока еще не стемнело и видно всё очень хорошо, вплоть до самого горизонта: сёла, реки, ручьи, горы или овраги. Скот, который пасется, еще возвращается только домой, а если лето, может быть, еще и не возвращается в это время. И вот наступает пора взглянуть вокруг и почувствовать, что весь этот мир – Божий, что весь этот мир Богом сотворен, вызван Им из небытия и отдан нам. Сотворил Господь мир, небо и землю, и вручил человеку со словами: Вот, Я даю вам… Смотришь на это, вчитываешься в эти строчки из книги Бытия и понимаешь: этот мир не только Богом создан, этот мир не только отдан Богом нам, но это мир, за который мы в ответе. Это мир, который Бог отдал нам для того, чтобы мы за него отвечали. Это мир, который мы вольны превратить в цветущий сад или, наоборот, в безжизненную пустыню. Вот такие, наверное, мысли возникают в эти часы у каждого человека – верующего и неверующего. Только верующий думает в этот момент о Боге, а неверующий – о природе, в этом вся разница. Но даже, наверное, у тех людей, которые по тем или иным причинам не привыкли думать о Боге, в этот момент просыпается чувство Бога. В этот момент перед наступлением вечера действительно трудно или почти невозможно не почувствовать Его, Божие, присутствие в мире.

И не случайно поэтому вечерня начинается с чтения 103-го псалма. Я специально в начале нашего сегодняшнего разговора о вечерне указал вам на три важнейших в ней момента. 140-й псалом («Господи, воззвах к Тебе, услыши мя!»), песнь «Свете тихий» и молитву «Сподоби, Господи, в вечер сей». Эти три молитвы – ядро, вокруг которого вырастает всё остальное. А начинается вечерня со 103-го псалма.

«Благослови, душа моя, Господа! Господи, Боже мой, дивно Ты возвеличился. Ты, одевающийся светом, как ризою, Ты, Который устраиваешь небеса и горы под небесами. Ты, Который посылаешь с этих гор ручьи, которые превращаются в потоки для того, чтобы на их берегах вырастали травы и деревья. Травами питаются олени, а в ветвях деревьев поселяются птицы, поселяются и поют. Выше всех – гнездо аиста. Ручьи стекают с гор, превращаются в потоки. Животные прибегают утолять жажду из этих потоков. Дикие ослы, а рядом скалы, среди этих скал роют для себя норы кролики. Спускается ночь, темнеет. Солнце уходит на запад. Выходят на охоту дикие звери и бродят по этим горам до рассвета. Но вот солнце вновь появляется на небе, и они устраиваются спать в своих логовах. Но зато в этот момент на дело свое и на делание свое до вечера выходит человек. Господь растит травы для скотов и растит хлеб для человека, хлеб, который укрепляет наше сердце. Как же великолепны Твои дела, о Господи! Ты всё сотворил премудростью. Но мало того, что Ты сотворил эту землю с горами и потоками, травами и деревьями, с оленями, которые бегают по горам, и ослами, которые пьют воду из этих рек, с птицами, которые скрываются в ветвях деревьев, и кроликами, которые живут в норах среди камней, – Ты сотворил и море. Море, полное животных: малых и великих. Море, в котором плещутся дельфины, изгибая свои, как будто змеиные, спины, выпрыгивая из воды и играя в ней. Море, по которому плывут корабли. Все ждут, что Ты дашь им пищу, и Ты посылаешь им эту пищу. Ты отверзаешь Свою руку, и все насыщаются благами. Да будет слава Господу во веки! Да веселится Господь о делах Своих. А я буду петь Богу моему, пока я жив, буду веселиться о Господе, Которого благословляет моя душа…»[3 - Свободный и сокращенный пересказ содержания 103-го псалма.]

Вот с этой картины – удивительно яркой, только нарисованной не красками, а словами, – начинается вечерня. Не случайно картина эта, столь нам дорогая, удивительная и яркая, так нарисована именно в Библии, а не где-нибудь в другой книге: не в гомеровской «Илиаде» или «Одиссее», не у индийских поэтов и не у средневековых европейских или российских книжников, а именно в Библии. Потому что народ Библии, народ Божий не знал живописи, не знал скульптуры, и всё то, что другие народы вкладывали в изобразительное искусство, вложил в искусство слова и сумел словами, которые переведены на сотни других языков, так потрясающе ярко и безупречно нарисовать нам картину земли, на которой мы живем, на которую мы иногда все-таки смотрим по вечерам для того, чтобы понять, что она прекрасна и что она дана нам. И в нашей воле эту красоту уничтожить или, наоборот, приумножить.

Вот с этих размышлений начинается вечерня. Мы благодарим Бога за этот мир и просим у Него помощи для того, чтобы этот мир сохранить, для того, чтобы этот мир не разрушить, для того, чтобы не превратить этот мир в выжженную пустыню, для того, чтобы не превратить этот мир в отвратительное болото, как превращено в болото Верхнее Поволжье, там, где некогда был монастырь преподобного Макария Калязинского. Одна только разрушающаяся колокольня торчит из воды некогда водохранилища, а теперь самого настоящего болота. Мы не хотели «ждать милостей от природы». Мы решили взять от нее эти милости сами. В результате мы леса и поля Верхнего Поволжья в болото превратили. Мы уничтожили всё, что только могли уничтожить, и, наверное, не потому, что XX век – это век технического прогресса, но потому, что мы забыли о Боге. Карл Маркс говорит где-то о том, что философы до сих пор пытались объяснить мир, а дело заключается в том, чтобы его переделать[4 - Точная цитата: «Философы лишь различным образом объясняли мир; но дело заключается в том, чтобы изменить его». Из работы К.Маркса «Тезисы о Фейербахе» (1845).]. Вот мы и начали переделывать Божье творение без Бога, и переделывать начали только по одной причине: потому что мы забыли об ответственности, к которой Бог нас призывает, о той ответственности за мир, которая лежит в основе самого существования рода человеческого. Мы в ответе за этот мир. Я всегда думаю об этом, когда вслушиваюсь в слова 103-го псалма или когда читаю его сам вечерами по книжке или по памяти.

Прочитан псалом, начинается пение 140-го псалма «Господи, воззвах к Тебе, услыши мя!» после ектении, которую священник произносит перед Царскими вратами. И во время этого псалма совершается каждение. Как дым, который некогда поднимался от лица земли, только что сотворенной Богом, поднимается к небесам кадильный дым – как пар, восходящий от лица земли. Мы всё еще вспоминаем о первых страницах книги Бытия, мы всё еще вспоминаем о той первой странице истории человечества, когда юный еще человек глядел на этот мир. Вспоминаем и просим у Господа сил, и просим у Господа мудрости, и терпения, и смирения. И, наверное, именно с этими чувствами писал некогда либо священномученик Афиноген, которому иногда приписывается эта песнь, либо кто-то другой, неизвестный нам по имени святой или мученик, песнь «Свете тихий святыя славы безсмертнаго Отца Небеснаго».

Я только хочу вам напомнить, если вы об этом знаете, и рассказать, если вы не знаете об этом, что на самом деле этот свет не тихий, а радостный: ????у? – это значит «радостный». Радостный свет святой славы бессмертного Отца Небесного. Тот свет, который нам открывает Христос, – действительно радостный свет. И невозможно не радоваться, когда в эти предвечерние часы смотришь на землю, открывающуюся перед твоими глазами.

Я вспоминаю сейчас, как этим летом мне довелось побывать в городе Зарайске. По дороге на Рязань есть такой древний город, в котором особо почитается святитель Николай. Так и называют его местные и окрестные жители здесь: не Мирликийским, а Зарайским. Кремль стоит посредине города, и от кремля спускается вниз, к реке Осётр, улица. Выходишь на берег реки и видишь поля, за полями – леса, какую-то деревеньку, холмы. Поворачиваешь голову – мост через реку, а выше – город, кремль, собор и улицы, улицы, улицы с маленькими домами. И в каждом доме – своя жизнь, и около каждого дома – двор, а во дворе – куры, гуси, утки. Собаки лают. Коровы… Жизнь. И очень хорошо понимаешь, когда смотришь на эту жизнь, что это Божий мир, который создан для нас и нам отдан. Не так хорошо это понимаешь, когда идешь по каменным улицам Москвы. Не так хорошо это чувствуешь среди наших многоэтажных домов на раскаленных летом или на холодных, замерзших зимой улицах Москвы. В таком маленьком городе, как Зарайск, это чувствуется гораздо лучше, это поражает нас гораздо глубже. Поэтому, наверное, иногда надо вырываться из каменных городов, уезжать из Москвы хотя бы на два, на три дня для того, чтобы почувствовать реальность мира, сотворенного Богом, а не каменность мира, выстроенного нами. Потому что очень часто в этом мире, в котором мы живем – в городах, вообще ничего живого не остается. Одни только каменные дома и мы, люди: иногда окаменевшие, иногда озверевшие, иногда уставшие настолько, что перестаем воспринимать что бы то ни было.

Свете тихий… А на самом деле – Свете радостный. Действительно, радость охватывает нас, когда видишь этот мир, когда всматриваешься в него, когда вслушиваешься в его вечернее молчание. Дальше мы читаем молитву перед наступлением вечера и просим у Господа [помощи, чтобы нам] «сохранитися в вечер сей без греха». Просим у Господа тех сил, которых нам так не хватает в этой жизни. Так бывает каждый день.

А в праздничные дни примерно в это время, к концу вечерни, совершается лития, когда священник вместе с диаконом выходит на середину храма. В древности же в это время духовенство выходило не на середину храма, а через западные двери выходило из храма на площадь, для того чтобы молиться вместе со всем городом, для того чтобы в этот вечерний час хотя бы пять-семь минут посвятил молитве не только тот, кто пришел в храм, но и тот, кто по каким-то причинам в храм не пришел, тот, кто остался на улице, или тот, кто сидит дома. И вот на площади возглашаются одно за другим прошения. И люди: верующие, и маловерующие, и просто неверующие, – все вместе оказываются перед Богом. И кто-то молится, а кто-то вслушивается в слова молитвы, а кто-то, не вслушиваясь даже, просто слышит эти слова и, может быть, улавливает отдельные прошения, если не умом, так сердцем. Наступает момент, когда молится весь город, когда Церковь молится за всех, не только за верующих, но и за неверующих, не только за тех, кто уже пришел в Церковь, но и за тех, кто еще пока не пришел.

Мне кажется, что этот момент праздничной вечерни очень важен и в высшей степени необходим всем нам особенно сейчас, когда в нашем мире так немного христиан, но так много людей, которые остро чувствуют, что им нужна вера. Вот для них как раз и была устроена некогда лития: для тех, кто еще не открыл Бога, для тех, кто ищет и не находит. Потому что Бога невозможно найти, читая книги и размышляя. Бога можно встретить, только если молишься. Бога можно почувствовать только через молитву. Иногда эта молитва пробуждается в сердце сама, но, как правило, это бывает не в городах. Как правило, это бывает в тех местах, о которых мы сегодня с вами вспоминали, когда окружающая нас природа сама нам рассказывает о том, чту написано на первых страницах книги Бытия. В такой летний вечер на берегу реки, когда открывается перед глазами горизонт, и Библия уже не нужна, потому что всё, что написано на ее первых страницах, так же ясно написано на куполе неба, на этих травах, на этих деревьях, на воде этой реки. Но в городе так ясно Бог не чувствуется. В городе чувствуется наша самость. И духовенство выходит из храма для того, чтобы к своей молитве присоединить молитвы тех, кто еще не в Церкви; для того, чтобы помочь тем людям, которые живут среди нас, почувствовать Бога, почувствовать Его присутствие в этом мире.

Поэтому жалко, что мы сегодня, совершая литию, не выходим за двери храма. Жалко вообще, что мы только на Пасху и в дни престольных праздников совершаем крестный ход, выходя за двери храма. Наверное, это нужно для человека сегодняшнего дня, особенно летом, когда не холодно, когда люди не бегут по улице, боясь замерзнуть, а ходят не спеша, особенно в это время, в 7 часов вечера, когда совершается вечерня. Наверное, будет хорошо, если мы попытаемся восстановить этот древний обычай: выходить на литию из западных дверей храма на улицу. Между прочим, так делается в монастырях. Лития в Троице-Сергиевой лавре в большом храме так и совершается. Духовенство выходит из храма на улицу и совершает эту молитву вместе со всеми, кто не сумел поместиться внутри храма.

В прошлый раз, отвечая на вопрос о почитании икон, вы сравнили икону с фотографией. Но ведь вы не будете отрицать, что иконы обладают собственной энергетикой…

Разумеется, я понимаю, что икона – это не только фотография. Разумеется, я понимаю, что через икону Господь нам дает знак Своего присутствия среди нас: не простой, а пронзительный и пронзающий нас до глубины наших сердец.

В известном смысле 103-й псалом, который мы с вами сегодня толковали, – это тоже икона. Потому что это написанный не красками, а словами пронзительный знак Его присутствия среди нас. Это, если хотите, ключ, которым открывается вселенная. Через слова этого псалма, прочитав их один, другой, третий раз, мы вдруг начинаем видеть мир. Как близорукий человек: пока он не надел очки, он почти ничего вокруг себя не видит. Но вот он надевает очки и через стёкла вдруг начинает видеть те самые дали, ту самую реку, поля, леса и озера, о которых мы сегодня вспоминали. 103-й псалом для каждого из нас выполняет роль таких очков, надевая которые, мы вдруг начинаем видеть мир по-другому, начинаем в мире открывать то, чего до сих пор не замечали, и прежде всего то, что этот мир действительно создан Богом как нечто единое, как нечто целое, как нечто абсолютно совершенное. И мы начинаем понимать, что между человеком и миром существует связь и что этот мир – не просто красивая вселенная, а отданная нам, за которую в ответе мы и за которую в ответе конкретно я. Когда меня спрашивают: а зачем Христос пришел на землю? а почему Бог не мог сказать людям всё, чту Он хотел сказать в Евангелии, как-то по-другому? – мне всё больше и больше приходит на ум и в сердце именно это слово – ответственность. Христос пришел нам напомнить о нашей ответственности за этот мир, о нашей ответственности за всё, что в нем творится.

У матери Марии [Скобцовой] есть воспоминания, которые издал в Париже Никита Алексеевич Струве в «YMCA Press». В этих воспоминаниях она рассказывает о том, что Константин Петрович Победоносцев, обер-прокурор Святейшего Синода, человек очень сложный, говорил ей, когда она была девочкой: «Важно, чтобы каждый делал свое малое дело. И если каждый будет делать свое малое дело, тогда некоторым не придется совершать подвигов». Вот ответственность за свое малое дело – это то, к чему нас зовет Господь.

Кончается наше время в эфире. Мне кажется, что самым лучшим будет для всех нас, если мы возьмем с вами Библию, откроем ее на 103-м псалме и прочитаем его внимательно. И поймем, читая его, насколько прекрасен этот мир, любить который нас учил святой Франциск, итальянский святой, память которого завтра празднуют христиане Запада. Мне было очень приятно несколько лет назад в книге Софьи Сергеевны Куломзиной, адресованной американским православным детям, прочитать о том, что православный человек не может не считать святым Франциска из Ассизи. Этого удивительного маленького человека, который раскрыл для нас ту тему евангельской проповеди Спасителя, на которую до него, быть может, далеко не все обращали внимание. Он привлек нас к красоте того мира, который открывается вокруг нас. Заставил нас, христиан, вслушаться в пение птиц и понять, что птицы возвещают нам Благую Весть; взглянуть на небо, увидеть солнце и понять, что солнце нам тоже возвещает Благую Весть о Солнце правды – о Христе Иисусе, пришедшем в этот мир его освятить и пришедшем к нам для того, чтобы нас объединить в Свою Церковь, для того, чтобы нас призвать вечерним часом в храм для совершения вечерни, о которой мы с вами сегодня говорили.

Вечернее правило

Мне хотелось бы с вами поговорить сегодня о вечерних молитвах, потому что в прошлый вторник мы, продолжая цикл бесед о богослужении, говорили с вами о вечерне, о том богослужебном чине, который совершается при наступлении вечера, при закате солнца.

После вечерни положена вечерняя трапеза, ужин. А после этой трапезы те, кто живут в монастырях, собираются на малое повечерие для того, чтобы всем вместе в последний раз до наступления ночи обратиться к Богу. Малое повечерие включает в себя 50-й псалом («Помилуй меня, Боже, по великой милости Твоей»), псалом 69-й («Боже, в помощь мою вонми, Господи, помощи ми потщися») и 142-й псалом («Господи, услыши молитву мою»). А затем, в конце повечерия, мы говорим: «И даждь нам, Владыко, на сон грядущим…» И вот от этой молитвы, от ее первых слов, [начинаются] вечерние молитвы, которые читаются уже не всеми вместе в храме, а каждым поодиночке в своей комнате, в своей келье. Они называются «молитвы на сон грядущим» или «вечерние». Но мне хочется подчеркнуть, что это выражение – «на сон грядущим» – взято из повечерия, из молитвы «И даждь нам, Владыко, на сон грядущим, покой тела и души, и сохрани нас от мрачнаго сна греховнаго».

Естественно, те, кто живут дома, повечерия, как правило, не совершают, а перед сном обращаются к Богу со своей вечерней молитвой.

Наверное, обычай обращаться к Богу с молитвой перед сном очень древний, потому что о нем говорят Отцы Церкви уже в IV веке. Но важно не только знать, что это древний обычай. Важно понять, в чем заключалась вечерняя молитва первых христиан. И как раз именно на этот вопрос нам очень хорошо отвечают святители Василий Великий и Иоанн Златоуст.

Василий Великий говорит: «Проведши день, надо благодарить Бога за всё, что Он в этот день даровал нам и что мы сделали доброго, и каяться в грехах вольных и невольных или сокровенных. Ибо великую приносит пользу размышление о прошедшем, дабы опять не пасть в подобные грехи. Посему говорит Псалмопевец: “Яже глаголете в сердцах ваших, на ложах ваших умилитеся”». Здесь святитель Василий вспоминает 4-й псалом, где говорится: «Гневаясь, не согрешайте: размыслите в сердцах ваших, на ложах ваших, и утишитесь» (4: 5). Цитирует это место из псалма апостол Павел в Послании к Ефесянам (4: 26): «Гневаясь, не согрешайте; солнце да не зайдет во гневе вашем». Очень важное и очень мудрое правило. Действительно, мы все не застрахованы от гнева. Но, говорит апостол, гневаясь, не согрешайте, вовремя остановитесь: солнце да не зайдет во гневе вашем.

Итак, святой Василий обращается к нам именно с этим советом. Настал вечер. Остановись, воздай Богу благодарение за всё, что Он помог тебе сделать доброго, и кайся в грехах. Но только зачем надо размышлять о прошедшем? Чтобы опять не впасть в подобные грехи. Ведь именно в этом, а не в чем-то другом заключается смысл покаяния: в том, чтобы просить у Бога сил и мудрости не возвращаться к тому, в чем мы приносим покаяние. Покаяние – это не есть наше заявление о том, что мы сделали что-то дурное. В таинстве Покаяния мы просим у Бога сил этого дурного больше не делать. Всеобъемлющая формула покаяния содержится в Евангелии от Иоанна, где Иисус говорит грешнице: «Иди и не греши больше» (8: 11). Вот на этом «больше» стоит логическое ударение. Мы просим у Него сил не грешить больше, и Он нам эти силы дает. Только не всегда мы это понимаем, потому что нам кажется, что покаяние – это что-то вроде духовного душа, в котором с нас смываются грехи. Это не так. Все наши грехи смыты Христом на Кресте Его пречистой Кровью. И поэтому задача наша заключается в том, чтобы из числа Его палачей стать Его соработниками. Задача заключается не в том, чтобы просить о прощении, а в том, чтобы просить о силах преодолеть эту греховность: о силах, о мудрости и о смирении. И Он дает нам эти силы.

А что говорит о вечернем правиле святитель Иоанн Златоуст? «Что касается поступков ваших, то после ужина вечером, уже когда мы ляжем в постель, когда никто не беспокоит, ничто не возмущает, будем требовать от себя отчета во всём, что нами сделано и сказано в течение дня. И если увидим за собой какой-либо грех, накажем совесть, укоривши душу, уязвим сердце так сильно, чтобы после того, как мы встанем, они не смели уже опять увлекать нас в ту же самую бездну греха, помня вечернее наказание». И дальше он говорит: «Вечером, освободившись от трудов, соберем судилище на постели, чтобы через этот суд умилостивить нам Бога».

Итак, смотрите, чту здесь самое важное: будем требовать от себя отчета. Как раз после ужина, как мы уже с вами говорили, – отчета во всём, что нами сделано. И если увидим грех, обличим, то есть накажем, совесть и так уязвим сердце, чтобы утром, когда начнется новый день, уже не возвращаться к прежнему. Вот это вечернее размышление святые Отцы потом назвали испытанием совести. И такое испытание советуют делать, как видите, Василий Великий и Иоанн Златоуст.

А если мы возьмем молитвенники, которые печатались в типографии Киево-Печерской лавры (в России XVIII–XIX веков эти молитвословы считались лучшими), то там мы найдем в конце вечерних молитв такое замечание: «Прежде даже не возляжеши на одре твоем, сия вся помыслом и памятию твоею прейди (то есть вот о чем подумай. – Г.Ч.)[5 - Здесь и далее в беседах отец Георгий сочетает цитирование церковнославянских текстов с их свободным пересказом, чтобы сделать их более понятными для слушателей.]. Первое: воздай благодарение Вседержителю Богу за то, что Он даровал тебе день мимошедший благодатью Своей. Второе: положи слово в самом себе и испытание сотвори совести твоей, подробно иссчитывая все часы дневные, начав от времени, когда ты встал от одра, и приводя себе на память: куда ходил, что делал, кому и что говорил, и все твои дела, слова и помышления, от утра даже до вечера тобой произнесенные, со всяким опасением испытай, их вспоминая. Третье: если что сделал хорошего, то пойми, что это ты сделал не от себя, но от Самого Бога. Четвертое: а если что сделал дурного, то от себя самого и от своей немощи. Кайся и моли Человеколюбца, да тебе в том прощение даровати изволит, с обещанием твердым, что сего больше уже творить не будешь». Значит, не просто мы с вами должны каяться, но просить у Бога сил и обещать Ему, что не будем возвращаться к тому дурному, что мы сделали. «Пятое: со слезами Творца твоего проси, да настоящую ночь подаст тебе тиху и безмятежну, без соблазна, безгрешну. День же утренний на славословие Имени Его Святого цело предварити дарует[6 - Последнее предложение можно перевести так: «День же завтрашний дарует целым и невредимым встретить славословием Имени Его Святого».]».

Вот такие пять размышлений предлагает нам молитвослов перед тем, как мы заснем. И последнее, что сказано в вечерних молитвах. «Аще обрящеши возглавницу мягку, остави ю, а камень подложи Христа ради. Аще ти зима будет спящу, потерпи, глаголя: яко инии отнюдь не спят. (Зри о сем Патерик, слово 4.) Таже перекрестися и с молитвою засни…» Вот и всё. На этом кончается цикл вечерних молитв в молитвослове. Если у тебя будет мягкая подушка, отложи ее, камень положи Христа ради. А если тебе будет холодно спать, потерпи: вспомни о тех, кому плохо, в этот последний вечерний час перед сном и сделай испытание совести: спроси себя обо всём, что ты делал в течение дня и как ты себя вел.

К сожалению, мы почему-то боимся этого выражения – «испытание совести». Хотя именно об этом говорит святитель Василий и именно об этом говорит Иоанн Златоуст. И точно такое же выражение встречается здесь, в славянском молитвослове. Боимся мы выражения «испытание совести» по очень простой причине: потому что в каждом католическом молитвеннике всегда применительно к вечерним молитвам говорится о том, что необходимо делать испытание совести каждый вечер. А нам хочется во всём быть не такими, как католики. Поэтому, раз католики предлагают чадам своим делать испытание совести, значит, мы не будем его делать. Но так рассуждать ни в коем случае нельзя: если мы будем рассуждать, идя по этой логической схеме, тогда мы договоримся до того, что если католики почитают Божью Матерь, тогда мы Ее не будем почитать; если католики совершают таинство Евхаристии, тогда мы его не будем совершать; если католики веруют во Христа, мы не будем веровать во Христа… То есть, такая логика очень опасна, она может нас привести в тупик и некоторых в такой тупик приводит. Поэтому ни в коем случае нам не надо бояться этого замечательного выражения – «испытание совести».

И я всем советую: постараться найти в каком-нибудь из старых молитвословов те пять советов в конце вечернего правила, о которых я сейчас рассказал, переписать эту небольшую страничку и вложить в свой молитвослов или на свой письменный стол положить. И всякий раз начинать вечернюю молитву именно с этого размышления. Если мы подумаем о том, о чем написано здесь, в молитвослове Киево-Печерской печати, то мы выполним как раз тот совет, который дает Василий Великий, тот совет, который дает Иоанн Златоуст, и наша вечерняя молитва будет совсем другой. Если мы поймем, что это, во-первых, благодарение за тот день, который нам Бог даровал, а во-вторых, это испытание совести, на основании которого мы будем благодарить Бога за то, что Он нам помог сделать что-то хорошее, и, вспоминая плохое, просить «яко сего прочая ктому уже творити не имаши» – чтобы больше этого плохого не делать. Потому что в этом суть покаяния – просить помочь не делать этого плохого в будущем.

Если мы с этого размышления будем начинать вечернюю молитву, то тогда нам и не понадобится читать то повседневное исповедание грехов, которое обычно печатается в наших молитвословах в самом конце вечерних молитв: «Исповедую Тебе, Господу Богу моему и Творцу» – тот текст, в котором перечисляются разные грехи, которыми я сегодня согрешил: объядением, пьянством, тайноядением, празднословием, унынием, леностью, прекословием, непослушанием и т. д. Наверное, нельзя сразу согрешить всеми теми грехами, которые здесь перечислены, и, наверное, можно согрешить какими-то другими грехами. Поэтому так часто получается, что когда человек берет молитвослов и читает это повседневное исповедание грехов, то его чтение превращается в что-то механическое, а не в труд души. Я очень ценю это выражение Николая Заболоцкого: «душа обязана трудиться». Каждая молитва, каждое слово, которое мы читаем во время правила, должно быть трудом души. А если мы читаем вот это исповедание, где говорим о том, как мы согрешили многостяжанием, хищением, неправдоглаголанием, скверноприбытничеством и т. д., то совершенно ясно, что кто-то этим согрешил, а кто-то согрешил чем-то другим. И зачем нам каяться в пьянстве, если мы этим пороком не страдаем? И зачем нам каяться в хищении и многостяжании, если мы тоже этим не страдаем? У нас есть своя беда, свой порок, и давайте вспомним о нем. Давайте попытаемся с вами восстановить этот древний замечательный обычай испытания совести перед тем, как уснуть.

Но что нужно для того, чтобы начать испытание совести? Нужно «уйти в пустыню». Это такая работа, которую можно проделать только наедине с Богом. И поэтому вечернее правило мыслится святыми Отцами с первых веков христианства именно как уход в пустыню, именно как затвор, как работа отшельника, который сознательно оставляет себя наедине с Богом. Поэтому не случайно, что те молитвы, которые печатаются во всех без исключения молитвословах в вечернем правиле, связаны с именами египетских пустынников: Макария Великого, Антиоха Палестинского, и четвертая молитва – «Что Тебе принесу, Великодаровитый Бессмертный Царю» – тоже подписана именем Макария Великого. Значит, вечернее правило – это наш уход в пустыню, наш разговор с Богом с глазу на глаз, когда мы погружаемся в полное одиночество именно для того, чтобы открыть Богу себя до такой степени полно, как мы никогда с вами этого не сделаем при свете дня.

Уход в пустыню… Пустыня – и это мы знаем из Ветхого Завета, прежде всего из книги Исход, но и из псалмов тоже – это всегда место встречи с Богом. Не простой, а пронзительной, удивительной и обжигающей встречи. Поэтому, если мы будем вычитывать вечерние молитвы не механически, как часто это делаем, а так, чтобы каждое прочитанное слово было нашим собственным, чтобы каждое прочитанное слово было словом, от сердца идущим, – вот тогда и наше вечернее правило станет такой же обжигающей встречей, какой была встреча с Богом у народа Израилева в пустыне во времена Моисея. Такой же обжигающей встречей будет наше вечернее правило, как та, о которой говорит 62-й псалом («Боже, Боже мой, к Тебе утренюю…»): «Жаждет Тебя душа моя. Как стремится к Тебе плоть моя в земле пустой, непроходимой и безводной!» Это что-то очень важное, необходимое для вечерней молитвы, для всякой молитвы. И главное, это что-то такое, о чем мы постоянно забываем. Потому что мы постоянно превращаем правило в вычитывание молитв. Читая их по книге, мы часто произносим слова, не вдумываясь в смысл. Мы произносим слова – очень аккуратно и почтительно, но при этом думаем о другом. Этого делать нельзя. Это очень страшно, потому что надо помнить, что вообще слово в молитве – это только взлетная полоса, как говорил Франсуа Мориак. Слово помогает нам раскрыть сердце – но не больше. Главное в молитве начинается после того, как слово произнесено. Распахнутость сердца навстречу Христу – вот что здесь самое важное, вот что здесь самое нужное.

И распахнуть навстречу Спасителю сердце помогают, как мне кажется, из вечерних молитв более всего маленькие молитвы Иоанна Златоуста. Двадцать четыре молитвы, по числу часов в сутках: двенадцать – дня и двенадцать – ночи. «Господи, не лиши меня небесных Твоих благ! Господи, избавь меня от вечных мук. Господи, я как человек согрешил, но Ты как Бог щедр помилуй меня, видя немощь моей души. Господи, хотя я и ничего хорошего пред Тобою не сделал, но дай мне по благодати Твоей начать делать хорошее».

Святитель Феофан Затворник советовал, внимательно вчитавшись в эти молитвы, выбрать те из них, которые тебе ближе всего. И вот эти именно молитвы повторять: пять, шесть, восемь раз, пока они не войдут в сердце. И так надо делать не только с этими молитвами, но и с другими текстами в молитвенном правиле. Если, читая правило, мы вдруг остановились на какой-то фразе, которую чувствуем особенно остро, эту фразу надо повторить: один, другой, третий, четвертый раз. Пусть эта фраза станет нашей, особой, сегодняшней молитвой. Пусть она начнет звучать в нашем сердце, как колокол. И вот тогда, быть может, именно эта фраза распахнет наше сердце, и нам уже больше не понадобятся для молитвы слова, мы уже будем просто молиться сердцем, просто молиться умом, молиться без слов. И вот эта молитва без слов будет как раз той подлинной молитвой, тем подлинным диалогом с Богом, в котором мы начнем слышать Бога.

В одном месте митрополит Антоний Сурожский рассказывает, как у него спросила пожилая прихожанка, почему ей не удается молитва. И будущий митрополит, тогда еще молодой священник, ответил: «Потому что вы во время молитвы всё время говорите сами. Вы не оставляете времени во время молитвы для Бога, чтобы Он вам сказал что-то». И что ж вы думаете, – рассказывает митрополит, – эта дама пришла к нему через несколько дней и сказала: «У меня начало получаться». И у нас с вами начнет что-то получаться, если мы во время нашей молитвы будем оставлять время для того, чтобы Бог нам что-то сказал. Делать паузы, но именно молитвенные паузы, во время которых мы будем молиться без слов; паузы, во время которых мы будем слышать, чту нам Бог говорит.

Но только слушать будем не умом, а сердцем, потому что очень опасно слушать Бога умом. Если мы начнем слушать Бога умом, то услышим не Бога, а самого себя. Поэтому Бога можно слушать только сердцем. А сердце, как известно, где-то в глубине грудной клетки. Для того чтобы сердцем Бога услышать, грудную клетку надо распахнуть. Но предупреждаю: ни в коем случае не вслушивайтесь в то, чту нам говорит Бог, умом своим. Потому что тогда нам начнет казаться, что мы действительно слышим Его, Христа, что мы действительно разговариваем с Ним, а на самом деле это будет наш диалог со своим собственным умом, наш диалог со своей собственной самостью, диалог, который ничего, кроме вреда, нам не принесет. Это я могу сказать вам очень определенно и от этого я вас всячески предостерегаю.

«Да исправится молитва моя…» Псалом 140-й – это как раз хорошая иллюстрация к тому, что такое настоящая пустыня. Но там, в пустыне, оставшись один на один с Богом, особенно остро начинаешь чувствовать, что один в поле не воин. Там, в пустыне, особенно остро начинаешь чувствовать, как необходимы нам те люди, среди которых мы живем, те наши братья и сестры, с которыми иногда очень трудно, иногда почти невозможно, но, тем не менее, и без них невозможно тоже. Вся церковная молитва – это молитва, которую мы возносим все вместе, взявшись за руки. А вечерняя молитва – молитва, на сон грядущим положенная, – вся от начала до конца (внимательно прочтите правило) написана от первого лица. Я каюсь, я прошу Бога о милости, я прошу Бога о силах и мудрости, я, оставшийся с Богом наедине, один на один, лицом к лицу.

И потому в этой молитве, которая возносится мною именно, а не всеми, мною одним, огромное место занимает молитва о других. Не о себе прошу я, оставшись с Богом один на один. Себе я прошу только одного: дать мне силы преодолеть мой грех, дать мне силы не делать завтра того дурного, что я делал сегодня. А вот прошу помощи я для всех, молюсь я обо всех. И поэтому именно в конце вечернего правила положено читать помянник и замечательную, необходимую для нас молитву: «Ненавидящих и обидящих нас прости, Господи Человеколюбче. Благотворящим благо сотвори. Братьям и сродникам нашим даруй яже ко спасению прошения и жизнь вечную. В немощах сущих посети и исцеление им даруй. Тех, кто на море, управь, путешествующим спутешествуй…» И далее каждый из нас может открыть молитвослов, найти эту молитву и внимательно в нее вчитаться.