Секретный террор Сталина. Исповедь резидента

– Алейкум салам, – ответили нам, и мы, сбросив мешки, заняли места рядом с ними.

В ожидании повозки мы пили чай со свежими лепешками и наслаждались прохладой тени.

Наконец подъехали повозки. Мы уселись в повозку нашего знакомого и, покачиваясь по ухабам дороги, выехали из города.

– Ну, Саша, теперь смотри в оба. Ты должен изучить дорогу наизусть. Ты же связь, – сказал я.

– Не беспокойся! – ответил Осипов, накрывая голову платком для защиты от палящего солнца.

Ехали мы целых пять дней по пустынной дороге. Изредка попадались уцелевшие чайханы и возвращавшиеся с фронта солдаты. Некогда цветущая Бухара напоминала древнее заброшенное место. Жители бежали к басмачам или в Афганистан. Проходившие части Красной Армии забирали съестные припасы, реквизировали скот для перевозок. Страна была разорена дотла…

Мы въехали в Гузар. Маленький, крытый навесом базар. По обеим сторонам прохода темные, прохладные лавки. На крытых кошмами и ковриками нарах лавок сидят, поджав под себя ноги, лавочники и равнодушно смотрят на снующую по базару публику.

Мы подъехали к традиционной чайхане – этой восточной гостинице и, расплатившись с армейцем, сошли с повозки. Город представлял из себя полуразвалины. Дома частью были разрушены, частью же пустовали, покинутые жителями. В уцелевших жилищах расположились войска и госпитали, до отказа набитые больными тропической лихорадкой.

Дорога нас порядком утомила, потому чайхана казалась нам райским местом. Мальчишка принес в медном кувшине воду для мытья. Смыв с себя грязь и пыль, мы расположились пить чай. Узбеки в чайхане расспрашивают нас, кто мы, откуда приехали и чем занимаемся. Вместо ответа я раскрыл свой ларек и предлагаю товар. Это наша лучшая рекомендация. Начинается рассматривание товара и оживленный разговор о рыночных ценах товаров в Бухаре. Мы, с своей стороны, интересуемся рынками в Деннау и Юрчи, куда намерены ехать «продавать свой товар». Ко мне сбоку подсел узбек, одетый довольно бедно. Ему на вид лет тридцать пять. Желтое, худое, но энергичное лицо, умные глаза.

– Слушай, бай, – обратился он ко мне, – меня зовут Абдурахманом. Я здесь, в Восточной Бухаре, уже пятнадцать лет занимаюсь комиссионными делами. Раньше все богатые русские купцы продавали товар через меня. Теперь же дела плохи, торговли нет. Товары из России не приходят, и мне нечего делать. Хочешь, я тебе буду помогать торговать? Я знаю здесь положение каждого купца. Знаю, где какой товар можно выгодней продать. Я даже поеду с тобой в Деннау и Юрчи, – добавил он торжественно, точно этим он приносил какую-то жертву.

– Очень хорошо, Абдурахман-бай, – ответил я, – мы пробудем здесь дня два. Давай поработаем, а дальше увидим. Если ты поможешь сделать нам хорошие дела, то мы с тобой всегда будем работать, даже из Бухары.

Отныне мы под опекой Абдурахмана. Он повсюду нас рекомендует и стал с нами более интимен. Он заинтересован в успехе нашей торговли, ибо надеется получить свою долю. Мы в его сопровождении пошли покупать кое-какие товары, которые выгодно можно продать в районе Деннау.

– Слушай, бай, – прошептал он мне на ухо, – мы должны купить товар у старого Рахматуллы-бая и попить с ним чаю.

– Почему именно у него? – спросил я.

– Ты же слышал, что в Деннау и Юрчи много басмачей, – начал он объяснять мне, – так вот, нужно беречь свой товар. Мало ли разбойников шляется по дорогам. Но если мы будем иметь письмо Рахматуллы к его брату в Деннау, то мы можем спокойно ехать. Верь старому Абдурахману, он знает, что говорит.

Мы подошли к лавке Рахматуллы-бая. Узкое, глубокое помещение, заваленное всяческим товаром, начиная с пуговиц и ситца и кончая керосиновыми лампами и галошами. У двери сидит сам Рахматулла, одетый в белый чесучовый халат. Его большой живот обвязан цветными бухарскими шелковыми платками. Скуластое жирное лицо со скудной растительностью. Узкопосаженные монгольские глаза блестят под густыми седеющими бровями. Таков старик Рахматулла. В руках он перебивает длинные, черного дерева четки.

– Салам алейкум, Рахматулла-бай, – поздоровался Абдурахман, низко кланяясь. Мы также поклонились.

– Вот привел к тебе хороших купцов из Бухары, – продолжал он, сбрасывая туфли с босых ног и садясь на корточки у края ковра.

– Добро пожаловать, – ответил спокойным голосом Рахматулла, разглядывая нас. – Садитесь, гостями будете. Два чайника чаю, – командует он проходившему мальчику из чайханы. За чаем он стал расспрашивать, как мы путешествовали, что нового в Бухаре, но ни слова о нужных нам товарах. Таков обычай Востока – с делом не спешить.

Наконец Абдурахман начал говорить о деле:

– Видишь ли, Рахматулла-бай, мои баи приехали из Бухары и привезли много товара. Еще больше товара идет за ними. Но они по моему совету хотят купить кое-что здесь для Деннау и Юрчи, куда мы, иншалла, поедем вместе. Так вот, я привел их к тебе, ибо кто лучше тебя знает, что нужно для Деннау, где твой брат Джума-бай является аксакалом.

Долго говорили. Затем выбирали товар. Обмениваясь любезностями, стали торговаться. Спорили. Делали вид, что уходим, ибо у него дорогие цены. Клялись друг другу всеми святыми, что он продает, а мы покупаем себе в убыток. И, наконец, сторговались.

– Хай, Рахматулла-бай, – начал опять Абдурахман после того, как мы ударили по рукам, – ты сам видишь, что баи богатые купцы и хорошие люди. Они закупили у тебя столько товару, но ты знаешь, что сейчас в районе Деннау, куда мы едем, неспокойно, а люди они нездешние. Напиши своему старшему брату аксакалу Джума-баю, что тебе эти люди известны и что ты поручаешь их его покровительству. С этим письмом, иншалла, они продадут успешно товар и вернутся к тебе за новым.

– Хорошо, – ответил Рахматулла, уже опять спокойно-невозмутимый, кидая четки. – Позови мирзу (писца), я пошлю привет своему брату.

Подошел уличный писец. Сев на ковер и раскрыв пенал с ручкой и чернилами, он начал писать под диктовку Рахматуллы. Закончив писать, он прочитал написанное вслух и передал письмо Рахматулле. Тот, откинув халат, достал золотые часы на цепочке. На этой же цепочке висела его личная печать. Обмакнув печать в чернила, Рахматулла лизнул конец письма и приложил печать.

– С Богом. Иншалла, благополучно приедете и с пользой будете торговать. Привет моему брату аксакалу, – сказал Рахматулла, передавая письмо и прощаясь с нами.

Раннее утро. Мы в пути на Деннау. У нас три маленьких выносливых осла. На двух сидим я и Осипов. На третьем привязан товар, и изредка на этом же осле отдыхает Абдурахман, идущий пешком. Сейчас он идет за ослом, понукая его палкой.

– Абдурахман-бай, трудно сейчас жить стало. Совсем нет торговли, – сказал я от скуки.

– Да, – вздохнул он, – это революция все испортила. Не будь революции, я теперь богатым человеком был бы.

– А ведь басмачи тоже против революции, почему ты не с ними? – продолжал я.

– Басмачи хотят эмира, – ответил он, оглядываясь по сторонам, точно кто-нибудь в этой пустыне мог его подслушать. – А я знаю, что такое эмир. При старом эмире наш гузарский бек силой взял мою сестру и изнасиловал. А его писарь заставил сожительствовать с ним моего младшего брата. А что сделаешь? Только скажи, и голову отрубят. Нет, лучше русские. Они лучше, чем эмир. Вот теперь Энвер-паша хочет быть эмиром, – продолжал он, – его из Турции выгнали, и он пришел к нам. Они воюют, грабят, а нам житья нет. Да, все плохо. – И он стал бить палкой осла, точно вымещал на нем всю злобу.

– Абдурахман-бай, а почему бы тебе не поехать в Бухару и спокойно там торговать? – не отставал я.

– А как поедешь? У меня семья, трое детей. На торговлю нужны деньги, – ответил он безнадежно. – А хорошо было бы жить в Бухаре. Я там был два раза, – мечтательно добавил он.

У меня мелькнула мысль завербовать его.

– Да, деньги большая сила, а сейчас заработать их очень трудно, – задумчиво сказал я. – А знаешь, Абдурахман-бай, что русские обещают большие деньги тому, кто найдет Энверпашу и сообщит властям, где он укрывается.

– Неужели? А сколько они дают? – спросил он с любопытством.

– Сто миллионов, – ответил я, – я сам читал объявление в Бухаре, когда выезжал оттуда.

– Хоп! Это очень большой капитал. Только зачем они дадут столько денег, если каждый мальчик знает, что Энвер в кишлаках у Деннау, – сказал он с сомнением.

– Ну, а если это правда, ты пошел бы на это дело? – спросил я.

– За половину, за четверть этих денег отдал бы Энвера и всех этих турок. Это они принесли войну в наши края, – с ненавистью сказал он.

– Да, тогда ты был бы очень богатый купец, – сказал я и замолчал. Я решил, что нужно дать время переварить ему эту мысль. Я начал разговаривать с Осиповым о пустяках. Он, ухмыляясь, поддерживал разговор. Он понял мой план и одобряет его.

Вечером мы расположились отдыхать на ковре, расстеленном прямо на земле у придорожной чайханы. После жирного пилава мы пили последний перед сном чай.

– А хороший ты человек, Абдурахман-бай, и я бы очень хотел, чтобы ты разбогател и стал большим купцом. Тогда бы мы вместе торговали, – начал я разговор.

– Да, было бы неплохо, – ответил он.

– Вот ты сегодня говорил, что Энвер у Деннау. А не опасно ли нам ехать туда с товаром? – сказал я, наводя его на разговор об Энвере.

– С письмом к Джума-баю нам бояться нечего. Он сам большой басмач. Все продукты басмачам доставляет он. А может быть, к нашему приезду русские поймают Энвера, и все будет кончено, – закончил он.

– А знаешь, я бы хотел, чтобы ты помог русским поймать его. Тогда бы ты получил большие деньги.

– Я бы тоже хотел. Сто миллионов большие деньги. Но как? Я даже русского языка не знаю, – сказал он.

– Если хочешь, пойдем вместе в Деннау к русскому коменданту, – вмешался в разговор Осипов, – он мой хороший знакомый. Ты ему расскажешь, а я буду переводить. Он тебе, наверно, сразу даст денег.

– Хай! – сказал Абдурахман. – Пойдем с тобой вместе. Только не забудь, Алексан-бай.