Звучала музыка во мне,
а я глушил ее в вине.
И только рифма про любовь
всегда выискивала новь.
Я шел за нею, как слепец,
то в разгуляй, то под венец.
Я пересилил тайну мук
и гнет бесчисленных разлук.
И, позабыв про данный срок,
любовью сдобрил свой итог.
Глухой наполовину
У соседа по площадке
есть сынишка маленький.
То он слышит, то не слышит,
будто дедка старенький.
Говоришь ребенку – здравствуй,
он проходит и молчит.
На любое замечанье
супит брови и ворчит.
Он не слышит, если «дай мне»,
отвечает на «возьми».
И протягивает руку
за конфеткой в тот же миг.
Оказать кому-то помощь —
эта просьба не к нему.
А любую безделушку
ему нужно самому.
Очень слышит – разрешаю,
но не слышит про запрет.
И, конечно, не желает
слышать дружеский совет.
В общем, глух наполовину
у соседа странный сын.
И поэтому нередко
ходит по двору один.
На невском берегу
Люблю послушать говор волн
на невском берегу.
Они вещают мне о том,
что в сердце берегу.
Их робкий плеск ведет туда,
где стаи голубей
гонял я в детские года,
а видел лебедей.
И мне хотелось вторить им,
умчавшись в небеса.
Там мой небесный Херувим
историю писал.
По истечении годов
сбылась моя мечта.
Я взмыл в объятья облаков,
когда пилотом стал.
Теперь сижу и вижу их
в сверкании невских вод.
Пишу с надрывом вольный стих
с названьем «небосвод».
Букет для мамы
Я цветочки собираю
возле дачи на лугу.
А, собрав, к любимой маме
я с букетом прибегу.
Будет он белеть ромашкой
и синеть от васильков.
Даже клеверную кашку
я в букет бы взять готов.
Только кашка вырастает
на коротком стебельке,
и поэтому, я знаю,
не удержится в руке.
А вот нежный колокольчик
я способен удержать.
Из-за леса вышло солнце,
нужно к мамочке бежать.
Я – сын земли…
Я – сын земли с названием Россия.
Я русский дух в наследство получал.
Слагалась быль не греческим курсивом.
Мой род славянством летопись писал.
Я берегу российскую прописку,
и не меняю русский на латынь.
И не хочу безнравственной отпиской
хулить отчизны выстраданный тын.
В моей душе российская глубинка
с ее певучим русским говорком,