Птица Ночь

Дышала ночь восторгом сладострастья. Мгновенно упавший вечер скрасил цвета неба и леса – и привычно голого, пустого и оттого страшного. Было тихо. Члены комиссии расположились вокруг костра, сзади них – стражники, тщательно отобранные из охраны Квартиры. Ужин подходил к концу.

– Обменяемся первыми впечатлениями? – предложил Йердна.

– Дороги у нас, прямо скажем, мерзкие, – буркнул Муан. – Вот чем заняться надо.

– Это дело Дома Путей, а не наше, – пресёк тему Йердна.

– Фазаны были чудесны, – вздохнул Авов и обратился к слуге: – Ещё такие есть?

Тот уверенно кивнул, и наступила тишина.

– Слишком тихо, вечер ещё не поздний, – отозвалась Агни. (Надоело мне это «отозвалась», «буркнул», «вздохнул», буду писать проще)

Агни: Слишком тихо, вечер ещё не поздний. Птиц не слышно, кузнечиков, только ветер…

Авов (важно): Звенья одной цепи?

Йегрес (про себя): Спят, небось, куда они денутся…

Агни (будто услышав): Куда? Туда же, куда и листья.

Йегрес (вкрадчиво): Если мне позволено будет сказать, досточтимая, с листьями дело обстоит не так уж опасно. Просто погодные условия изменились или что-то там ещё…

Авов: Мятеж, например.

Агни (Йегресу): Завидная точность для военного человека.

Йегрес (как бы в сторону): Я хоть что-то в этом понимаю, не в пример некоторым…

Йердна: Досточтимые!

Муан: Тихо!

И в тишине они услышали вой. Медленный, протяжный, заунывный, он приближался к ним. Стражники встрепенулись, похватали пики и встали наизготовку, оборотясь к той стороне темноты, откуда надвигался вой. Он нарастал и, приблизившись, казалось, метров на 20, смолк. Сухо затрещали ветки, потом все звуки исчезли.

Йердна (тихо – стражникам): Проверить!

Но они не успели и шелохнуться, как из тьмы показалась крупная серая тень, она резко покачнулась к свету – и все увидели волка. Огромный, мощный зверюга шёл, качаясь, на пики стражников. Подойдя к ним вплотную, он остановился и завыл снова – оглушительно, дико, как раненый. Волк стоял, широко расставив лапы и задрав морду, выл, потом вдруг захлебнулся своим же голосом, в горле у него что-то забулькало, он пошатнулся и упал, упал неестественно, вперёд мордой, будто стараясь достать до остриёв пик. И сразу стал кучей грязной серой шерсти, неподвижной и безжизненной. Первым к нему подскочил Муан, держа в руке горящую ветвь.

Муан: Кажется, он даже не ранен.

Йегрес: Странно…

Авов: Зачем же он сюда прибежал?

Агни: На редкость меткий вопрос!

Йегрес: А вы жаловались на тишину…

Муан: По виду – совершенно здоровая тварь.

Авов: Внешность так часто бывает обманчива.

По знаку Йегреса стражники перевернули волка. Тот был мёртв, и только глаза его остались открытыми и неподвижно смотрели вперёд. Пламя костра отражалась в них, и они вспыхивали жёлтыми искорками, как у живого.

Йердна: Ещё одна загадка…

Молча они разошлись в приготовленные шатры. И когда каждый из них, закрыв глаза, уже приготовился отрешиться от тревожных мыслей и заснуть, налетел внезапный ветер. Шатры судорожно задрожали, потом на несколько секунд стало тихо – и вспыхнула молния. Она осветила пустой лес белым мертвенным сиянием, и тут же, без перерыва, взорвался, тяжело просыпаясь, гром. И снова – порыв ветра, вспышка и грохот, сотрясающий лес, шатры, души затаившихся там людей, призванных расследовать неполадки в природе. Редкими крупными каплями пошёл дождь, молния вспыхнула ещё раза три – и гроза умчалась прочь. Дождь ещё постучал по шатрам и тоже ушёл. Люди, которым поручили призвать природу к порядку, понемногу успокоились и затихли, заснули. Воздух стал чистым и бодрым. И ещё несколько часов, до самого рассвета, дышала ночь восторгом сладострастья.

Итак, их застигла ночь.

Демоны, демоны, демоны опустевших лесов моих, скрытые во мраке, неслышные, незримые…

Впрочем, меня тоже застигла ночь, и чего уж там прятаться от себя. На 55-м году есть над чем задуматься. Второе подведение итогов. Первое случается где-то лет в 37 – окончательное прощание с юностью, торжественные похороны надежд, правда в лицо… А сейчас? Окончательный итог? Прощание… с жизнью? Уже ничто не свершится, ничто не изменится, кроме пустяков. Что есть – то и будет, разве поблекнет, иссушится и так сойдёт на нет. Тогда, почти 20 лет назад, озирался я без гнева. Казалось – время ученичества вот-вот минет и настанет… Эх, жизнь! И вот снова – баланс. Как пусто вокруг! Тогда – Славка, ещё пацанёнок, смышлёный, бойкий, голова кругом стриженая – носился по двору в «футбол я ну»… Нет парнишки, которого я любил, будто умер он. Прощание с живыми. Теперь Ростик здоров, настырен, за него нечего беспокоиться, а тот – пацанёнок – растаял, исчез незаметно и навсегда. А я – тогдашний – жив разве? Всю жизнь умираем… Эх, ма, диалектика ёлкина, чего она с нами вытворяет. Ничего, держись, Георгий, а то выпил на рупь, а соплей напустил на червонец! И всё жаль, жаль и себя, и Славку, и Раю – где мы, куда подевались?!

Неужели вся жизнь пройдёт, до конца, до капли на донышке, вот так – впустую? Дело всей моей жизни под запретом. Сколько я могу? Сколько во мне планов, идей – неужели всё пойдёт к дьяволу?! Нет, даже не к дьяволу, а просто – в пустоту, в ничто. И вся моя жизнь – в пустоте. Какие ничтожества вокруг! Склоки, дешевые интриги, копеечные заговоры – вот их путь. Но ведь не мой же! Как я был наивен, когда мечтал переделать этот мир, скроенный по образцу, подсунутому Сатаной! Этот остров – такой великолепный, праздничный с высоты полёта геликоптера, этот народ, такой щедрый и талантливый вдали от служителей Бабушки, от её мрачной Квартиры. И вот – пленник. Роскошная тюрьма, еда и одежда, только за то, что не делаю того, что могу, пустые дни, прогулки в одиночестве… Вся моя жизнь последних лет – сплошная прогулка в одиночестве… Правда, сейчас у меня блестящая компания – группа ядовитых тварей под фактическим руководством подонка Йердны. Ведь дебил Авов – не худший из них – только ширма. Мне даже не хочется разбираться в этих «лиственных кознях», хотя чувствую, что мог бы добраться до истины. Но кому она здесь нужна? Бабушке? Только для укрепления власти. Йердне? Чтобы при случае скинуть Бабушку. Этой стране, её людям? Нет, они заслужили своих хозяев! Мне? Да зачем? Мне уже ничего не нужно. А тем более истины; излишняя роскошь для заключённого. Оставьте мне мои сны, мои полёты – без границ, без препятствий…

И всё-таки остановиться я уже не могу: слишком долгий взял разбег. Скоро 30 лет как мараю, мараю бумагу. Другие в люди выбились или обзавелись геморроидальными мечтами: машина, дача, сад, огород… А я всё бегу, бегу по бумаге, никак не успокоюсь. Видно, горбатого могила исправит. Но теперь – вперёд за воображением! Прочь, друг Георгий, пошлые мысли о том, что «надо», о том, что «подошло бы». Отныне мой единственный бог – воображенье! Ура, вперёд!

А если создать себе партнёра – эдакого мудрого, доброго, такого же, как я, только всемогущего? Я же строитель и конструктор, так попробую сконструировать себе друга-бога, святого Муана, своего двойника и наставника, потому что…

Потому что крест на себе нельзя ставить никогда – это ты, Георгий, запомни всё голова гудит ручка пляшет знаки препинания куда-то вылетают… Пить надо меньше, а работать больше. Вот тебе лекарство от геморроя души. А теперь спать… Хотя…

И ещё долго в своём шатре Муан придумывал себе бога, а потом, уже во сне, разговаривал с ним и убеждал его вместе лететь на геликоптере через море, к звёздам, и вовсе это не страшно, наоборот – страшно на земле, а там всё легко и празднично, и ты растворяешься в небе, и паришь, и ты счастлив, а бог в ответ улыбался доброй улыбкой и качал головой, так что было понятно – он согласен, он тоже верит, что полёт – единственное счастье, и осталось совсем-совсем немного, чтобы отделиться от тверди и уйти…

Всё!

АВОВ (явь)

Авов проснулся опасливо: казалось, сейчас опять обрушится на него привычная болезнь. Но нет – всё было в порядке. Правда, не хватало Анеле и такого необходимого чувства, но… «Государственный долг», – сурово подумал Авов и преисполнился сознанием собственной значимости. Однако тут же его отвлекла от забот особой важности мысль – простая, но исключительно занимательная: «Спала ли Агни одна в эту ночь; и если не одна, то с кем?» Вариантов было много, и все их Авов обстоятельно обдумал. Отпал Йегрес, потому что занимал невысокий пост, и Сироб – личность бесцветная. (Чёрт, а нужен ли он вообще? Придумал его зачем-то, а теперь он болтается без дела и даже без функции. Может, убрать его? Ладно, пока подожду) Йердна – влиятелен, Муан – интеллигент, а с ними всё бывает очень своеобразно, Анеле рассказывала. Ясав – тёмная лошадка, орешек, который в постели можно легко раскусить… Мысли Авова прервал шёпот. Стражники переговаривались тихо, но что-то было в их голосах тревожное. Авов прислушался.

– Ещё одна!

– Смотри, на вид совсем целая.

– Эй, ребята, тут в кустах ещё две… нет – три!

– Что ж такое-то?

– Мор. Вселенский мор.

Авов осторожно высунулся из шатра. Стражники сгрудились вокруг большого куста, и один из них держал в руках трёх серых птиц – мёртвых. У самого шатра Авов увидел ещё одно съёжившееся неживое тельце пичуги. Он ни о чём не размышлял, но животом почувствовал, что дело плохо. Из-за деревьев появился ещё один стражник. Он нёс пику и штук двадцать мелких птах, наколотых на неё. Стражник бодро окликнул своих товарищей и, выставив вперёд пику, с гордостью крикнул:

– Неплохой намечается завтрак!

Стражник был туповат.

ЯСАВ (явь)