Птица Ночь

Анири: Я вас уважаю… Люблю… как отца…

Бабушка (обнимая её): Как отца?

Анири: Да… Да…

Бабушка (медленно целует её): Боже мой… Будь осторожна.

Анири (поддаваясь ласкам): Если вы со мной…

Бабушка: Это ещё не всё. Есть и другие люди. Опасные люди…

Анири: Кто? Кто? Скажите!

Бабушка: Твой вчерашний собеседник, например.

Анири (смущена): А?

Бабушка: Да, да, Римовалс. (Резко) О чём вы говорили?

Анири: Он… он сказал, что хочет меня…

Бабушка: Ну?

Анири: Ну, это…

Бабушка: Трахнуть, что ли?

Анири: Да.

Бабушка (смеясь): Его любимое дело! Но на этом он не успокоится. Он нравится тебе?

Анири: Что вы?! Ужасно противный!

Бабушка: Посмотри мне в глаза (Анири смотрит). Не врёшь, кажется.

Анири: Как вы могли подумать?

Бабушка: А вот мог! Работа такая. (Начинает гладить её, вкрадчиво) Но ты хорошая девочка и (крепко обнимает её) чувствуешь силу… Не так ли?

Анири (в истоме): О да, да!

Бабушка: Ты просто прелесть… Но Римовалса не гони (Целует, гладит её)… не гони… будь поближе к нему… попробуй стать его поверенной… Лады? Ты ведь умница? Умница…

Анири: Для вас – всё… всё… всё…

Бабушка: Какая ты прелесть… Я, кажется, не удержусь…

Затемнение. Потом – Анири одна, у зеркала. Всё время смотрит в него.

Анири (торжественно): Друг мой, пойми меня… я – мать. Будущая мать. И ради ребёнка, нашего ребёнка, милый Ясав, я была обязана пойти на всё… Ради его будущего… Не осуждай, ты не можешь осуждать меня. Между нами всё будет по-прежнему, но ты должен понять меня… Пойми! (Меняет тон на естественный) Не то… не то… (Охорашивается, в раздумье) Может быть… Пожалуй… (Вдруг порывисто, страстно) Наконец-то, наконец-то ты здесь! Я так ждала тебя, так ждала, любовь моя, жизнь моя! Как я счастлива, что вижу тебя! О Ясав, мой повелитель! Надежда моя! Как я страдала в тиши одиноких ночей! Слёзы покрывали моё сердце, печаль снедала моё сердце, и не было минуты, чтобы твой милый образ не стоял у меня перед глазами, мой Властелин! (Вдруг морщится с отвращением) Фу, какая дешёвка, пошлость… Нет, только не так! (Вдруг – холодно) Здравствуй, Ясав. Как съездил? Я рада. Послушай, Ясав, я должна сказать тебе одну вещь. Дело в том, что я поняла: мы оба обманывались в своих чувствах. Любовь вскружила нам головы, но это… Это было лишь сновидением! (Обычным тоном) Нет, не сновидением… (Снова продолжает репетировать) Любовь наша была мимолётной. Понимаешь? Кажется, мы охладели друг к другу? И кроме того – я встретила настоящую любовь… Не волнуйся – твоего положения в Квартире это не испортит. При случае я всегда замолвлю за тебя словечко. Расстанемся друзьями? Ну а что касается ребёнка, то ведь его всё равно возьмёт на воспитание Семейный Совет. Мы оба будем иметь к нему равный доступ – очень небольшой. Ну что ж – расстанемся без обиды. Желаю тебе счастья, Ясав (протягивает руку к зеркалу, любуется собой) Да, вот так лучше всего: желаю тебе счастья, Ясав!

Освещённая узким лучом света Анири застывает посередине сцены, любуясь на себя в зеркало. А по краям сцены – два луча выхватывают Бабушку и Римовалса.

Бабушка: Кто обольщал когда-нибудь так женщин?

Римовалс: Кто женщину так обольстить сумел?

Оба говорят напористо, торжествующе, резко.

Римовалс: Она моя! Но не нужна надолго!

Бабушка: Против меня был Бог, и суд, и совесть…

Римовалс: И не было друзей, чтоб мне помочь…

Бабушка: Один лишь дьявол да притворный вид!

Римовалс: Мир – и ничто. И всё ж она моя!

Бабушка: Мир – и ничто. И всё ж она моя!

Ну почему же, почему я никогда никого не соблазнил! Даже Раису Павловну не пришлось… Как-то всё само собой произошло, для меня по крайней мере. Три года разницы, да я и не первым был… Уж на что великий человек Шекспир, а судьба такая же, наверное… Не зря поговаривают, что леди Макбет по характеру – вылитая Энн Хатауэй…

Устал я. Сколько страниц отгрохал за три месяца. Сидел вечерами как проклятый, ни одного нового лица не видел. Ну теперь нагляжусь. В агитколлектив записали! А выборы в районные Советы на носу. Завтра пойду по квартирам списки сверять. Я на себя весь свой дом взял. Два подъезда, три этажа, двадцать четыре квартиры. И ни одной Квартиры! И Бабушки ни одной, хотя бабусь хватает.

Погляжу по списку. Девятьсот шестой год, девятьсот двенадцатый. О, рекордсменка! Мария Никитична Смелкова, год рождения 1895. Как раз в той самой квартире, за стенкой… Она там старшая. А вообще состав странный. Коваленко Вера Афанасьевна, 1915-го, Богданова Надежда Афанасьевна, 1922-го, Семеновская Фаня Моисеевна, 1920-го, Свободина Татьяна Александровна, 1940-го, Крымова Мария Сергеевна, 1952-го. И ведь не коммуналка! Не квартира, а детективный роман: не поймёшь, кто кому кем приходится.

С Коваленко и Богдановой всё ясно: обе Афанасьевны, очевидно, сёстры. Крымова – наверняка чья-то дочка. Свободина, наверное, тоже. Но почему разные фамилии? Где мужики? И откуда взялась Семеновская?..

И кто из них Голос?

ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА СТАРШЕГО БАТИ СРАЖЕНИЙ ХИРДИРФА, ОРДЕНОНОСЦА

(Приложение к Четвёртой Беседе в Центральных Рекреациях Дома Дружбы)

Хвала Великой Бабушке!

Особый Квинтет уже вынес мне приговор, не подлежащий обжалованью. Предатели, вы ещё пожалеете об этом! Вы побоялись отказать мне в письменных принадлежностях, и вы побоитесь завтра, после моей казни, уничтожить материалы Бесед. Моя записка – последний вызов вам, жалкие трусы!

Я погибну, но и вы не уйдёте от Суда Великой Бабушки, величайшей деятельницы всех времён.

Я чист перед тобой, Великая Бабушка, я чист и перед судом истории, и никто не может обвинить меня в предательстве.

Более того. Я – первый полководец, ступивший на землю Каверзного Острова и вернувшийся оттуда невредимым. Потери были огромны, но зато теперь спокойствию и благоденствию Великой Родни ничто не угрожает.

Ещё раз изложу всё по порядку – так, как я изложил в официальном донесении, перехваченном интриганами, как потом повторял на каждой из Четырёх Бесед, как ни старались Сынки Дома Дружбы запутать и запугать меня.

После объявления новой Войны Гнусному Врагу я немедленно прибыл в Квартиру, зная, что я первый по очереди из Когорты Полководцев на пост Главнокомандующего.