Райский сад дьявола

Ну вот – на колу мочало, начинай сначала.

– А что я могу сказать? – развел я руками. – Поздравляю! Я рад за тебя! Счастливого пути… Удачного взлета, мягкой посадки, семь футов под килем… Добро пожаловать! Ю ар велком в город Большого Яблока…

– Ну чего ты юродничаешь, Сережка? – жалобно спросила Лена. – Ты понимаешь, что от таких поручений не отказываются?

– Понимаю, – кивнул я покорно. – А что ты там будешь делать? Столько времени?

– Стажировка в «Фёрст рипабликен Нью-Йорк бэнк», – ответила Лена, и голос ее звенел. – Если я пройду ее, меня назначат директором операций по Восточной Европе…

– Ты пройдешь ее с блеском, я в тебя верю. Операции с Россией входят в Восточную Европу? – спросил я на всякий случай.

– Естественно!

– Это мой друг Серебровский договорился? Там, в нью-йоркском банке?

– Да, конечно. – Она помолчала миг и спросила осторожно: – Сережечка, ты недоволен всем этим?

– Как тебе сказать? Я озадачен…

Лена обняла меня крепко и быстро зашептала:

– Серега, не дуйся! Поехали вместе! Никогда такой возможности больше не будет! Ничто не держит, денег нам хватит, там у тебя и будет воля от всего! Тебе сейчас нужна пауза, ты там передохнешь, осмотришься, примешь решение – как жить дальше! Поехали, дорогой мой мент с человеческим лицом! Не рассусоливай, не копайся в себе, не прицеливайся в других – просто взяли и поехали! Тебе же хорошо со мной?

– Мне очень хорошо с тобой, – сказал я чистую правду. И спросил: – Тебе предложил это Серебровский?

Глаза у нее заиндевели, Лена отодвинулась от меня:

– Снова те же разговоры? Ты ведь знаешь – я не сдаю тебя.

– Я надеюсь. Теперь это уже вопрос нашей общей безопасности…

– Что ты хочешь сказать?

– Ничего, я хочу спросить – когда он тебе сделал это предложение?

– Сегодня… Часа в четыре… А что?

– Нет, ничего… Все нормально…

Хорошо у них работает связь. Шустро. Мой друг Санька Серебровский, по прозвищу Хитрый Пес, знал о том, что я абсолютно свободный отставной козы барабанщик, еще до того, как мой рапорт об увольнении прошел священный бюрократический круг документооборота. И сделал своей подчиненной Лене Остроумовой, моей любимой подруге, предложение, которое отклонить нельзя. И очень не хочется.

Лена не понимает, что он не с ней разговаривал. Это он со мной говорил. Он объяснял мне, чтобы я тут не отсвечивал. Не мешал, не болтался под ногами, не бубнил лишнего. А может, зря я на него так? Может, опасается, чтобы мне по головушке из слоновой кости в подъезде вечерней порой ломом не настучали?

– Если ты против, я не поеду, – срывающимся голосом сказала Лена.

– Упаси господи! Никогда! Я – только за!

– Сердишься?

– Нет, не сержусь… Грущу маленько…

– Серега, не поедешь?

– Нет… – помотал я головой. – День отъезда – день приезда считается за один день…

– Ты о чем?

– Ты – уезжаешь, я – доехал… Сегодня – День свободы…

Сутки – тьма, нестерпимый свет, снова ночь – подмигнули, как фотовспышка. Пора прощаться.

– Я тебя отвезу в аэропорт?

– Нет, Сереженька, не нужно. – Лена гладила меня ладошками по щекам. – К восьми утра придет машина из офиса… Я ведь теперь руководящий кадр – мне полагается…

– Хорошо, здесь попрощаемся, – согласился я. – Долгие проводы – лишние слезы…

– Долгие проводы – горше печаль, – вздохнула она. – Слезы? А ты помнишь, когда последний раз плакал?

– Помню…

– Расскажешь?

Я подумал и медленно сказал:

– Я тебе напишу об этом…

– В письме? – удивилась Лена.

– Нет, я не знаю, как тебе сказать… В последнее время у меня было много свободного времени, я долго и сильно, как Чапай, думал, пока не додумался до очередной глупости…

– Расскажи, расскажи, расскажи! – возбудилась Лена.

– Вся моя прошлая жизнь состояла из непрерывного действия, из бесконечного ряда каких-то очень крутых поступков. Не то чтобы я совсем уж не нагружал свое серое вещество, но каждый поступок был сопряжен с огромным риском и требовал предельной сосредоточенности на каких-то локальных обстоятельствах и ситуациях… Понимаешь?

– Понимаю! Да говори ты, говори! Не тяни!..

– Ну, представь себе: бездна невероятных событий, фантастических встреч, нечеловеческих прыжков и ужимок – и ни одной мысли о жизни! Одни оперативные комбинации и агентурные разработки! Некогда было подумать о жизни! А ведь моя жизнь – тоже определенного рода урок. Может быть, отрицательный урок. Вообще, моя память – это еще не распечатанный сундук аббата Фариа…

– Ты решил стать графом Монте-Кристо? – осторожно спросила Лена. – Ты хочешь отомстить?

– Нет… Не думаю… Не знаю… Сначала мне надо все вспомнить, рассортировать и выстроить долгую цепь… Я должен рассказать это все себе самому… Наверное, записать…

Лена посмотрела на меня, как на тяжелобольного.

– Да-да, наверное… – Быстро, успокаивающе поцеловала и сказала: – Сержик, ключи от машины и квартиры – на кухонном столе. Не забывай только за телефон платить – отключат…

Я держал ее в объятиях, мою теплую, живую, уже ушедшую, и меня судорогой ломала мука немоты, невозможности ничего объяснить ей, предупредить об опасности, предостеречь – она сейчас ничего не услышит. Она не поверит, что предложение моего друга-олигарха отклонить можно, что это заманчивое поручение отклонить нужно. Она сейчас не помнит, что Хитрый Пес общается с людьми на вздохе интереса – выдохнув, он навсегда забывает о них.