– Ага.
– И Сид тоже.
Беседа оборвалась. Энн взялась за край калитки и принялась раз за разом подпрыгивать на одном месте – это было что-то вроде неумелой гимнастики.
– А наперегонки умеешь? – спросила она.
– Уж тебя-то запросто обгоню, – ответил Киппс.
– Дашь мне фору?
– Докуда? – спросил Киппс.
Энн подумала немного и показала пальцем на дерево. Подошла к нему и обернулась.
– Досюда, ладно?
Киппс, который к этому времени слез с калитки, снисходительно улыбнулся.
– Дальше!
– Досюда?
– Давай еще чуток, – сказал Киппс, но тотчас пожалел о своем великодушии и с криком «Пошли!» рванулся с места, разом наверстав упущенное.
Они подбежали к финишу одновременно – оба раскраснелись и тяжело дышали.
– Ничья! – сказала Энн и рукой отбросила волосы со лба.
– Моя взяла, – задыхаясь, вымолвил Киппс.
Они решительно, но вполне вежливо заспорили.
– Бежим еще раз, – предложил Киппс. – Хочешь?
Они вернулись к калитке.
– А ты ничего, можешь, – снисходительно заметил восхищенный Киппс. – Я ведь здорово бегаю.
Привычно мотнув головой, Энн отбросила волосы назад.
– Ты ж ведь дал мне фору, – признала она.
И тут они увидели Сида.
– Смотри, малявка, влетит тебе, – сказал Сид сестре с истинно братской недоброжелательностью. – Ты пропадаешь целых полчаса. В комнатах не прибрано. Папаша не знает, куда ты запропастилась, говорит: как явится, надеру ей уши.
Энн собралась уходить.
– А как же гонки? – спросил Киппс.
– Ух ты! – воскликнул изумленный Сид. – Да неужто ты с ней бегаешь наперегонки?
Энн раскачалась на калитке, не сводя глаз с Киппса, потом вдруг отвернулась и кинулась бежать по тропинке. Киппс проводил ее взглядом и нехотя обернулся к Сиду.
– Я дал ей большущую фору, – сказал он виновато. – Это не настоящие гонки.
Больше они об этом не говорили. Но минуту-другую Киппс был какой-то рассеянный, и в душе у него началось что-то неладное.
4
Они стали обсуждать, как истым гуронам надлежит наилучшим образом провести утро. Путь их, несомненно, лежал к морю.
– Там еще один затонул – выбросило новые обломки, – сказал Сид. – Ух! И воняют же!
– Воняют?
– Прямо тошнит. Там гнилая пшеница.
Они шли и говорили о кораблекрушениях, потом принялись рассуждать о броненосцах, войнах и о многом другом, достойном внимания настоящих мужчин. Но на полпути Киппс вдруг ни с того ни с сего заметил небрежно:
– А твоя сестра ничего девчонка.
– Я ее поколачиваю, – скромно ответил Сид.
И, помолчав, они снова заговорили о более интересных предметах.
Выброшенная на берег посудина была и вправду полна гниющего зерна и распространяла ужасающее зловоние. Восхитительно! И все это принадлежит только им. По предложению Сида они взяли судно с бою, и теперь надо было спешно защищать его от несметных полчищ воображаемых «туземцев», которых в конце концов удалось отогнать, оглушительно вопя «бом-бом» и отчаянно размахивая и тыча в воздух палками. Вслед за тем, опять же по команде Сида, они врезались в соединенный франко-германо-русский флот, наголову разбили его без чьей-либо помощи, потом пристали к берегу, вскарабкались по крутому откосу, ловким маневром отрезали собственный корабль; потом, крича что есть мочи, изобразили бурю, потерпели отличное кораблекрушение и, «полузатопленные» – этого требовал Сид, – оказались посреди угомонившегося моря.
Все эти события на время вытеснили Энн из головы Киппса. Но когда без воды и пищи, застигнутые штилем, они дрейфовали, затерянные посреди океанских просторов, и, положив подбородки на скрещенные руки, воспаленными глазами озирали горизонт в тщетной надежде на спасительный парус, он вдруг опять о ней вспомнил.
– А хорошо, когда есть сестра, – заметил этот терпящий бедствие моряк.
Сид обернулся и задумчиво на него посмотрел.
– Ну нет! – сказал он.
– Нет?
– Вот уж ничуть.
Он доверительно улыбнулся.
– Девчонки во все суют нос, – сказал он и прибавил: – Ну прямо во все.
И он вновь принялся мрачно оглядывать пустынные морские дали. Но вот он энергично сплюнул сквозь зубы – он считал, что именно так положено сплевывать настоящим морским волкам, жующим табак, – и сказал:
– Сестры что? С ними одна морока. Вот девчонки – дело другое, а сестры…