Звезды Эгера. Т. 2

Людей в отряде не только не убыло, а даже прибавилось: долговязый парень привел турка с кляпом во рту. Короткая синяя поддевка, желтые штаны, постолы – вот и вся одежда пленника. Тюрбан сбит с наголо выбритой головы, седые лохматые усы нависли над губами. Турок в негодовании вращал налившимися кровью глазами. Парень приволок пленника прямо к Добо и только там вытащил у него изо рта затычку, на которую ушел обрывок чалмы.

– Честь имею доложить, господин капитан: мы привели языка!

– Осел! – заревел разъяренный турецкий тигр прямо в глаза храбрецу.

Добо был не из смешливых, но тут он так весело захохотал, что у него даже слезы выступили на глазах.

– Варшани, – сказал он пленнику, – хорошо же ты изображаешь турка! – И, обернувшись к солдату, приказал: – Да развяжи его! Ведь это наш лазутчик.

– Я пытался объяснить дураку, что я венгерец, – горестно объяснял Варшани, – но только скажу слово – он сразу меня по башке, а потом даже рот заткнул. – И Варшани поднял руку, собираясь отплатить за оплеуху.

Солдат смущенно отошел в сторону.

Добо подозвал Гергея и Мекчеи, крикнул и лазутчику:

– Пойдем!

Они поднялись в построенный над внутренними воротами двухэтажный дом с башенкой и завернули в комнату приворотника.

Добо сел в плетеное кресло и знаком приказал Варшани рассказывать.

– Так вот, господин капитан, – начал лазутчик, потирая онемевшую руку. – Идет вся рать. Впереди – Ахмет-паша. На ночь остановились в Абоне. Передовые части во главе с Мэндэ-беем дошли до Маклара… Черт бы его побрал! – прибавил он изменившимся голосом.

«Черт бы его побрал!» относилось к солдату, который приволок Варшани в крепость. Веревка оставила глубокие следы на руках, голова болела от ударов.

– Стало быть, и бей был с вами? – встрепенулся Гергей. – Вот кого надо было поймать!

– С ним не справишься, – возразил лазутчик. – Он толст, как монастырский кабан. В нем, наверно, фунтов триста весу, если не больше.

– Как ты его назвал?

– Мэндэ. Его и пуля не берет. Беем он стал недавно, после темешварского сражения. Впрочем, солдаты по-прежнему называют его Хайваном.

Гергей, улыбнувшись, затряс головой.

– Это он, он самый, – обратился Гергей к обоим капитанам, – тот, о котором я намедни вечером рассказывал. Ну, здесь-то его пуля возьмет!

– Говори дальше, – сказал Добо лазутчику.

– Потом подойдет бейлер-бей Махмед Соколович. Это знаменитый пушкарь. Он и пушки сам установит и первый выстрелит. Говорят, у него такой глаз, что сквозь стены видит. Да только я этому не верю.

– Сколько у них орудий?

– Старых стенобитных – штук шестнадцать. Других больших пушек – восемьдесят пять. Маленьких пушек – сто пятьдесят. Мортир – уйма. Ядра они везут на ста сорока телегах. Видел я и двести верблюдов, груженных порохом. На мажаре, запряженной четырьмя волами, везут одни только мраморные ядра величиной с самый большой арбуз.

– А как у них с припасами?

– Рису маловато. Теперь уж рис только офицерам выдают. А муку, овец, коров они грабежом добывают у жителей.

– Болезней в лагере нет?

– Нет. Только Касон-бей заболел в Хатване – огурцов объелся.

– Кто ж идет еще?

– Арслан-бей.

– Сын бывшего будайского паши?

– Да.

– А еще?

– Мустафа-бей, Камбер-бей, правитель Нандорфехервара, сендрёйский бей, Дервиш-бей, Вели-бей…

– Дьявол возьми этого Вели-бея! – проворчал Мекчеи. – Теперь-то он у меня запоет!

– И даже попляшет, – добавил Гергей.

– А Дервиш-бей, – расспрашивал дальше Добо, – это еще что за птица?

Варшани покачал головой:

– Очень странный. С виду такой же, как и все, а когда идет в сражение, снимает бейскую одежду и надевает власяницу. Потому и прозвали его Дервиш-беем.

И Варшани в смущении захлопал глазами. По вопросу Добо он понял, что какой-то другой лазутчик опередил его.