Нет, Гергё этого не думал, он считал Добо непобедимым. И напади Добо даже один на всю турецкую рать, Гергё бы не удивился.
– Если он погиб, – сказал священник, – я усыновлю тебя.
Он погнал коня на первый деревянный мост, который вел в наружный двор крепости. Мост стоял на высоких сваях. На воде под мостом плавали стаи уток и гусей. Священник и мальчик медленно, шажком пересекли «новый город», потом въехали по маленькому деревянному мостику в «старый город». Перед церковью с двумя башенками сидели три торговки и продавали черешню. Одна из них как раз насыпала ягоды в фартук босой девчонке. Двери церкви обивали железом.
Затем последовал еще один мост – длинный и широкий, из крепких балок. Вода блестела где-то глубоко под ним.
– Сейчас въедем во внутренний двор крепости, – сказал священник. – Пора уж.
И он старательно вытер лицо носовым платком.
Ворота крепости были распахнуты. Оттуда доносился громкий топот. На просторном дворе они увидели латника, который мчался сквозь облако пыли, и второго латника, несшегося ему навстречу. Казалось, на двух живых конях сидят две металлические статуи. Одна из них новая, серебряная, а вторая – потускневшая, кое-где ржавая, точно ее только что вытащили из сырого чулана. А в остальном эти статуи отличались только шлемами: у одной шлем был гладкий и круглый, а у другой на верхушке блестела серебряная медвежья голова. Крупы коней были тоже защищены панцирями, похожими на рачью шейку.
– Вот Балинт Тёрёк, – почтительно сказал священник. – Тот, что с медвежьей головой.
Всадники мчались друг на друга, держа копья наперевес, сшиблись, и оба коня взвились на дыбы. Но копья только скользнули по латам.
– Булавы давайте! – гаркнул медвежьеголовый, когда кони разъехались.
За опущенным забралом лица всадников не были видны.
На крик выскочил из дверей оруженосец в сине-красной одежде и подал сражавшимся две одинаковые булавы с медными шишками и два железных щита.
Латники снова разъехались. Конь всадника с гладким шлемом грыз удила, то и дело роняя изо рта белую пену. Сражавшиеся ринулись друг на друга посреди двора.
Первым замахнулся всадник в гладком шлеме.
Медвежьеголовый занес щит над головой, и он задребезжал, точно разбитый колокол. Но рука с булавой взмахнула из-под щита и так ударила противника по голове, что на шлеме его осталась вмятина.
Противник, осадив коня, бросил оружие.
Медвежьеголовый снял с головы шлем и засмеялся.
Это был круглолицый смуглый мужчина. Длинные, густые черные его усы, прижатые шлемом, прилипли к щекам, и теперь один ус торчал вверх до самых бровей, а другой свисал до шеи.
– Это сам Балинт Тёрёк, – почтительно повторил священник. – Если он взглянет на нас, ты, Гергё, сними шапку.
Но Балинт Тёрёк не смотрел в их сторону. Он глядел на противника, с головы которого слуги стаскивали шлем.
Когда шлем с величайшим трудом был снят, всадник первым делом выплюнул три зуба на землю, усыпанную гравием, потом выругался по-турецки.
Из-под свода ворот вылезло человек восемь турок-невольников. Они помогли побежденному снять доспехи.
Латник этот был таким же невольником, как и остальные.
– Ну, кому еще охота сразиться со мной? – крикнул Балинт Тёрёк, пустив коня вскачь. – Кто убьет меня, получит в награду свободу.
Перед ним предстал мускулистый турок с жидкой бородой, одетый в красную безрукавку.
– Попытаемся, может, сегодня мне больше посчастливится.
Турок облачился в тяжелые доспехи. Товарищи закрепили их сзади ремнями, напялили ему на голову шлем, принесли и натянули ему на ноги другие, железные сапоги, ибо у этого турка ноги были длинные. Потом с помощью шестов подсадили его на коня и дали в руки палаш.
– Дурак ты, Ахмед! – весело крикнул Балинт Тёрёк. – Палаш к панцирю не идет.
– А я уж так привык, – ответил невольник. – И если ты, господин, боишься биться палашом, я и пытаться не стану.
Они говорили по-турецки. Священник переводил Гергё. Балинт Тёрёк снова надел шлем на голову и поскакал вокруг двора, размахивая легким копьем.
– Вперед! – крикнул он, выскочив вдруг на середину двора.
Гергё задрожал.
Турок пригнулся в седле и, взяв палаш в обе руки, помчался на Балинта Тёрёка:
– Аллах!
Когда они съехались, турок поднялся в стременах и приготовился нанести страшный удар.
Балинт Тёрёк нацелился копьем турку в пояс, но копье соскользнуло, и Балинт выронил его. Однако щитом он отвел страшный удар турка и в тот же миг, схватив его за руку, стащил с коня. Турок боком рухнул на песок, подняв клубы пыли.
– Довольно! – засмеялся Балинт Тёрёк, быстрым движением подняв забрало. – Завтра еще сразимся, если буду дома. – И он затрясся от смеха.
– Это не по чести! – заорал турок, тяжело поднимаясь на ноги. Видно было, что рука у него вывихнута.
– Почему не по чести? – спросил Балинт.
– Рыцарю не подобает стаскивать противника рукой.
– Да ты же не рыцарь, чертов басурман! У тебя, что ль, учиться рыцарским обычаям? Вы самые обыкновенные грабители.
Турок, надувшись, молчал.
– Уж не считаете ли вы рыцарским турниром, когда я выхожу вот так сражаться с вами? К черту, на вилы всех вас, проходимцев! – крикнул Балинт Тёрёк и вытащил правую ногу из стремени, готовясь слезть с коня.
– Господин! – Вперед вышел худой седобородый турок и, плача, сказал: – Сегодня я еще раз готов схватиться с тобой.
Стоявшие во дворе расхохотались.
– Еще бы! Ты думаешь, что я уже устал. Ну да ладно, доставлю тебе такое удовольствие.
И Балинт Тёрёк снова надвинул шлем, который успел положить себе на колени.
– Попугай, который раз ты бьешься со мной?
– Семнадцатый, – плаксиво ответил турок, у которого нос действительно походил на клюв попугая.
Балинт Тёрёк снял шлем и бросил его на землю: