Все рассказы об отце Брауне

Последовало жутковатое молчание. Вдруг окончательно павший духом Галлоуэй воскликнул:

– Кто это?! Кто это там, у ограды?

Низенькое существо с нелепо громадной головой в неверном лунном свете казалось похожим на гоблина, однако уже в следующий миг стало ясно, что это безобидный маленький священник – его бросили одного в гостиной.

– Знаете, а ведь в этом саду нет калитки, – промолвил он смиренно.

Валантэн гневно сдвинул брови, что всегда делал из принципа при виде человека в сутане. Впрочем, справедливый по природе, он не мог не признать, что замечание святого отца весьма к месту.

– Вы правы! – сказал сыщик. – Прежде чем задумываться, как его убили, нужно выяснить, как он сюда попал. Вот что я скажу, джентльмены: давайте договоримся, что некоторые слишком известные имена не должны прозвучать в связи с данным делом, если только возможно будет устроить это без ущерба моему профессиональному долгу. Среди нас присутствуют дамы, а также иностранный посол. Если станет несомненным, что здесь совершилось преступление, мы и будем расследовать этот случай как преступление, но до тех пор я не намерен его разглашать. Я глава сыскной полиции – то есть лицо настолько публичное, что могу себе позволить некоторую приватность. Если Господу будет угодно, я очищу от подозрений всех своих гостей, прежде чем отправить подчиненных на поиски других возможных виновников. Джентльмены, под ваше честное слово пусть никто из вас не покинет мой дом до завтрашнего полудня; комнаты найдутся для всех. Симон, полагаю, вы знаете, где найти Ивана, моего камердинера. Он дежурит в холле, и он человек надежный. Скажите ему, пусть оставит вместо себя другого слугу, а сам немедленно явится ко мне. Лорд Галлоуэй, вы лучше всех сумеете рассказать о случившемся дамам и успокоить их. Они тоже должны здесь остаться. А мы с отцом Брауном пока побудем возле тела.

Когда Валантэн начинал говорить тоном главнокомандующего, ему повиновались беспрекословно, как звуку боевой трубы. Доктор Симон бегом помчался в арсенал и привел Ивана – частного сыщика при сыщике официальном. Галлоуэй отправился в гостиную и с таким тактом сообщил ужасные новости, что когда подошли остальные, дамы успели уже и напугаться, и успокоиться. Тем временем славный священник и славный атеист стояли на карауле у тела, недвижные в лунном свете, словно скульптурные аллегории каждый своей философии посмертия.

Надежный человек Иван со шрамом и усами вылетел из дома, словно пушечное ядро, и подбежал к Валантэну, будто верный пес к хозяину. Его багровое лицо оживилось при известии о преступлении, и было почти неприятно видеть, с каким азартом он просит у хозяина дозволения осмотреть труп.

– Смотрите, если угодно, – ответил Валантэн, – только побыстрее. Обсудим все в доме.

Иван вдруг вскинул голову и тут же низко ее опустил.

– Как же это! – воскликнул слуга. – Нет, невозможно… Вы знаете этого человек, сэр?

– Нет, – равнодушно промолвил Валантэн. – Идемте в дом.

Общими усилиями тело перенесли на диван в кабинете, а затем все отправились в гостиную.

Сыщик спокойно и без колебаний уселся за письменный стол, однако взгляд его был суров, как у судьи. Записав что-то на листе бумаги, Валантэн коротко спросил:

– Все здесь?

– Кроме мистера Брейна, – сказала, оглядываясь по сторонам, герцогиня Мон-Сен-Мишель.

– Да, – хрипло подтвердил лорд Галлоуэй. – И мистера Нила О’Брайена. Мистер Брейн, я знаю, докуривает сигару в столовой. Майор О’Брайен, кажется, расхаживает по оранжерее, но я не уверен.

Верный слуга мигом покинул комнату, а Валантэн по-военному стремительно продолжил свою речь, не дав никому времени вставить слово:

– Все вы уже знаете, что в саду найден обезглавленный мертвец. Доктор Симон, вы осмотрели тело. Как вы считаете, чтобы вот так перерезать человеку горло, нужна большая физическая сила? Или всего лишь исключительно острый нож?

– Я бы сказал, ножом это вообще невозможно сделать, – ответил бледный доктор.

– А каким инструментом это могло быть сделано?

– Если не выходить за рамки современности – никакого подобного инструмента я вообразить не могу, – отзвался доктор, страдальчески выгнув бровь. – Перерубить человеку шею даже очень грубо – нелегкая задача, а здесь у нас вполне чистый разрез. Такое можно было бы осуществить боевой секирой, или старинным топором палача, или не менее старинным двуручным мечом.

– Господи боже! – истерически вскрикнула герцогиня. – Здесь нет ни секир, ни двуручных мечей!

– А скажите, – промолвил Валантэн, продолжая быстро писать, – можно было это сделать французской кавалерийской саблей?

Тут в дверь постучали, и почему-то от этого негромкого звука у всех кровь застыла в жилах, как от стука в «Макбете».

Среди общего оцепенелого молчания доктор Симон с трудом выговорил:

– Саблей… Да, пожалуй, можно.

– Спасибо, – поблагодарил Валантэн. – Иван, входите!

Надежный Иван ввел в комнату майора О’Брайена, который в конце концов снова отыскался в саду.

Ирландец, весь взъерошенный, замер на пороге и с вызовом крикнул:

– Что вам от меня надо?

– Пожалуйста, садитесь, – учтиво и ровно ответил Валантэн. – Однако вы без сабли… Где она?

– В библиотеке на столе оставил, – буркнул О’Брайен. В минуты волнения его ирландский акцент заметно усиливался. – Она мне мешала, цеплялась за все…

– Иван, – приказал сыщик, – будьте так добры, принесите из библиотеки саблю майора.

Слуга исчез, а Валантэн вновь обратился к Нилу О`Брайену:

– Лорд Галлоуэй говорит, вы ушли из сада как раз перед тем, как он обнаружил труп. Что вы там делали?

Майор с бесшабашным видом бросился в кресло и воскликнул на чистом ирландском:

– Да так, луной любовался! Единение с природой, дружище.

Последовало тягостное молчание. Оно все длилось и длилось, и наконец вновь раздался ужасный в своей банальности стук. Иван предъявил собравшимся пустые стальные ножны и пояснил:

– Больше ничего не нашлось.

– Положите на стол, – велел Валантэн, не отрываясь от своей писанины.

В комнате наступила тягостная тишина – такая бывает в суде, когда объявляют смертный приговор. Беспомощные восклицания герцогини давно уже отзвучали. Непомерная ненависть лорда Галлоуэя была утолена, и вместо нее пришло даже нечто вроде отрезвления.

Тут неожиданно заговорила леди Маргарет – звонким, чуть дрожащим голосом, каким говорит отважная женщина, если вынуждена высказываться на публике:

– Я скажу! Мистер О’Брайен не может вам ответить, что он делал в саду, поэтому отвечу я! Он просил меня выйти за него замуж. Я отказала. Я объяснила, что в силу обстоятельств могу подарить ему только свое уважение. Он немножко рассердился. Кажется, мое уважение ему не требовалось. Любопытно, – прибавила она с бледной улыбкой, – как он теперь к нему отнесется? Потому что я снова предлагаю ему свое уважение. Я готова где угодно поклясться, что он ни за что не сделал бы такого!

Лорд Галлоуэй бочком придвинулся к дочери и стал увещевать ее, воображая, будто понизил голос.

– Мэгги, придержи язык! – промолвил он громовым шепотом. – Зачем ты защищаешь этого типа? Где его сабля? Где, черт побери, его кавалерийская…

Лорд запнулся, озадаченный странным выражением лица дочери, – к ней в эту минуту были прикованы все взгляды.

– Старый дурень! – произнесла она негромко, хотя и без всякого почтения. – Чего ты добиваешься? Я сказала, что этот человек был со мной и что он невиновен. А если бы он был виновен, все равно мы находились вместе! Если он только что убил человека в саду – кто видел это или уж по крайней мере не мог не знать? Неужели ты так ненавидишь Нила, что готов и собственную дочь…

Леди Галлоуэй пронзительно вскрикнула. Остальные с дрожью волнения наблюдали, как у них на глазах разворачивается дьявольская трагедия – из тех, что случаются между влюбленными. Перед собравшимся обществом старинными портретами выступали из темноты бледное, исполненное гордости лицо шотландской аристократки и ее возлюбленного, ирландского авантюриста. Затянувшаяся пауза таила в себе неясные воспоминания об ужасных исторических случаях – убитых мужьях и коварных любовниках.

Среди зловещей тишины прозвучал бесхитростный голос: