Мисс Остин

Кассандра улыбнулась в ответ.

– Дорогая, совершенно с вами согласна. Как вы знаете, мало кто предан семье и семейным воспоминаниям больше меня, однако даже я должна признать, что мы – отменно скучная компания, в чьей жизни никогда не происходило ровным счетом ничего заслуживающего внимания. – Вот оно, то, чего она так страшилась. Теперь непременно надо позаботиться, чтобы Мэри не добралась до писем первой.

Изабелла продолжала:

– Тетушка всецело убеждена, что разобрать семейные бумаги, решить, что сохранить, а что уничтожить, – ее, и только ее долг. Она все еще глубоко скорбит по моей матери. И говорит, что терять сестру неизмеримо больнее, чем родителя, но здесь не мне судить.

Кассандра с силой вогнала иглу в ткань, чтобы найти выход негодованию. Неважно, кто покоится в гробу, – Мэри Остин всегда назначит Мэри Остин главной из скорбящих.

– Она уже приступила к делу?

– Нет, еще не успела. Тетушка Мэри со всей определенностью намеревается заняться бумагами, но у нее, разумеется, неимоверное множество дел. Отчего-то у нее забот гораздо больше, чем у всех нас. Ей постоянно что-то да мешает.

Кассандра с новыми силами принялась уговаривать Изабеллу, чтобы та прогулялась в деревню – надо же отдохнуть, она ведь так потрудилась утром. Слова ее встретили лишь слабые попытки сопротивления: Дина уже ушла с поручениями, крайне невежливо оставлять гостью в полном одиночестве, – но попытки эти удалось быстро преодолеть. Вскоре Изабелла ушла за плащом и шляпкой. Неужели дом наконец-то остался в полном распоряжении Кассандры?

Она убрала рукоделие в саквояж и вышла в холл. В доме было тихо. Преодолев половину лестницы, Кассандра выглянула в окно. В саду и на склоне у реки – никого. Поднявшись на второй этаж, она вновь прислушалась – вдруг в доме есть дневная прислуга, которая до того не показывалась на глаза? Вдруг в верхних комнатах кто-нибудь трудится?

Кассандра не улавливала присутствия посторонних, хотя и ясно было, что по дому еще многое нужно сделать. Она перешла в старую детскую, выглянула в заднее окно. В укромном уголке некогда процветающего птичьего двора коротал время Фред – жевал табак и строгал палочку, а тощие птицы тем временем копошились в земле.

Кассандра издавна восхищалась приходским домом как образцово налаженным хозяйством. Велось оно всегда так, как она сама вела бы дом, будь на то воля судьбы и сложись ее жизнь иначе. А потому теперь Кассандру неприятно ошеломило, какое разгильдяйство и небрежение успели воцариться в доме за последнее время и до чего быстро попросту распался еще недавно столь строгий уклад. Она прямо-таки изнывала от желания навести здесь порядок: ради репутации Элизы не годилось передавать дом и двор преемнику в таком жалком состоянии. И она непременно наведет здесь порядок – но позже. Покамест этот хаос как нельзя лучше отвечал ее намерениям. Уже куда более уверенным шагом Кассандра направилась в комнату хозяйки.

Дверь была открыта нараспашку, будто Элиза только что ушла. Кровать была все еще застелена ее лоскутным покрывалом, у лампы на комоде поджидал свою владелицу ночной чепец. На туалетном столике у окна были разложены гребни и щетки, с полочки у зеркала струились ленты, на спинке стула висела ночная сорочка. Кассандра тяжело опустилась на резную дубовую скамью у стены – открывшаяся картина потрясла ее до глубины души: еще недавно живая жизнь застыла, словно парализованная; замерло, остановилось мгновение.

Кассандра изучила картинки, развешанные на стене, – именно они представали взору Элизы по утрам, когда она открывала глаза: незатейливые молитвы и девизы, вышитые детскими руками. «Нет места лучше дома», – прочитала она и покачала головой: такие банальные слова и так ужасно неуклюже вышиты. До чего странно, что Элиза выбрала для убранства именно их и так и не сняла со стены. Но вот вам унизительные и неизбежные издержки материнства: женщина со вкусом вынуждена бережно хранить то, что не заслуживает даже беглого внимания. В старых девах жить хорошо отчасти и потому, что, по крайней мере, стены твоего дома принадлежат лишь тебе. Эта мысль изрядно оживила Кассандру. Поднявшись, она продолжила поиски.

Под кроватью не отыскалось ничего, кроме катышков пыли. В гардеробе – ничего, кроме моли и одежды. Пуфик выглядел многообещающе, но в нем нашлось лишь постельное белье. Кассандра огляделась, и внимание ее привлекла та самая скамья, с которой она встала. До чего старая и уродливая! Уж наверно, она появилась в доме вместе с первым поколением Фаулов, но громоздкая, тяжелая, из такого грубого темного дерева – в спальне образованной современной дамы она была совсем не к месту… И вдруг Кассандру в мгновение ока озарило, почему эта скамья здесь.

Она пересекла спальню, сняла с сиденья длинную плоскую подушку, положила на пол и не без труда преклонила колени. Ей едва удалось поднять дубовое сиденье. Пришлось нажимать сильнее, еще сильнее – Кассандра даже не подозревала, что у нее найдется столько сил. Кровь прилила к голове. Сиденье с громким скрипом поддалось и явило ей содержимое ящика. Поиски были окончены. Кассандра ухватилась за гладкое дерево и заглянула внутрь.

Перед ней лежали письма всей ее жизни.

В тот вечер на ужин подали блюдо, приготовленное непонятно из чего, – бесцветное месиво, совсем не радующее вкус. Кассандра подумала, что застала последние мгновения его жизни, когда оно копошилось в грязи на птичьем дворе, но в остальном едва ли обратила внимание на то, что ест. Занимало ее лишь одно, а именно – как поскорее ускользнуть к себе в комнату, запереться и снова взяться за письма.

– Ума не приложу, отчего я так устала. – Она положила столовые приборы на тарелку, которую не вполне успешно попыталась опустошить. – Я так мало сегодня сделала по сравнению с вами, Изабелла. И все же, боюсь, мне скоро придется отправиться в постель.

Никаких возражений она не ожидала. В конце концов, когда нежеланная гостья и никому не нужная обуза молчит и уходит к себе, это воспринимается как проявление вежливости. Бедная мисс Мёрден большую часть своей жизни провела, притворяясь, будто счастлива сидеть в одиночестве у себя в комнате. Потому-то Кассандру так ошеломил отклик Изабеллы.

– О, прошу вас, Кассандра, не уходите еще! Я не скоро лягу спать, и, если вы уйдете, я останусь совсем одна! – С прогулки в деревню Изабелла вернулась разрумянившаяся и довольная и до этой самой минуты сохраняла бодрость. А теперь снова впала в уныние. – Мне так тяжело одной, когда нечем заняться.