Я возвращаюсь за тобой

Две смерти.

1…2…3…4…5…6…7…8…9…10…11…12…13…14…15…16…17…18…19…20…21…22…23…24…25…26…27…28…29…30…

Три смерти.

1…2…3…4…5…6…7…8…9…

Быстро, да?

Но ты сразу же растерял все свои знания, умник, когда эта девчонка умирала у тебя на руках, размозжив себе голову. Смерть, которая происходит у тебя на глазах, это не цифры в книжках, не так ли?

* * *

«Мазерати» выдохлась на пересечении Бауэри и Стювесант-стрит. Словно песенка со старой пластинки, ритмичная мелодия мотора постепенно стихла. Машина медленно проехала еще несколько метров и остановилась.

Только этого не хватало.

Итан хлопнул дверью машины и встал на тротуар. Осмотрелся. Он стоял в начале Сент-Маркс-плейс, в самом сердце Ист-Вилледж. Это был странный район, один из последних кварталов Манхэттена, который избежал «чисток» в последние десять лет.

Вздохнув, он открыл капот. Машина-то совсем новенькая, он заплатил за нее 140 тысяч долларов…

Он склонился над мотором, с сомнением покачав головой.

Ладно, бессмысленно делать вид, что ты разбираешься в моторах…

Он порылся в портфеле, нашел страховую карту, набрал номер и попросил прислать эвакуатор.

– У нас нет машин экстренного вызова, можем прислать помощь только через два часа, – извиняющимся тоном сказала оператор.

– Два часа! – чуть не поперхнулся Итан.

– Забастовка такси повлияла на дорожное движение, – объяснила она, – много аварий.

На том разговор и закончился. В крайнем раздражении он захлопнул капот и закурил: обычно это помогало успокоиться.

Улица была подозрительно пустынна, дул южный ветер, поднимавший столбы пыли, крутивший вдоль тротуаров опавшие листья и газеты, выпавшие из мусорных бачков. Надо признать, не самый чистый уголок Манхэттена. Ист-Вилледж был запущенным, пользующимся дурной славой районом, где обосновались наркодилеры, проститутки, люди, имевшие проблемы с полицией, и вообще маргиналы всех мастей. Но это также было и место, где творили битники, играл джаз, расцветала контркультура, рок и панк. Здесь сразу вспоминались легендарные имена: Телониус Монк, Энди Уорхол и Жан-Мишель Баскиа; Патти Смит, «Полис» и «Клэш» выступали в клубе CBGB[10 - CBGB – музыкальный клуб, существовавший с 1973-го по 2006 год в Нью-Йорке. Название клуба расшифровывается как Country, BlueGrass, Blues, но он, вопреки намерениям основателя, стал известен не столько исполнением кантри или блю-грасс, сколько тем, что здесь зародились панк-рок и нью-вейв.], который находился чуть дальше по улице. Конечно, со временем район изменился, стал гораздо оживленнее, но сохранял репутацию места, где царят андерграунд и независимая культура.

Итан сделал несколько шагов по Сент-Маркс-плейс. Он уже бывал здесь пару раз и помнил эту оживленную улицу с барами, секонд-хендами, лавочками, где продавались старые диски, и салонами татуажа и пир синга. Но в эту субботу Сент-Маркс-плейс, казалось, оцепенела и была похожа на улицу какого-то города-призрака.

Резкий визг тормозов заставил его обернуться. Мчавшееся сзади на всей скорости такси, чуть не сбив его, дернулось и затормозило всего в нескольких метрах.

Странно…

Это был не традиционный «Форд Краун Виктория», который обычно ждет пассажиров на углу улицы, а давно вышедшая в тираж модель – «Чекер» с округлыми формами, который можно увидеть только в старых фильмах. За рулем такого сидел Де Ниро в «Таксисте».

Итан нахмурился.

Наверняка коллекционная машина…

На крыше машины горели три световых знака, что означало – такси свободно. И что еще удивительнее, аварийная лампа, которую обычно используют, чтобы предупредить полицию об опасности, тоже была включена.

Охваченный любопытством, Итан подошел к автомобилю поближе. Когда он наклонился к окну, стекло опустилось, и он увидел огромное лицо.

– Куда-нибудь подбросить?

Шофер был чернокожим, могучего телосложения, лицо выбрито, кожа лоснилась. Правый глаз был незрячим, и закрывавшее его веко придавало таксисту меланхолический вид.

Итан попятился, удивленный неожиданным предложением.

– А вы работаете?

– Можно и так сказать.

Терапевт заколебался. Предложение казалось заманчивым: он ни в коем случае не собирался два часа дожидаться аварийки, а, по счастью, «Мазерати» стоял в таком месте, что совершенно не мешал движению. В конце концов он открыл дверь желтой машины и устроился на заднем сиденье.

Таксист тронулся с места, даже не спросив, куда ехать.

* * *

Как только Итан понял, что в такси нет счетчика, он спросил себя, в какую передрягу опять ввязался. Как и любой житель Нью-Йорка, он слышал о том, как в нелегальных такси грабят туристов, но сомневался, что это тот самый случай: несмотря на телосложение как у регбиста, этот таксист почему-то казался странно кротким.

– Тяжелый день? – спросил он, поглядев на Итана в зеркало заднего вида.

– Уф… да, хуже некуда, – признался Итан, растерявшись. И внимательнее вгляделся в шофера. Как у Роберта Митчема в фильме «Ночь охотника», на каждой руке у него были татуировки, на пальцах синели буквы LOVE и FATE[11 - Любовь и судьба. Слово «fate» (судьба) заменяет здесь привычное слово «hate» (ненависть) из песни Эйо.], видимо, судьба у него была непростая. На лицензии таксиста, прикрепленной к спинке сиденья, можно было прочесть его имя – Кертис Нэвилл – и то, откуда он родом, – из Бруклина.

– Вы в этом вообще не виноваты, – вдруг произнес он ободряющим тоном.

– В чем?

– В самоубийстве девочки.

Итан вздрогнул.

– Вы о чем?

– Вы сами прекрасно знаете.

– Вы… вы видели меня по телевизору, да? – спросил терапевт, вспомнив убегающего оператора. – Уже успели показать!

Кертис уклонился от прямого ответа.

– Нельзя противостоять естественному ходу событий, – пробормотал он. – Нельзя ничего сделать со смертью и предотвратить ее.

Итан вздохнул, даже не пытаясь возражать. И глянул на зеркало заднего вида – свисавшие с него четки из серебра и перламутра тяжело покачивались в такт движению машины.

– Делать вид, что борешься с судьбой, – это просто иллюзия, – продолжал чернокожий.

Итан покачал головой. Не первый раз ему приходилось выслушивать излияния просветленного. Главное – не дать втянуть себя в эту игру.