Записки о Новгороде

«Самый известный новгородский монастырь»

Осенью, когда мёртвая листва лежит на земле, или зимой, когда всё вокруг бело и пустынно, на правом берегу Волхова хорошо видны постройки древнего Антониева монастыря. Купола Рождественского собора, напоминающие шляпки каких-то диковинных грибов, чётко выделяются в голубой дали.

А летом и весной монастырь скрыт листвой деревьев, и турист может ориентироваться только по карте или по берегу Волхова.

Сложно переоценить значение Антониева монастыря для культурной и экономической жизни Новгорода. Монах Кирик здесь производил сложные математические исчисления[6 - Историк В. В. Мильков писал о нём: «Творчество Кирика Новгородца – это всплеск веротерпимой, голодной до всяких знаний учёности. Европейский научный опыт и проникновение в тонкости христианской догматики предопределили всеохватывающий подход Кирика к осмыслению действительности. Через призму канонов учёный инок оценивает церковную практику и своих современников, и с этих позиций он, по сути, создает энциклопедию тогдашней русской жизни. Брошенное на русскую почву переселенцами из Рима зерно знаний дало первый и зрелый плод средневековой русской научной и догматической мысли. Равный Кирику уровень математической квалификации на Руси был широко освоен только к XVI в., а установления его „Вопрошания“ веками не теряли актуальности и включались в Кормчие книги».], Тихон Задонский постигал премудрости богословия. И пусть сегодня территория и постройки монастыря разделены между местными музеем и университетом, что-то неуловимое, глубокое, помнящее Антония Римлянина, незримо присутствует в тени деревьев. Здесь даже хранят камень, на котором приплыл (верю, ибо абсурдно!) будущий основатель монастыря, а в соборе видны древние фрески (жёлтые нимбы, каменные розовощёкие лица, отсутствие эмоций).

Кстати, о соборе Рождества Богородицы Павел Алеппский писал: «В этой церкви несчётное число редкостей, сокровищ, подсвечников и икон серебряно-вызолоченных с драгоценными каменьями, ибо все жители этой страны имеют большую веру к святому и очень его почитают…». Сегодня в соборе ничего подобного нет. Пустота и тишина. Слышно только, как вороны садятся на кресты и кричат на весь мир.

Собор Рождества Богородицы (XII век).

А о церкви Сретения, находящейся по левую руку от входа в монастырь, Э. А. Гордиенко заметила, что её «физическая реальность и предметность… рискованно близка образцам западноевропейского зодчества». Это творение новгородского зодчего, по словам исследователя, «отличалось взвешенностью, продуманностью конструктивного решения, глубокой и простой логикой, ясностью, цельностью, завершённостью мысли».

Каждый монастырь, как человек, имеет свои наклонности и характер. Что касается Антониева, то это ярко выраженная склонность к книжности и педагогике, к тихой созерцательности вдали от т.н. «общественной жизни». Разумеется, антониевские монахи участвовали в различных новгородских событиях, однако атмосфера, суть их монастыря — в углублённой, сокрытой от посторонних глаз жизни, направленной на улучшение человеческой природы.

Может быть, именно поэтому сегодня под ветвями местных деревьев так спокойно и так хорошо думается. Даже крики ворон, населяющих крыши окружающих зданий, только подчёркивают тишину, «медитативность» этого места. Вероятно, наилучшим временем для посещения монастыря является зимний или осенний вечер, когда народа почти нет и покой неотвратимо воцаряется на волховских берегах.

О Юрьевом монастыре

Монастырь находится в пяти километрах от Новгорода. После кружения по местным болотам в течение приблизительно двадцати минут автобус привозит туристов к стенам монастыря.

Это — одна из самых древних обителей России, имевшая большое значение не только для всей страны, но и для Новгорода.

Вид на Юрьев монастырь из музея народного деревянного зодчества «Витославлицы».

В этом смысле его можно сравнить, пожалуй, только с собором святой Софии — он был архивом, библиотекой, княжеской усыпальницей, небольшой крепостью. Фантастические богатства монастыря (приведём только описание: «бронзовый иконостас украшен с особым великолепием драгоценными камнями… одна жемчужина, подобная груше, висит на осыпанном бриллиантами венце Господа») способствовали накоплению в его стенах выдающихся произведений искусства. Хотя обитель отличалась строгим уставом, её нельзя назвать закрытой, наоборот, Юрьев монастырь — очень «публичная» организация. Поэтому даже в не туристический сезон в нём нечасто можно встретить тишину.

Впрочем, новгородская история редко была тихой.

Главная достопримечательность монастыря — Георгиевский собор, который справедливо называется исследователями «наиболее совершенным и зрелым произведением новгородского зодчества княжеского периода». Но кажется, что лучшие слова подобрал упомянутый выше Павел Алеппский: «благолепный, большой, просторный, радующий душу». Творение мастера Петра настолько сроднилось с местным пейзажем, что давно стало его частью. Сегодня даже как-то странно осознавать, что когда-то на этом месте не было этих высоких белых стен и серебристых башен. При всей силе, мощи, мужественности своего облика собор не кажется грузным и неповоротливым. Точно найденные пропорции делают его строгим, подтянутым и изящным.

Того же нельзя сказать о находящихся рядом Крестовоздвиженском соборе и колокольне. Первый расплылся по земле, как большая разноцветная медуза, а вторую изумлённый взор путешественника с трудом удерживает на земле. Что-то изменилось со временем в сознании зодчих, что-то было утеряно. Какие-то другие музы освящали их чертежи.

Георгиевский собор важен не только как первоклассное произведение архитектуры, но и как своеобразная летопись. В его лестничной башне находятся граффити, которые содержат исторические сведения: даты смерти церковных и светских деятелей, упоминания монастырей. Не менее важны покаянные надписи, в которых «тати погребные» признаются, что они «самые грешные из людей».

Одно из лучших украшений Юрьева монастыря, несомненно, – длинные ряды цветов, которые по весне высаживают трудолюбивые монахи. Запах молодых, ярких растений привлекает и обезоруживает. Райский сад во всей красе предстаёт перед озадаченным туристом.

Многое пережил Юрьевский монастырь на протяжении истории: здесь жили простые обыватели, была почта, техникум, в Георгиевском соборе сидели вражеские наводчики… Но сегодня, слава Богу, «биография» монастыря возвратилась в прежнее русло, и в нём, как прежде, процветает монашеская жизнь.

Про скит, где живёт кошка

Он расположен недалеко от Юрьева монастыря, на живописном берегу Волхова. Путеводители хором говорят, что в незапамятные времена здесь было языческое капище Перуна.

Скит отделён от земной реальности милой оградкой, в чьей биографии не предусмотрено участие в боевых действиях. Здешние насельники испытывают особую (и очень похвальную) неприязнь к алкоголю. Это, вероятно, связано с конфликтами с «шашлычниками», располагающими свои тучные тела и мангалы неподалёку от скита, также на живописном берегу Волхова. Поэтому неудивительно, если у входа в скит ваши сумки будут тщательно досмотрены двумя крепкими послушниками. Это неприятное, но необходимое мероприятие.

Кстати, о крепких послушниках.

Во время одного из моих визитов в Перынь из братского корпуса вышло несколько молодых людей. Их костюмы не сохранились в архиве моей памяти, поскольку взгляду не за что было «зацепиться». Помню только нечто мутное и балахонообразное. Итак, молодые люди, до этого рьяно упражнявшиеся в увлекательных беседах (я их видел, когда вошёл в скит, потом они исчезли за дверью братского корпуса), решительно прошествовали к храму Рождества Богородицы и не менее решительно отворили скрипучие двери. Поскольку я оказался в непосредственной близости от входа, то был «мягко, но твёрдо» приглашён войти и принять посильное участие в предполагавшемся действе. В храме было пусто, светло и чисто. Молодые люди с каменными лицами и горящими взорами пели недолго. Потом они закрыли толстые книги и, уже выходя из церкви, вручили мне буклет, красочно повествующий об истории скита. Таково было моё знакомство с насельниками.

Из-за того, что в скиту очень тихо, становится слышной жизнь, в городских условиях обречённая на небытие: плещется рыба в реке, недовольно гудят шмели, кричат грачи и утки, с нежным шелестом пролетает стрекоза.

Эта «природная тишина» делает осязаемой связь времён, в суете будней не замечаемую человеком. Как писал один великий человек, «здесь оживает чувство истории, приходят на память скупые летописные известия, дополняемые крупицами исторических знаний, добытых учёными изысканиями…»

Церковь Рождества Богородицы (XIII век) встречает посетителей несколько боком. Она удивительна. Её сувенирно-минималистский внешний облик застревает в сознании, как неразорвавшийся снаряд в земле. Кажется, зодчий, безусловно, знакомый с новшествами современной ему архитектуры, решил не утомлять зрителя «украсами». Исследователь архитектуры Вл. В. Седов писал, что в этой церкви «новгородская пластика XII в. совместилась с упрощённой иконографией, заимствованной у смоленской артели». Но мастер, как указывается в свою очередь в другой толстой книжке, «постарался „возвеличить“ свою маленькую постройку, разместив её окна в три яруса, а малая высота апсиды… заставляет казаться больше объём самого храма. Ярусы окон, как и невысокие восьмигранные столбы под хорами, заставляют казаться больше и внутреннюю высоту этого здания». И, наконец, если выражаться исключительно собственным языком, то можно сказать, что эту церковь могут охарактеризовать такие слова, как монолитность, лёгкость, уравновешенность и покой.

Церковь Рождества Богородицы (XIII век).

Но, вероятно, богослужебные функции церкви Рождества Богородицы, как это ни странно прозвучит, были в ней не главными: храм обозначал границы города и одновременно «работал» маяком для местных рыбаков. Кстати, эта миниатюрная постройка считается последней церковью домонгольского периода. Новгородская архитектура всегда развивалась по пути от «большого и торжественного» к «маленькому и крепкому».

Рядом с церковью расположены красные постройки, не скрывающие своё псевдорусское происхождение. Их художественные достоинства прекрасно заменяются прочностью и аккуратностью.

Сегодня жизнь в скиту продолжается. Времена упадка, когда здесь оставался один старец Максим да пять книг, позади. В этом смысле очень символичной кажется возможность в ясную погоду наблюдать где-то вдали церковь Николы на Липне, построенную уже после нашествия саблезубых монголов. Та связь времён, о которой писалось выше, не прервалась.

А ещё в скиту живёт кошка. Когда я спросил, как её зовут, она почему-то застеснялась и не ответила. Но потом, освоившись, попросила передать привет её коллегам, подвизавшимся в других скитах и монастырях, особенно коту Ваське из Кирилло-Белозерского монастыря, с которым её связывают давние тёплые отношения (исключительно дружеские).

Скит (совет другу)

После слёз и словесного сора
очутись в новгородской глуши,
там, где волны лохматые спорят
и шуршат на ветру камыши;
там, где древняя церковь сверкает,
как шкатулка в покоях царя,
и вечерней порой навсикаи
носят горы чужого белья.
Сядь на камень. В бесцветные дали,
словно в зеркало, друг мой, взгляни,
и тогда среди бед и печалей
золотыми покажутся дни.

Два храма

На Торговой стороне, чуть в отдалении от главных туристических маршрутов, скрываются от глаз два храма. Один из них освящён в честь Апостолов Петра и Павла, другой — Ильи Пророка.

Надо сказать, что это сегодня их местоположение приходится на тихий тупичок в недрах Торговой стороны, а в древности здесь находился один из парадных въездов в Новгород. Храмы, первыми встречавшие гостей и врагов, были построены на этом месте уже в XII веке, но только с XIV – XV столетия они смогли любоваться друг другом в своих нынешних обличьях. Храм, посвящённый Илье Пророку, назван известным исследователем «одним из наиболее значимых в градостроительном отношении».

Начнём с произведения мастера Лазуты – храма Апостолов Петра и Павла на Славне. Он построен в 1367 году, это — родной брат петропавловского храма в Кожевниках, Фёдора Стратилата, Преображения на Ильине улице и других, не менее блестящих представителей этой фамилии. Сегодня он закрыт, фрески после войны не восстановлены. Суровый, почти крепостной облик храма, объясняющийся его почти приграничным положением, смягчается яблонями и рябинами, растущими в изобилии вокруг холодных стен. На стенах почти нет украшений. Но, как это ни странно, взгляд и не просит их. Эстетическое чувство вполне удовлетворено совершенством классических новгородских форм. Тишина, верный спутник Истины и Вечности, почти материальна здесь. Иногда нарушают её только чёрные птицы, устраивающиеся на отдых около крестов. Но резкие птичьи крики находятся как-то вовне той метафизической атмосферы, которая подобно защитному экрану накрывает храм. Образованное экраном безвоздушное пространство предохраняет памятник от влияния времени и переносит на страницы архитектурных хрестоматий, гарантируя бессмертие.

Церковь Апостолов Петра и Павла на Славне (1367).

Его сосед, если б был болтливой женщиной, мог бы хвастаться богатством своей биографии. Он был и местом обитания геодезической партии, и простым домом, и старообрядческой церковью. Сегодня, как гордо гласит укреплённая на его стене вывеска, «сей храм Истинного Православия готовится к реставрации». Слава Богу. Но, судя по грязным шторкам, в нём до сих пор живут люди. И их жилищный вопрос должен не «готовиться», а срочно «реставрироваться» (кажется, в настоящее время там действительно начинаются большие реставрационные работы, обещающие завершиться к февралю 2019 года). Здание в предынфарктном состоянии, барабан с куполом давно снесены. Несмотря на то, что в окнах открыты форточки, на подоконниках стоят горшки с цветами, никто из жителей никогда не появлялся около этого дома-храма. Я был несколько раз в этом месте, в разное время года. Никто и никогда.

Теперь об образе.

Общий облик храма Ильи Пророка из-за его многочисленных приделов весьма напоминает курицу-наседку, успешно пытающуюся собрать под крыло не в меру прытких цыплят. Маленькие комочки разбегаются в разные стороны, но всякий раз бдительная мама возвращает каждого на положенное место. Впрочем, у каждого глядящего на этот храм могут быть свои образы. Кто-то сравнит его с Казанским собором в Петербурге (он также обнимает площадь своими «крыльями»), кто-то — с расплывшимся пудингом. Но это уже из другой области.

А между двумя этими новгородскими храмами разбит сад.