Нужда песенки поет

– Отчего ж вы, – спросил я, – выбрали такое занятие, фокусы?..

– Да ведь выберешь и не такое, коли сюда подойдет (гость указал на горло): родители-то наши об нас не думали, когда на свет нарождали. Но я не ропщу! Видит бог!.. Маменька тоже и свою чистоту должна соблюдать… Извольте видеть, как было: маменька-то были девицы… А у них на квартире семинаристы жили… Вот один был, Иваном звали… Через все это и вышел Капитон Иваныч… Изволите понимать? Ну-с, так вот они меня и отдали на воспитание в чужие люди. Помню, десяти годов я был, мать меня от чужих взяли и к себе в дом поместили… И жалко-то ей и опасно. В ту пору за нее жених сватался. Ну и неловко. Призовет, бывало, меня с улицы, хочет азбуке поучить, скажет: «аз, буки». А калитка стук, – жених идет… Меня вон. «Спрячься на погребицу…» И сидишь. Да не один жених мешал: чуть кто-нибудь и из своих ежели случится, всё опасаются и вон посылают… Вижу и горько-то ей, и не можешь никак пособить… Раз гостила у нас полгода тетка матушкина, так меня целые полгода изо двора во двор гоняли. Как видишь стемнело, – домой; а матушка уж в саду у забора дожидается и еду принесла. Ем я, а она стоит да заливается, а потом уложит в бане спать, перекрестит, посидит еще, поплачет и пойдет… А чуть свет – я опять драла; где-где не шатаюсь! Вот тут-то я и в искусство начал входить… Настоящей науки-то, то есть читать-писать, не имел, мастерства никакого не знал, а во всем нуждался. Вот я и решил по волшебному мастерству пойти… А тут маменька вскорости замуж вышла, ну уж тут мне надо было совсем прочь уходить; вот я и стал со всякими проезжающими артистами знакомства заводить. Стал примечать… Они меня куда-нибудь пошлют, я заместо того прошу секрет мне растолковать. Вот так и началось… По первому-то началу трудно мне было. Разговор у этих, у иностранцев, чудной, ничего не разберешь. Ну, а потом стал привыкать, помаленьку да помаленьку, да теперь и достиг… С кем вам будет угодно могу разговаривать. Немец ли, француз ли, арап ли…

– С арапом-то как же?

– С арапом-то? Да как же с ними говорить?., говоришь обыкновенно уж кой-как, как-нибудь там разговариваешь: гара-дара, кара-бара, ну он и понимает… «А что, скажешь, сём мы по рюмочке кольнем?» – «Бара-бара!» Ну и выпьем… все едино! И можно даже сказать, что в нашей земле эти разные языки ничего не стоят; ежели в нашу сторону попал, то свой язык должен прекратить. Потому у нас первое дело – начальство: ты ему хоть по-каковски рассуждай, а прошение пиши по-нашему – на гербовой бумаге. Это раз. И опять же Иван Филиппычу два с полтиной ты отдай. На каком языке ни лопочи, а уж он с тебя стребует; у него разбору нет – арап ты или же ты наш православный. Цена одна для всех. Так-то-с!

Рассказчик на время приостановился.

– Так, докладываю вам, – продолжал он, вздохнув, – так вот я от дому поотбился… На семнадцатом годике начал я в первый раз от себя представления давать; через два года женился. Да так и живу! У маменьки-то теперь уже дочери замужние – за благородных выдала двух, третья, девушка, при ней… Один сын в Санктпетербурге, в военной службе, офицер. Кое-когда слухи доходят; к маменьке иной раз зайдешь с заднего крыльца: пирога вынесет, поцелует в лоб, заплачет и скажет – уступай!» Сестры-то и знают, кто я, но виду не показывают. И я на это не обижаюсь, истинным богом говорю. Кто я? Сказано: «непетый кулич никто есть не станет», так и я… Ежели они со мной перед людьми знакомство выкажут, тотчас же мораль об них пойдет. Лучше же я их оставлю. Дай им, господи, всякого благополучия! Сказывали уж и за младшей жених присватывался, дай ей бог!.. Истинно – от души! И родителя тоже редко вижу. (Давно уж в камилавке[5 - Камилавка – высокий головной убор православных священников, жалуемый им в знак почета.]!) Издали только голову качнет, когда видит, что я ему кланяюсь… Чует мое сердце, хочется ему мне словечко сказать, ну, да сан ему не дозволяет. Так я вот все один с семьей и треплюсь! Однажды только военный-то брат, что в Санктпетербурге, забежал ко мне… Уж истинно осчастливил; как же-с, сами посудите, благородный человек, и разыскивал меня по всему городу!.. Только и это дело у нас не поладилось. Обрадовался я ему и послал тихонько за водкой. Надо же чем-нибудь человека принять!

«Сидим мы с ним в саду, толкуем. «Позвольте, говорю, жену я вам свою покажу?..» – «Я ее, говорит, видеть не могу… Она погубила тебя… Ты опустился, упал. Я, говорит, и шел за тем, чтобы тебе это сказать… Ты должен, говорит, бросить жену… ты самородок, она дубина!» Я руками и ногами. А в это время – несут водку. Братец мой осерчал, и весьма осерчал… «Ты, говорит, пьяница! Я хотел, говорит, тебя поднять, а ты свинья…» – «Помилуйте, говорю, братец! Верьте богу, истинно от души!» – «Нет, нет, говорит, я вижу… Это в вас самих, говорит, сидит подлость-то! Хочешь разъяснить ему, а он водку!.. Свинья!..» – «Да, братец», говорю… «Нет, ты просто, говорит, свинья, свинья и свинья… До свиданья! Прощай!» Хлопнул калиткой – и был таков.

«Так я больше никого и не видал из родных у себя… Точно, грустно иной раз бывает, всеми оставлен, ну, да зато жена, дай ей бог…»

* * *

Через несколько минут, стоя у окна, я видел, как господин Иванов плелся по тротуару. Шел он тихо, заглядывая во внутренность лавок, и остановился у дверей фруктового магазина. Я видел, как лысый купец взял у него из рук бумагу, посмотрел и опять возвратил, махнув рукой. Иванов вежливо раскланялся и поплелся дальше.

Примечания

Впервые рассказ напечатан в журнале «Дело», 1866, I, под заглавием «Нужда песенки поет (Из провинциальных заметок)»; с незначительными сокращениями и изменениями стилистического характера перепечатывался в сборнике «В будни и в праздник», СПБ., 1867 года (под заглавием «Фокусник»), в сборнике «Очерки и рассказы», СПБ., 1871 года и во всех изданиях «Сочинений».

«Нужда песенки поет» – рассказ о бедняке, кз нужды сделавшемся фокусником, – в 90-е годы и в начале XX века неоднократно издавался в сериях изданий для народа. Высокий гуманизм рассказа обеспечил ему большой успех в широких народных массах. Известно, что в 80–90-х годах этот рассказ нередко читался крестьянам, всегда выслушивался ими с большим интересом, глубоким сочувствием к Иванову и его жене и вызывал горячие рассуждения по поводу затронутых в рассказе вопросов.

Г. И. Успенский сам читал этот рассказ уже в 1887 году на литературном вечере в Москве, в дни своего юбилея, 25-летия литературной деятельности, что свидетельствует о высокой оценке рассказа самим писателем.

Рассказ основан на материале, собранном Успенским во время его поездок в Тулу в 1865–1866 годы.

notes

Сноски

1

Каббалистика – средневековые магические «науки».

2

Ескамотирование (правильно эскамотирование) – здесь: фокусы, основанные на ловкости рук.

3

Сватали.

4

«Сём я» – то есть: «Ну-ко я», или: «А что если» и т. д.

5

Камилавка – высокий головной убор православных священников, жалуемый им в знак почета.