Теневая Черта. Звездные ловцы. Звездный Рубеж

Майкл Ди обеспечивал финансовую поддержку своей дочери Хельге, правившей холодными бесчувственными владениями под названием Фестунг-Тодезангст[8 - Крепость Страха Смерти (нем.).] на Мире Хельги. Они с дочерью только что получили права на некое сомнительное имущество.

Мыш уставился в спину отцу. Даже он не смог бы столь хладнокровно распорядиться о чьей-либо смерти!

– Взорвите также корабль Майкла, – приказал Шторм. – Пусть это выглядит так, будто Абхусси подошел к нему слишком близко, соприкоснувшись полями. Поручите эту задачу Бенджамину и Люциферу. Пора им отплатить долг.

Братья Дарксворд схватили вице-президента за руки и бесстрастно повели черномирца навстречу гибели. Их вполне можно было принять за двух пожилых джентльменов, вышедших с другом на послеобеденную прогулку.

Мыш почувствовал, как внутренности сжимаются в тугой комок.

– Кассий, – прошептал Шторм, повернувшись спиной к Ди, – запри его на какой-нибудь дальней станции, где есть персонал. Официально он здесь так и не появлялся. Передай остальным.

– Так мы выиграем не больше месяца, – ответил Кассий. – Ричард чертовски зол. А компании Блейка вряд ли понравится такое отношение к их людям.

Мыш вздохнул. Отец все же не был чудовищем.

– Им придется быть реалистами. Без нас им не обойтись. Потянем время и поднимем ставку. Мне нужно место в их совете и процент от добычи на Теневой Черте.

– Пытаешься увести нас с рынка?

– Вряд ли мне это удастся. Не спускай глаз с близнецов. Хватит с нас их дерьма.

– Угу.

Кассий последовал за Дарксвордами и их жертвой.

Мгновение спустя ушел и Шторм, оставив Торстона, боевых псов и воронопутов наблюдать за Майклом Ди.

Проходя мимо Мыша, он сердито прищурился и сбился с шага, будто размышляя, не высказать ли сыну пару ласковых насчет послушания, но передумал и двинулся дальше. Отказ Мыша вернуться в Академию сейчас был для него далеко не главной проблемой.

Мыш вздохнул. Он знал, что со временем отец все равно об этом вспомнит. И Кассию придется его переубеждать.

Он хмуро посмотрел вслед удаляющемуся отцу. И что теперь? По этому коридору только что убежала Полианна. Зачем отцу ее преследовать?

17. Год 2844

Старика звали Джексон, но Диту приходилось называть его хозяином. Старик был изгоем даже среди потомков сбежавших и брошенных рабов. Он жил в вонючей пещере в трех милях от селения животных. С помощью ловкости рук и обрывков медицинских познаний он сумел сделать карьеру местного колдуна. Его безумный нрав и магия держали в страхе жертв-клиентов, которые сами походили на жалких дегенератов.

Меньше чем за неделю Дит понял, что Джексон – отъявленный плут и всего лишь одинокий старик, обозленный на мир, который он винил во всех своих бедах. Его карьера колдуна была не более чем попыткой отомстить всем и вся. Слабый и жалкий, он к тому же был сумасшедшим, крайне жестоким в своем безумии. Не проходило и дня, чтобы он не подвергал Дита мучениям за вымышленные оскорбления.

Старик варил на задах пещеры омерзительное зерновое пиво, производя его сотнями галлонов. От Дита требовалось постоянно держать наготове полную кружку. Джексон всегда был наполовину пьян, но это никак не смягчало его нрава. Но больше всего Дита воротило от отношения Джексона к гигиене.

В первую неделю Дита не раз едва не стошнило. Старик даже не сходил с места, когда ему требовалось опорожнить мочевой пузырь. Он никогда не мылся. В пещере воняло сильнее, чем в логове любого зверя.

Он держал Дита на десятифутовом поводке с удавкой. Мальчик вскоре понял, что действие удавки никак не зависит от его поведения. Старик дергал поводок, когда хотел развлечься.

Вид маленького задыхающегося мальчика доставлял ему крайнее наслаждение.

Осознав, что между причиной и следствием нет никакой связи, Дит оставил попытки умилостивить Джексона. Он делал то, что от него требовали, а остальное время проводил в мрачной задумчивости или пытаясь по-быстрому что-то украсть.

Джексон не считал нужным его кормить. Более того, он приходил в ярость, когда заставал мальчика за кражей их скудных запасов. Почти каждая трапеза стоила Диту удушья или побоев.

Он научился выживать в жестокой школе Джексона. До него начал доходить смысл наставлений отца и Рхафу насчет предусмотрительности и необходимости думать, прежде чем делать.

Первый урок, ставший для него самым болезненным, унизительным и действенным, последовал после необдуманной попытки бежать. Предпринял он ее из чисто звериного желания вырваться из невыносимых условий.

В третью ночь в пещере, уже придя в себя от душевной травмы, полученной после уничтожения станции, но еще не привыкнув к дурному обращению со стороны старика, он долго не мог заснуть на куче заплесневелых листьев. Последняя заменяла ему постель. Сидя в грубо сколоченном самодельном кресле, Джексон вливал в себя кружку за кружкой, пока в конце концов не провалился в пьяный сон.

Дит ждал, заставляя себя лежать, несмотря на неодолимое желание убраться подальше. Часы сменяли друг друга. Погасли последние языки пламени в очаге, оставив после себя кучку нервно мерцающих углей.

Быстро и неслышно поднявшись, он попытался развязать узел на шее, но дрожащие пальцы не слушались, и ему так и не удалось справиться с петлей. Он тихо подполз к креслу старика, к ножке которого был привязан другой конец поводка.

На то, чтобы одолеть узел поменьше и попроще, ушло несколько минут. Близость Джексона сковывала, пальцы будто превратились в негнущиеся трясущиеся крючья.

Дит напомнил себе, что Рхафу в его возрасте уже участвовал в набегах, а сам он – первенец главы и наследник старейшего и величайшего семейства. Ему следовало быть смелее, чем обычному бездомному наемнику-сангари. Мысль эту он повторял раз за разом, вбивая ее в голову, словно молитву.

На Родине его учили придавать страху конкретный образ, превращая его в цель, с которой предстояло сразиться. Выбор цели был для него очевиден. Старик столь отвратителен, столь преисполнен зла…

Узел развязался. Дит метнулся к выходу из пещеры. Веревка потянулась за ним…

Петля вокруг горла резко затянулась, мешая дышать. Он упал, яростно царапая шею.

Джексон безумно захихикал, крепко наступив здоровой ногой на веревку. Схватив палку, он начал лупить Дита, останавливаясь лишь затем, чтобы посильнее затянуть петлю, когда пленнику удавалось ее ослабить, чтобы вздохнуть.

Наконец Джексон решил, что развлекся уже достаточно, а может, просто устал. Связав запястья Дита, он пропустил веревку через полукольцо в крыше пещеры, подняв мальчика наверх.

Дит провисел так два долгих дня. Джексон подвергал его всем мучениям, какие только мог придумать затуманенный разум, включая унизительные и бесплодные потуги на педерастию.

И в течение всех этих нескончаемых часов старик визжал:

– Думал бросить бедного старика Джексона тут одного, да? Ах ты, щенок-сангари, ты что, не знал, что настоящего мужика не перехитришь?

Дит окаменел. Откуда старик знал?

Впоследствии он выяснил: Джексон был забракованным рабом и понял, что в страхе выкрикивал Дит в ночь, когда оказался в плену.

Сквозь боль и отчаяние пришло осознание: ему придется унижаться и дальше, чтобы выжить. Придется втереться в доверие, чтобы старик не выдал селению его тайну.

Добрые поступки Джексон совершал лишь ради собственной выгоды или по недосмотру. В любом случае он ни разу не упомянул о происхождении Дита.

Пока Дит висел, страдая от отчаяния и боли, у него было время поразмыслить о том, чему учили его старшие. Он начал понимать, что значит терпение.

Старику не удалось его сломить – возможно, потому, что Диту казалась чуждой сама мысль об этом. Он не мог сделать то, чего не умел.

На Родине была поговорка: «Он сангари». Это означало: «Он настоящий мужчина», только в еще большей степени подразумевало непреклонную решимость и полную непоколебимость.

Дит был сангари.

Устав измываться, старик опустил его на землю, схватил за волосы и швырнул в кучу листьев. После нескольких ударов в назидание палкой он связал Диту руки за спиной и привязал другой конец веревки к каменному полукольцу, так чтобы Дит не мог до него дотянуться, а затем снова уселся в кресло, хихикая в грязную бороду.