Шепчущие никелевые идолы. Жестокие цинковые мелодии

– По утрам ты просто ужасен, – заявила Синдж.

– Угу, – прохрипел я, проявив максимум самообладания.

– Это все, что ты можешь из себя выжать?

– Я мог бы сказать «цыц» и «подавись», но ты бы обиделась. Я слишком тебя уважаю для этого. Итак, предлагаю собраться всем вместе и посмотреть, что это за жизненно важное коммюнике.

Дин и Синдж усадили меня в кабинете, снабдив горячим черным чаем, печеньем и медом. Я принялся за дело – более или менее решительно. Со значительным перекосом в сторону «менее».

– Что там написано?

Синдж попыталась прочесть сама, но подчиненный полковника Тупа нацарапал послание скорописью. Такое читать она еще не умела. Синдж быстро учится, но вряд ли когда-либо будет преподавать карентийскую литературу. Последняя в основном состоит из саг и эпических поэм, населенных омерзительнейшими персонажами, которых поэты превозносят за их гадкое поведение. А также из театральных пьес, они сейчас в моде, но выглядят сплошным идиотизмом, если их читать, а не смотреть на сцене.

– Тут говорится, что жрец храма Эас и Айгори, что в Квартале Грез, – выходец из Йимбера. Здесь говорится также, что Стража не будет разочарована в своем старом приятеле Гаррете, если его любознательность побудит его нанести визит вышеозначенному Биттегурну Бриттигарну, чьи соображения по поводу парней в зеленых панталонах могут представлять интерес для обеих сторон.

– То есть они сомневаются, что жрец станет разговаривать с ними, но у них нет убедительного повода, чтобы его арестовать.

– Что-то вроде того.

– Гаррет, ты только подумай, каким бы стал наш мир, если бы все были такими же заботливыми, как Дин!

– Он был бы по колено в лицемерии и к тому же стоял вверх тормашками.

– И все равно это не значит, что Дин не лучше, чем большинство других людей.

– Аминь, девочка. Только прошу, хотя бы ты не становись уличным проповедником!

– Чем больше я становлюсь личностью, тем больше меня расстраивает, как люди относятся друг к другу из-за того, что они разные.

– Я не собираюсь начинать спорить.

– Ты еще не проснулся?

– Нет, просто иначе мне придется вести спор ради спора и утверждать, что незнакомец означает опасность. Чего, кстати, никто не станет отрицать – у каждого из нас так или иначе случаются в жизни неприятные ситуации.

– Очень хорошо, мистер Гаррет, – проговорил Дин от двери кабинета. – Ей-богу, безупречное рассуждение!

– Но мы не можем себе этого позволить.

– Сэр?

– Того, ради чего ты пытаешься меня умаслить… Кстати, послушайте, я не хочу, чтобы сегодня кто-нибудь из вас выходил на улицу.

Я услышал, как Белинда наверху начала шевелиться. Дин и Синдж выглядели озадаченными.

– Покойник, – объяснил я. – За последние пару дней у нас было несколько посетителей, причем такого рода, которые обращают внимание на разные нюансы. Они могли отметить тот факт, что в настоящий момент он не услаждает нас песнями и плясками. А когда люди думают, что он дрыхнет, они, как правило, начинают наглеть.

Дин онемел. Это был худший из его кошмаров – он ненавидит Покойника. Однако мы не можем обойтись без защиты логхира. На нас точат зуб слишком многие.

– Было бы полезно, если бы вы двое приложили максимум усилий, чтобы разбудить его, пока я буду скитаться снаружи – одинокий, побитый временем светлый рыцарь, удерживающий хрупкую баррикаду между твердыней чести и бездной хаоса.

Позади Дина появилась Белинда:

– С утречком, Гаррет! В тебе не могло бы быть больше дерьма, даже если бы его заколачивали в тебя кувалдой.

Дин направился в кухню. Через мгновение он вернулся, таща с собой все, что могло понадобиться Белинде, чтобы усмирить похмелье и подготовиться к новому славному дню, полному преступлений и коррупции.

– Что бы там ни говорил Гаррет, а он настоящий мужчина! – провозгласила Белинда. – Он уже храпел, когда я не успела еще снять туфли.

Дин был доволен – хотя и слышал это прежде от меня. Но была большая разница: мое заявление ровным счетом ничего не значило. Он предпочитал не верить мне, если этого можно было избежать.

– А что я должен был с тобой делать? – спросил я. – Кроме того, что выгнать тебя отсюда, пока до Тинни не дошли слухи?

Такую возможность она еще не рассматривала. Но ее это не беспокоило.

– Кстати, позаботься об этом, Дин, – сказал я. – Постарайся не устраивать представления тысячелетия, когда будешь выпускать леди из дома.

Старик бросил на меня хмурый взгляд, означавший, что я все же поддел его – на этот раз. И ему это не понравилось.

– Я справлюсь, мистер Гаррет.

Возможно, мне следовало бы надевать под трусы кольчугу.

26

Мне не пришлось скитаться в одиночку: шпик из тайной полиции увязался за мной в полуквартале от дома. Он даже не прилагал усилий, чтобы оставаться незамеченным.

Паук Уэбб был усмирен. Но не сдался. Просто немного отстал. Он исчез позже, когда я не смотрел на него. Так же поступили и несколько других, чья манера одеваться предполагала связь с миром не облагаемых налогом развлечений для взрослых. Однако мой фаворит шаркал себе вслед за мной настолько вплотную, что мне поневоле приходилось слушать, как он напевает себе под нос. Он не прерывался ни на минуту, причем у него было еще больше проблем со слухом, чем у моего любимого антиисполнителя: меня самого. Я понятия не имел, что именно он пытался напеть.

Квартал Грез получил свое название оттого, что именно здесь духовное воображение человечества пускается во все тяжкие. А также из-за того, что война в Кантарде породила несколько поколений ветеранов, настолько циничных, что для них вера во что-нибудь традиционно религиозное могла показаться разве что дурацкой шуткой, над которой никто не смеется. В Кантарде никто никогда не молился о помощи, обещая встать на путь добродетели, там слышалось разве что: «Господь драгоценный, не мог бы ты спасти мою грязную шкуру?»

Божьи ответы были редки и беспорядочны. Наиболее жалкими из несчастных кантардских простофиль оказались те, кто действительно получил то, о чем просил. Жить с уцелевшей шкурой, но без рук или ног вовсе не так весело, как говорят.

Квартал Грез – это одна длинная улица, ведущая от берега реки в гущу одного из самых зажиточных районов Танфера. Местоположение на этой улице определяет статус поселившихся здесь божеств. Словно в сложном танце, оставшемся для меня загадкой даже после того, как я несколько раз сталкивался с ними, боги и богини Квартала Грез степенно перемещаются из конца в конец улицы, от храма к храму, в соответствии с тем, на какое количество верующих они могут претендовать. И что еще более существенно – в соответствии с тем, насколько богата их паства. Один состоятельный прихожанин-вероотступник может стоить целой шайки нищих попрошаек, какими бы преданными они ни были. Любой бог в силах сделать игольное ушко достаточно широким, чтобы через него пролезло целое стадо вонючих верблюдов. И попробуйте-ка найти богиню, у которой не было бы шести или восьми рук, протянутых навстречу пожертвованиям!

И еще… странное дело: вид храмов меняется в соответствии с предполагаемой внешностью населяющих их богов, богинь или пантеонов.

Я слышал, что это боги являются нашим отражением, а не наоборот. Что ж, пожалуй, сообразительный бог мог бы придумать что-нибудь и получше, чем создавать себе верующих по своему образу и подобию. Если у него есть выбор.

Инстинкт подсказал мне начать с нижнего конца улицы, где последняя пара шатких храмов нависала над бурлящим коричневым потоком. Первый же человек, к которому я обратился, показал мне развалину, которую лишь два шага отделяло от того, чтобы быть худшей на всей улице. Я уже как-то раз посещал это здание, но по другому делу. Новое руководство не внесло существенных улучшений.

У Эас и Айгори дела обстояли лучше, чем у их соседей. Это означало, что реке пришлось бы подняться над приливом не на фут, а на целый ярд, чтобы смыть их храм с лица земли.

Мой ум, подобный стальному капкану, мгновенно отметил, что этот йимберский культ несколько более преуспевает по сравнению с теми двумя, что принесли в мой дом невзгоды: у А-Лафа и А-Лат вообще не было собственных храмов.

Даже после того, как я тридцать лет вынужденно прожил с самим собой, я все же испытывал некоторые колебания, приближаясь к этому хлеву. Он мог похвастаться лишь одним пустым помещением, способным вместить тридцать человек – если они были невелики ростом и не возражали против того, чтобы обнаружить свой нос под мышкой у соседа.

Жрец оказался совсем не таким, как я ожидал, – что, в общем-то, неудивительно, учитывая, что я и религия имеем мало общего. Он мог бы сойти за толстого монаха-подручного из какого-нибудь монастыря с преуспевающего конца улицы; на нем даже было соответствующее черное одеяние. Однако его наряд избегал воды и мыла на протяжении столь долгого времени, что к настоящему моменту такой контакт мог бы оказаться фатальным для ткани.