Хроники Черного Отряда. Книги юга: Игра Теней. Стальные сны. Серебряный клин

– Да. Ты меня не разубедил. И эти коротышки тоже. Без своих кукловодов они нам не помеха. Или это не так?

– Наверное, так, – простонал Гоблин.

– Что же тебя смущает?

– Думаешь, я позволю вам туда ехать без прикрытия? А задница, чай, не железная.

Он растянул рот в лягушачьей ухмылке. Я улыбнулся в ответ.

По словам наших хозяев, до Годжийского брода, ближайшей и самой удобной переправы через Майн, было часа четыре езды верхом. Лебедь говорил, что на восьмидесятимильном отрезке Майна есть четыре брода: Терийский, Нумский, Годжийский и Ведна-Ботский. Терийский располагается выше всех по реке. За ним Майн течет по суровым крутобоким ущельям, слишком неудобным для военных операций. Хотя, по словам Гоблина, маленькие посланцы Длиннотени прошли именно там, не желая привлечь к себе внимание остальных Хозяев Теней. И по дороге потеряли треть личного состава.

Ведна-Ботский брод, ближайший к морю, существует лишь в самые сухие месяцы.

Восемьдесят миль от Ведна-Боты до моря были совершенно непроходимы. Кстати, названия Ведна-Бота и Тери носили деревни, брошенные жителями во время прошлогоднего вторжения Хозяев Теней. Они так и остались пустыми.

Нума же с Годжей располагались за Майном, на таглиосской земле, ныне оккупированной врагом. Годжийский брод был основной переправой. Побывавшие там Лебедь, Мэзер рассказали мне все, что им было известно. Расспрашивая их о других переправах, я сделал забавное открытие: каждый из троих не знал самое меньшее одного брода. Ха-ха!

– Мы с Гоблином проверим Годжийский. Мурген, вы с Корди отправляйтесь к Ведна-Ботскому. Шадид с Лебедем – к Нумскому. Синдав с Ножом – к Терийскому.

Каждого из троих приятелей я послал в незнакомую ему сторону.

Корди рассмеялся. Лебедь нахмурился. А Нож… Интересно: если сунуть его ногами в огонь, отреагирует?

Мы разъехались. Госпожа, Масло, Крутой и солдат Синдава остались на постоялом дворе залечивать раны. Гоблин ехал рядом, но почти не разговаривал со мной – только высказал надежду, что уж сегодня погода не испортится. И, судя по тону, надежда была слабовата.

Лебедь сказал, что слышал, будто Хозяева Теней укрепляют южный берег Годжийского брода. Еще один признак того, что противник двинет основные силы туда. Мне очень хотелось, чтобы так оно и вышло. На картах местность выглядела – лучше не придумаешь.

Через два часа снова заморосило. Отличная погода для мрачных мыслей.

Если забыть про вчерашнее приключение, то можно радоваться жизни – меня в первый раз оставили в покое, позволив всласть предаваться унынию. Гоблин был нем как надгробие. Казалось бы, самое время завариться мрачным раздумьям по поводу взаимоотношений с Госпожой, однако она, противу ожиданий, никак не шла на ум. Вместо этого я принялся размышлять, во что же такое я втравил Отряд и влез сам.

Я стоял во главе, однако не командовал. С момента посещения монастыря вокруг происходили вещи, не поддававшиеся ни управлению, ни осмыслению. Пребывание в Гиэ-Ксле и плавание по реке только усугубили эту ситуацию. Теперь я чувствовал себя бревном, несомым бурным потоком. Очень слабо представлял, кто с кем что и для чего делает, однако сам барахтался в этой круговерти. Вся надежда на последнее отчаянное усилие, на неистовый рывок. Наверняка я знал одно: если позволю Прабриндра втянуть меня в свои дела, то примкну заведомо не к той стороне. Теперь я понял, что чувствовал Капитан, когда Душелов заманила нас на службу. Прежде чем начали подозревать, что совершили ошибку, мы уже дрались в Форсбергской кампании.

Наемнику нет надобности понимать, что происходит. Достаточно с него золота, которым платят за службу. Именно это вдалбливали мне в голову с того момента, как я записался в Отряд. Нет правых и неправых, нет добрых и злых, а есть только наши и не наши. Воинская честь – понятие для внутреннего потребления, она существует только во взаимоотношениях между братьями. Вне Отряда честь может состоять лишь в том, чтобы не обманывать нанимателя.

Впервые за века существования Отряда – и в основном благодаря моим стараниям – мы сражаемся главным образом за себя. Этот же контракт, если примем его, совпадет с нашими желаниями. Станет нашим орудием. Если я не потеряю голову и не собьюсь с пути, Таглиос со всеми своими таглиосцами поможет нам достичь цели.

Хотя на этот счет одолевали сомнения. Мне были симпатичны таглиосцы, особенно нравился их боевой дух. После великих потерь, понесенных в борьбе за независимость, они все еще готовы сражаться с Хозяевами Теней. Которые, узнай я их поближе, вряд ли пришлись бы мне по сердцу.

Итак, еще не приступив к делу, я нарушил первое правило наемника и дал волю чувствам. Такой вот я глупец.

Проклятый дождь, казалось, затаил против нас личную злобу. Он не усиливался, однако от этого было не легче. К востоку же и к западу от нас виднелись просветы, явно означавшие чистое, солнечное небо. Боги, если только таковые существуют, видимо, организовали пакостную морось специально для меня.

Последние обитаемые места, встреченные нами по пути, лежали в шести милях от Годжийского брода. Далее попадались лишь заброшенные деревни, пустовавшие уже много месяцев. Хотя земли были неплохи. Значит, местные порядком напуганы, если бросили такие владения. Обычно для крестьян смена хозяина не слишком ощутима.

Видимо, те пять тысяч, что убежали на север и не вернулись, знали, от чего бегут.

Земля здесь была ровная как столешница, и дорога, хотя она и в хорошем состоянии, не предназначалась для передвижений войск. Никаких укреплений – ни рукотворных, ни естественных – на глаза не попадалось. Я и отдаленного их подобия нигде в таглиосских пределах не наблюдал. То есть бежать некуда и прятаться в случае катастрофы почти негде. И я проникся большим уважением к Лебедю со товарищи, решившимся совершить то, что совершили.

Глинистая земля, размокнув, превращалась в топкое месиво – сущее испытание для сил и терпения даже моего неутомимого скакуна. К сведению полководца: для битв надо выбирать ясные, сухие дни. И противников заказывать только слепых.

Однако в нашем деле приходится брать что дают…

– Ты чертовски мрачен сегодня, Костоправ, – заметил Гоблин после продолжительного молчания.

– Я? Да ты и сам не болтливей булыжника.

– Не нравится мне все это…

Признание не в стиле Гоблина. Оно означает, что колдун охвачен тревогой до кончиков ногтей на ногах.

– Думаешь, не справимся, если возьмемся?

Он покачал головой:

– Не знаю. Может, и справимся. У тебя всегда что-нибудь находится в загашнике. Только устали мы, Костоправ. Утратили вкус к таким делам. А что, если все сделаем как надо, пробьемся, дойдем до Хатовара – и в самом конце получим шиш?

– Ну, это с самого начала не исключалось. Я никогда не говорил, что непременно выйдет прок. Просто считаю, надо сделать дело, потому что я поклялся. А когда передам Анналы Мургену, то и с него возьму такую же клятву.

– Наверное, нам больше нечем заняться.

– Пройти до конца мира и обратно. Чем не занятие?

– Только насчет первой цели я как-то сомневаюсь…

– Я тоже, дружище. Анналы обрываются где-то между событиями в Гиэ-Ксле и Таглиосе. И сдается мне, таглиосцы что-то знают об этом. Но молчат. Надо бы испробовать на них старый отрядный трюк – двойную перетасовку…

В дожде, надо сказать, было и нечто положительное. Он снижал видимость. Я и не заметил, как позади остался гребень последнего холма и мы двинулись вниз, к Майну и Годжийскому броду. Часовые с южного берега сразу бы нас засекли, будь погода получше. Гоблин сориентировался первым:

– Приехали, Костоправ. Река – прямо здесь, внизу.

Мы осадили коней.

– Что на той стороне, чуешь?

– Люди. Не сказать, что очень бдительные. Только пара бедолаг на часах.

– Как думаешь, что это за войска?

– Увальни третьесортные. Будь у меня время, сказал бы больше.

– Время у тебя есть. Я пока поброжу вокруг и осмотрюсь.

Место оказалось именно таким, как мне рассказывали. Дорога отлого спускалась к броду, расположенному чуть выше излучины реки. За излучиной с нашей стороны в реку впадал ручей, хотя к нему пришлось подойти вплотную, чтобы убедиться – его загораживал взгорок. Берега ручья, как водится, заросли деревьями и кустами. По ту сторону дороги также был подъем, то есть она шла по дну неглубокой ложбинки. Выше брода река расширялась и плавно сворачивала к югу. С нашей стороны ее берег был высотой от двух до восьми футов и везде, кроме самого брода, закрыт растительностью.

Все это я облазил и осмотрел тщательнейшим образом, оставив коня на попечение Гоблина за холмами. Подобрался даже к самому броду и полчаса просидел в мокрых кустах, разглядывая укрепления на том берегу.

Нас явно не желали пропускать через брод. По крайней мере, без боя.