Одзёсама

– Это ещё не доказано, – я взяла палочки в правую руку.

Отцу кто-то позвонил, он ушёл в прихожую.

– Так докажи, – Сабуро упрямо смотрел на меня. – Ты ошибка! – Мать пожалела тебя и не сделала аборт.

– Наоборот! – я отложила палочки.

– Ты женщина, закрой рот.

– Только после тебя.

У нас назревал спор, это обычное явление для наших отношений с Сабуро.

– Тэмаэ, – брат оскалился.

– Кусотарэ.

– Умрёшь в одиночестве, с таким стервозным характером.

– Вся в тебя, братик.

– Старая дева.

– Что случилось, брат? Хламидиоз замучил?

– Ахах, – усмехнулся Джиро.

– Ну, всё, началось, – вздохнул Широ, и поднял тарелку с салатом со стола.

– Дарасинай!!!

– Ксо яро!!! – Я взяла в руку тарелку с рыбным салатом, и швырнула Сабуро в лицо.

– Дура! – Он кинул в меня кусок стейка.

– Кусо! – Воскликнул Ичиро, и ушёл из-за стола.

Джиро достал телефон, и начал снимать весь этот цирк.

– Как же я тебя ненавижу! – Я облила белую рубашку Сабуро красным вином из бокала отца.

– У нас всё взаимно сестрёнка! – Он плеснул мне в лицо гранатовым соком.

– Точняк на лям лайков потянет! – Засмеялся Джиро.

На это чп пришёл отец. Он не знал, с чего началось это шоу, но я – то знала, какое наказание ждёт меня. Так хотелось доказать правду, но никто не слушал.

– Что за! Ацу! Сабуро! Джиро, ты что делаешь?! Камеру выключи!

Я стояла в кабинете отца, он отпил из бутылки три глотка холодной воды, и сел на диван.

– Сабуро, как всегда, ни в чём не виноват? – Я сжала кулаки.

– Молчи, я не давал права говорить тебе.

Стрелка часов передвинулась с 25 на 30 минут. Отец закурил, открыв окно, он посмотрел на меня.

– Ацу, ты же не глупая девочка, – отец сел напротив меня. – Двадцать раз хватит, – он достал из стола розгу.

Я опустила глаза в пол и повернулась спиной к отцу. Зажмурив глаза, я услышала, как он замахнулся. Этот звук пронзил моё тело. Я напряглась, ручка двери опустилась, в кабинет зашёл Осаму. Отец опустил розгу, и поздоровался с ним.

– Что-то случилось? – Отец убрал орудие битья обратно в стол.

– Нет, я приехал, чтобы занести одни бумаги, – Осаму посмотрел на меня затяжным взглядом. Это был высокий и крупный мужчина 39 – ти лет. Его остроскулое лицо всегда чисто выбрито, без единой царапинки. Лицо Осаму как обычно было задумчивым и мрачным, словно он нёс самую тяжёлую ношу. Припухлые розовые губы аккуратно смотрелись на его лице. Острый нос с горбинкой и высокой переносицей придавал гордый и уверенный вид.

Миндалевидные глаза накрывало веко, от чего взгляд Осаму был прищуренный с оттенком хмурости. Прямые брови никак не отражали его настроение, как будто они были нарисованы.

– Давай их сюда, – отец протянул правую руку.

– Ацу снова что-то натворила? – Осаму не поворачивался ко мне.

– Да, – вздохнул отец. – Даже чужие люди замечают, как тебе не стыдно! – он включил ноутбук. – Ей и двадцать раз розгой мало.

– Двадцать для такой хрупкой девчонки? – Осаму обернулся.

– Чем больше закалки получит в семье, тем легче будет в семейной жизни.

– Горо – сан, позвольте мне предложить вам наказание для Ацу? – Осаму немного поклонился.

– Ну?!

– Она должна написать иероглиф «бян» 1000 раз.

– «Бян»? – Отец приложил карандаш к губам. – Да, думаю, это хорошая идея. Утомительно и раздражительно. Иди вместе с Ацу в её комнату и контролируй её, – приказал отец.

Мы зашли в мой уголок мира и спокойствия. Осаму тихо прикрыл дверь. Я достала несколько тетрадей по 96 листов, и десять черных маркеров.

– Преподавательница одного китайского университета очень строго относится к опозданиям студентов и раньше заставляла писать их за это 1000 английских слов. Но как-то раз она увидела этот иероглиф и подумала, что это наказание куда лучше предыдущего! И, несмотря на то, что по количеству текста 1000 иероглифов занимает меньше места, чем 1000 английских слов, студенты начинают сходить с ума уже на 200-м иероглифе и обещают впредь никогда не опаздывать, – произнес Осаму, подходя к столу. – За рамками пыточных фантазий китайской преподавательницы этот иероглиф можно встретить лишь в одном месте: в лапшичных провинции Шэнси, которая специализируется на продаже Лапши Бянбян. Посмотрев на вывеску, можно узнать ужасную правду об иероглифе: даже в том единственном случае, когда он действительно к месту, его нужно написать дважды.

– Даже не знаю, благодарить вас или проклинать, – я подняла взгляд на Осаму.

– Пусть болят руки, чем синяки по всему телу, – он слегка улыбнулся, но в его глазах по прежнему стоял мрак и бесконечный туман.

Я закончила своё наказание в час ночи.

– Ровно 1000! – Гордо произнёс Осаму. – Пойду покажу твоему отцу, – он собрал тетради со стола.

– Отец уехал.