А утром пришел Фо…

Агеев с Рыбалкиным возвращались через третий пост, чтобы проверить, как там дела. Стоявший на посту Слава Бабин сказал, что выстрелы слышал и даже звонил по этому поводу в караулку. Там ему ответили, что уже в курсе. У него же – все спокойно.

– Но ты все равно будь начеку, – предупредил Агеев.

– Пусть приходят – отстрелю яйца, – невозмутимо ответил Слава, похлопав по автомату.

Агеев с Рыбалкиным побежали дальше и вскоре добрались до караулки.

– Часовой! – крикнул разводящий, пнув калитку. – Чего не открываешь? Оглох?

Все еще дежуривший на собачке Сычев, казалось, не слышал. Он стоял спиной к ним и на что-то пялился.

– Бык, открывай, говорю! Резче!

Сычев вышел из оцепенения, подошел, клацнул щеколдой и снова на что-то уставился. Только теперь Агеев заметил, что на крыльце караулки какая-то суета. Даже начкар оказался тут. Агеев побежал к нему:

– Товарищ капитан! Там, на посту…

Саморов повернулся, и Агеев умолк. Никогда еще он не видел капитана таким растерянным. Начкар был бледен, как туман.

– Там, на втором… – сбивчиво продолжил Агеев. – Волков… Я не знаю, что случилось. Но он мертв и…

И тут Агеев увидел, как заносят в караулку Провина.

– Господи боже! – Разводящий отпрянул от неожиданности, с трудом сдержав подкатившую к горлу тошноту.

Фонарь осветил перепачканное грязью лицо старшего сержанта и зияющую на горле рваную рану. Голова Провина была запрокинута, рот приоткрыт, в широко распахнутых глазах застыл ужас. Форма на груди пропиталась кровью.

Агеев вышел из-под козырька, прижался спиной к стене караулки, сдерживая дрожь во всем теле. Какое-то время он стоял так, вскинув голову, подставляя лицо под ручеек, сбегающий с крыши. Он глубоко вдохнул, выдохнул и пошел следом за остальными в караулку. Оглянувшись у двери, увидел, что Рыбалкин стоит у распахнутой калитки, упершись лбом в железную сетку ограждения, и что-то бормочет. Что он там делает? Прислушавшись, Агеев разобрал лишь слово «прости». И вдруг разводящему показалось, что в лесу неподалеку кто-то стоит. Девушка! Причем голая! Он зажмурился, снова посмотрел туда – никого. «Неужели и у меня уже глюки начались?» – подумал Агеев, заходя в караулку.

Тело Провина занесли в комнату начальника караула, положили на кровать. Какое-то время Саморов сидел в кресле, растирая виски кулаками. Солдаты толпились рядом. И тут капитан словно очнулся.

– Чего уставились? – рявкнул он на мявшихся у двери подчиненных. – Караул, в ружье!

Никто не шелохнулся.

– Ну, чё стоите? – закричал он что было сил. – Команда «В ружье!» была…

В караулке начался переполох. Каждый вдруг осознал опасность и серьезность ситуации. Завыла сирена открытой оружейной пирамиды. Солдаты хватали автоматы, бронежилеты, каски. Вскоре все стояли посреди комнаты бодрствующей смены и, перешептываясь, ждали распоряжений. Саморов все еще сидел у тела своего помощника, с отвращением рассматривая кровавое месиво на шее Провина. Казалось, что горло тому не перерезали, а буквально вырвали… Наконец капитан встал, вышел в комнату бодрствующей смены, окинул строй долгим взглядом и хрипло повелел:

– Ножи к осмотру!

Все вынули из ножен штык-ножи. Начкар внимательно осмотрел каждый.

– Товарищ капитан, вы думаете, что это мы его… Ну… это… – спросил Агеев и провел пальцем по горлу.

Суровый взгляд капитана скользнул по лицам и уперся в пол.

– У нас с Жекой, конечно, далеко не гладкие были отношения, вы об этом знаете. Но чтобы так… – сказал Агеев и добавил: – К тому же Волкова на посту тоже кто-то…

– Да ни хрена я не думаю! – рявкнул капитан.

Он подошел к дверному проему, постоял какое-то время, упершись лбом в косяк.

– Провин… Волков… – пробормотал он.

Саморов взглянул на тело сержанта, стукнул кулаком по стене, словно решился, и пошел к пульту связи. Заметно дрожащей рукой снял трубку. Но вместо гудка в трубке была тишина.

– А, черт! – взревел капитан, швырнув трубку на пульт. С частью связи не было. Пальцы начкара заскользили по тумблерам. Молчание. С постами связи тоже нет! Капитан яростно ударил кулаком по теперь бесполезному пульту и крикнул: – Караул, становись!

Он прошелся вдоль строя, вглядываясь в растерянные лица.

– Агеев, Шурович, Трошников, Роганин… Четверо! Кого нет?

– Бабин и Драпко на постах. Гриненко там же вместо Волкова. Сычев на собачке. – Агеев окинул взглядом строй. – Стоп, а где Саня?

– Так, ну и где Рыбалкин? – тихо спросил капитан.

Все лишь пожимали плечами.

– С тех пор как мы вернулись с поста, я его не видел, – ответил разводящий.

– Кто-нибудь знает, он вообще заходил в караулку?

Тишина.

– Шурович, сбегай на собачку, спроси.

Тот умчался, а вернувшись, сообщил:

– Сычев сказал, что Рыбалкин в караулку не заходил. Говорит, видел, как тот в лес пошел.

– Черт все дери!

Капитан какое-то время помолчал.

– В общем, так, – наконец сказал он. – Всем занять оборону в караульном помещении до дальнейших указаний. Позиции покидать лишь с моего личного разрешения. Ясно? По местам!

Солдаты поспешно рассыпались по караулке.

– Агеев! – позвал капитан.

– Я!

– Бери с собой Роганина и дуйте на усиление постов.

– Есть!

Те побежали к выходу.