– Парень мой, вот какой!
– А ну говори, где ты находишься, я за тобой приеду сам! Никаких Юрок! Будет мне по Москве гонять с какими-то придурками.
Натка в ответ обиженно засопела, но в конце концов назвала адрес. Может, я, конечно, и был чуть резковат, но это моя пятнадцатилетняя дочь, и если с ней что-нибудь случится, я никогда себе не прощу.
Уже на выходе, еще раз бросил взгляд на дверь Славкиной комнаты – тишина. Спит. Еще одна волна раздражения поднялась из недр души – напилась, забыла о дочери, о том, что я приду с работы голодный, да и вообще… в кухне невиданный бардак.
***
Натка ждала меня, стоя под козырьком подъезда, прячась от моросившего дождя.
– Чей это дом? – пока она усаживалась в машину рядом со мной, спросил я. – Что ты там делала?
– Да ничей, па. Просто стояла там и ждала тебя.
– А кто такой этот Юрка?
– Никто, – дочь надулась, отвернулась к окну, показывая мне, что разговор окончен.
Но ничего, я этого так не оставлю! Завтра утром спрошу с жены, как она могла допустить, чтобы наша дочь-малолетка шлялась с какими-то непонятными пацанами. Рано ей ещё.
Незаметно бросил взгляд на колени дочери, обтянутые лайкрой. И юбка слишком короткая, и духами слишком призывно воняет…
По дороге домой заскочил в «Burger King» взять хоть что-то перекусить. Дочь обрадовалась, оттаяла, начала хрустеть картошкой. Молчание уже не было таким напряжённым – оба были заняты поеданием фастфуда.
Дома сразу отправил ее смывать чересчур броский макияж, а сам закрылся у себя в спальне. Завтра снова вставать ни свет ни заря – контракт, над котором мы бились с командой юристов, должен быть подписан в конце этой недели, а с каждым днём, как назло, в нём находилось всё больше и больше нестыковок. И именно Марго указывала на них. Как бы она ни раздражала меня своей безапелляционностью, надо отдать ей должное – Маргарита Бессонова слишком ценный кадр. Такими опытными специалистами не разбрасываются.
Глава 6
Проснувшись, я еще какое-то время лежала с открытыми глазами, пытаясь сообразить, почему так темно. Я отчетливо помнила, как пришла Люська и мы собирались пить чай с тортом, который она принесла. А потом она открыла бутылку вина и всё подливала мне в бокал и подливала, и про чай мы уже не вспоминали. Затем она откуда-то достала ещё бутылку. Помнила, что она в очередной раз перемывала кости Стасу и чихвостила меня за то, что я ничего дальше кухонной плиты не вижу, а потом… потом всё, темнота.
Постойте, а как же Натка? Я же должна была забрать ее с занятий.
Как ужаленная села в кровати, и тотчас же затылок прошила резкая боль, заставившая меня застонать. Позор! Я напилась в будний день без всякого повода и совершенно забыла о своих обязанностях!
С ужасом представила, как Стас пришёл домой, а на ужин ничего нет, и…
Я не выдержала.
Сунув ступни в тапочки, помчалась в кухню. В коридоре врезалась в корзину для белья, и она с грохотом отлетела в стену. Уже почти достигла цели, когда муж появился на пороге своей спальни.
– Выспалась? – в его голосе сквозила ирония.
– Пить захотелось, – пробормотала я.
– Рассол наш лучший друг.
– По себе знаешь?
В два шага Стас настиг меня и схватил за плечи.
– Ты что творишь?! Забыла, что Натка под дождём на улице непонятно с кем…
– Как на улице? С кем? – вцепившись в ворот его халата, в ужасе подняла взгляд на Стаса.
Мы оба стояли в тёмной кухне и при свете луны, заливавшем кухню, я видела злость в глазах мужа.
– Ты, наверное, хочешь, чтобы с нашей дочерью приключилась такая же история, как с тобой?! – он еще крепче стиснул мои плечи и слегка встряхнул. – Чтобы она так же как, и ее мать, превратилась в поломойку-борщеварку?
Он замолчал, видать, понял, что сказал, но было поздно. Не знаю, откуда буря поднялась внутри – я оттолкнула Стаса и со всего маху ударила его по щеке. И сжалась в ожидании ответного удара. Его не последовало. Стас глухо выругался и ушел в спальню.
Слёзы покатились по щекам. Поломойка-борщеварка? Это я, которая из кожи вон лезет, чтоб ему и нашей дочери комфортно жилось?! Чтобы, приходя уставшим с работы, муж мог расслабиться и почувствовать себя, как у Христа за пазухой?! Не я ли не спала ночами и писала ему диссертацию, помогала окончить университет, засунув свои собственные амбиции куда подальше?!
Всхлипывая, я нещадно тёрла жесткой мочалкой раковину, пытаясь отскрести засохшее пельменное тесто, выброшенное Люськой. А, к чёрту! Пусть сам скребёт, если хочет!
Опустилась на табуретку и горько заплакала. Не сразу заметила, что не одна.
– Мам, – раздался тихий шёпот дочери. Натка отняла мои ладони от лица. – Не плачь. – От ее неожиданных слов стало ещё горше. – Вы что, с папой поссорились?
Я упрямо замотала головой, утирая слёзы рукавом.
– Нет, ну что ты, все нормально, малыш.
– Не ври, я слышала, как он на тебя кричал.
Кричал? Только не это. Еще не хватало, чтобы дочь слышала наш спор и эти гадкие слова Стаса.
– Мам, не плачь, ну пожалуйста… – она обняла меня, прижалась. – Ты у меня самая красивая, самая умная, правда…
– Ага, конечно, – всхлипнула я. – Куда ж еще красивее? Полотерка. Табуретка я кухонная, вот кто.
Ната хихикнула:
– Никакая ты не табуретка. Ты моя самая красивая и милая мамочка, и я тебя очень люблю. И папа тебя любит, только он сам этого не знает.
– Иди спать, Натусь, – глухо проговорила я, поднимаясь.
Уж если и до ребёнка дошло, что между родителями отношения не айс, то куда же может быть хуже?
– Мам, а давай завтра со мной на танцы? У нас родители тоже приходят.
– Когда мне, Нат? Завтра и за продуктами надо заехать, и ужин приготовить… Иди спать, а то в школу не проснёшься.
***
Я так и не уснула. Лежала, сдерживаясь, чтобы больше не плакать. Стены в доме не такие уж и толстые, а мне не хотелось, чтобы из-за меня не спала дочь, да и вызывать унизительную жалость мужа тоже не хотелось. Пусть он не думает, что сделал мне больно, назвав… вещи своими именами.
Впервые за многие годы я не встала утром готовить завтрак, варить кофе, провожать мужа на работу. Не могла представить, как буду смотреть им в глаза. И Стасу, и Натке.